ЯАКОВ ПИЧКАРЬ

Яаков Пичкарь, или Яша, как мы его называли, родился в 1911 году в маленьком местечке Смотрич на Украине. С юных лет он примкнул к движению "ха-Шомер ха-Цаир" (правое крыло) и быстро стал одним из его лидеров. До конца 1920 года эта организация, к которой принадлежала и я, действовала легально, но затем начались массовые аресты сионистов, и члены ее ушли в подполье. Когда появились признаки того, что ОПТУ начало интересоваться Яшей, движение послало его в Москву, в "Гдуд". Там он тоже отличился, и его избрали в центральный комитет. В 1932 году был арестован и сослан на три года в Ташкент, где я и встретилась с ним; как уже упоминалось, мы входили в одну коммуну в составе шести человек.

В 1935 году Яша получил от Е. Пешковой сообщение о том, что власти готовы удовлетворить его прошение о "замене". Одновременно он получил из Эрец Исраэль деньги на билет. Но его отъезд в то время не состоялся, потому что власти не спешили выполнить обещание, данное Пешковой. Волокита с оформлением документов, нужных для выезда, тянулась до тех пор, пока его не подвели под новый арест.

В конце 1935 года кончился срок его ссылки, и он поехал туда, где жили его родители. Поскольку в его

паспорте было указано, что он имел судимость за сионизм, его не прописали. Без прописки невозможно было устроиться на работу, и он возвратился в Ташкент. Моя подруга Маня Штереншис вернулась из Проскурова в Ташкент по той же причине. В 1936 году Яша и Маня вступили в брак по всем правилам еврейской религиозной церемонии; они надеялись, что в недалеком будущем, на основе полученной Яшей "замены" и прошения Мани о воссоединении семьи, смогут вместе уехать в Эрец Исраэль.

До начала больших чисток 1937 года и перехода властей к новому жесткому курсу "уничтожения врагов народа" в Ташкенте можно было жить сравнительно благополучно, и люди были настроены оптимистично. Несмотря на отметки в паспортах о судимости, в городе легко было получить работу и прописку. В 1937 году всему этому пришел конец: была арестована большая группа сионистов, в том числе Пичкарь, Эткин, Фарбштейн, Цап и Деревицкий, а также группа артистов еврейского театра.

По состряпанному ОГПУ обвинению, Пичкарь был "главарем контрреволюционной сионистской группировки". Его обвинили в том, что в годы ссылки он принимал участие в "сионистских сборищах" на квартире у Рубман и Штереншис, а также на квартире у Деревицких. Другой пункт: он проводил агитацию среди еврейских артистов, чтобы вовлечь их в антисоветскую сионистскую деятельность.

Следствие тянулось до 1938 года, а суд продолжался шесть дней. Как я упоминала выше, у ОГПУ был живой свидетель — Хая Фурман, которая жила вместе с нами, все слышала и видела и подтверждала то, чего от нее требовала прокуратура.

Приговор был суровым: Пичкарь, Эткин, Деревицкий и Цап получили десять лет заключения в лагерях с последующим лишением гражданских прав на пять лет. Артистов Айзенберга и Генделя приговорили к восьми годам лагерей, а Резника к четырем годам.

Наказание они отбывали в лагере Дальбарчин неподалеку от Ташкента. Условия в лагере были сравнительно легкие, сионисты жили там, как на воле, коммуной, получали передачи от родных и товарищей и работали в основном на полях, на сборке хлопка. Это было не слишком строгое "перевоспитание". Пичкарь отказался работать в знак протеста против того, что ему не дали возможности продолжать контакты с Пешковой относительно "замены".

Власти постепенно переходили к тяжелым формам репрессий. В 1938 году всех евреев, находившихся в лагере Дальбарчин, арестовали — на сей раз как уголовных. Исключением был только один, по фамилии Вассерман. Это был коммунист, приехавший из Палестины в советскую Россию, чтобы строить социализм. В 1933 году он был послан в Среднюю Азию, жил в Ташкенте и работал в ЦК комсомола Узбекистана. В 1937 году Вассерман, как и все коммунисты, приехавшие из других стран строить социализм в России, был арестован, обвинен в шпионаже в пользу Англии и приговорен к десяти годам исправительных лагерей. Отбывавших наказание в этом лагере в большинстве случаев относили к категории осужденных за бытовые преступления ("бытовиков"). Евреи, находившиеся в этом лагере, тоже считались "бытовиками".

Но в 1938 году, когда всех евреев-"бытовиков" обвинили в сионистской деятельности, это уже был большой политический процесс. Чтобы сделать его более впечатляющим, властям нужны были "главари". Такими главарями сионистского движения в лагере были признаны пятеро сионистов: Деревицкий, Пичкарь, Цап, Фарбштейн и Эткин. Предъявленное им обвинение состояло из четырех пунктов:

1. Они создали сионистскую организацию в лагере и вели активную работу по вовлечению в нее всех еврейских заключенных.

2.    Они занимались вредительством и саботажем на хлопковых плантациях.

3.    Они дали указание лагерному врачу Ходорову отравить больных заключенных.

4.    Они поддерживали связи с мировой буржуазией посредством писем в Палестину, которые они передавали своим родным во время свиданий.

Подследственных избивали до потери сознания но они отказывались подписывать признание в нелепых обвинениях. Когда издевательства не помогли, "главарей" бросили в лагерный изолятор Халак и пригрозили им смертной казнью. Процесс "главарей" сионистского движения в лагере Дальбарчин" закончился суровым приговором: десять лет лагерей и пять лет лишения гражданских прав. Деревицкий, Эткин и Пичкарь были отправлены на Колыму, а Цап и Фарбштейн — в другой лагерь в Средней Азии С Колымы возвратился только Пичкарь.

Этот рассказ о нем я пишу с его слов: он приехал в Израиль в 1970 году. До того, уже после освобождения из лагеря и реабилитации, он неоднократно подавал заявление о выезде, но ему отказывали.

В его рассказе о пережитом есть такой эпизод: в 1948 году он нашел в лагерной уборной кусочек га зеты, уже "использованной по назначению"; поскольку жажда знать, что происходит в мире, была велика, а газет заключенным не давали, он вытер загаженный клочок газеты и прочел на нем, что "израильские войска успешно продвигаются вперед". Эти слова, напечатанные в советской газете, по трясли его, и он сначала подумал, что это какая-нибудь историческая статья. Стал расспрашивать вольнонаемных, работавших в лагере, и, когда они ему рассказали о Войне за независимость в Израиле, упал в обморок.

Лишь на старости лет сбылась его мечта, которую он надеялся осуществить в 1936 году: он смог поселиться в стране с женой и двумя дочками.