НАЦИСТСКОЕ ВТОРЖЕНИЕ И УНИЧТОЖЕНИЕ ЕВРЕЕВ УКРАИНЫ

 

Когда немцы вторглись в Польшу и оттуда начали доходить слухи о зверских убийствах евреев, жители еврейских местечек на Украине отказывались верить этим слухам и утверждали, что это большевистская пропаганда. Ни один еврей из местечек на Украине не эвакуировался. Евреи говорили: "Хуже того, что с нами делали начиная с 1918 года до этого дня, не может быть". Евреи помнили хорошее поведение немецких солдат во время гражданской войны и думали, что нацисты времен второй мировой войны — это такие же немцы, люди спокойные и культурные.

Вторжение немецкой армии на территорию Украины через Польшу было неожиданным и продвигалось очень быстро. За несколько дней все местечки оказались на оккупированной фашистами территории. Когда евреи поняли, что они ошиблись в оценке положения, было уже поздно что-либо изменить. Невозможно было скрыться бегством: путь до железнодорожной станции пролегал через украинские деревни, жители которых ненавидели евреев и только ждали той счастливой минуты, когда можно будет отомстить евреям-коммунистам, причинившим им много бед. Они нарушили молчание, которое навязала им советская власть, зная, что теперь их уже не посадят в тюрьму за слово "жид". Напротив, они получили полную свободу действий, грабили имущество, убивали, поджигали здания общественных учреждении, на которых были таблички на идише, а после того, как немцы с их помощью окончательно уничтожили

 

еврейское население, они сожгли все дома евреев — чтобы случайно уцелевшему еврею, который пожелает вернуться в родные места, негде было жить.

По свидетельству жены Моше Шохата, которая чудом осталась в живых, ликвидация жителей Купе-ля проходила следующим образом.

В первый же день, когда немцы вошли в местечко, они приказали большой группе уважаемых евреев, стариков и молодых, собраться на площади перед большой синагогой. Там стоял памятник Ленину, и немцы потребовали, чтобы евреи сломали его голыми руками, без всяких инструментов. Когда люди попросили дать им инструменты, нацисты подняли их на смех. Тут евреи поняли, что над ними просто издеваются. Старики начали плакать и взывать к милосердию. В это время мимо проходила молодая украинка из села Чернява, находившегося по соседству с Купелем. Обращаясь к эсэсовцу, который стоял неподалеку от группы евреев, она сказала: "Вы думаете, они плачут, потому что им тяжело разрушить этот памятник? Нет, они просто не хотят поднять руку на своего бога — Ленина, проклятые коммунисты!" После этого офицер СС приказал застрелить самого старого из группы евреев, которого звали Зейдл Липес. Остальным евреям он приказал выкопать яму и похоронить в ней убитого старика вместе с его живым сыном, который лежал на трупе отца и не хотел расставаться с ним.

Украинские жители окрестных деревень восприняли это событие как сигнал к совершению любых злодейств против еврейского населения. Грабежи, убийства и жестокие издевательства стали повседневным явлением. Понятно, что евреям не к кому было обращаться с жалобами и просьбами о помощи.

Окончательная ликвидация еврейского населения Купеля была произведена нацистами в 1942 году. Евреи были разделены на две группы; первую группу ликвидировали в Рош ха-Шана, в еврейский Новый год,

 

вторую группу — в Йом-Кипур, в Судный день. Самым страшным было убийство в Йом-Кипур: в этот день всех мужчин во главе с раввином загнали в большую синагогу. Эсэсовцы вместе с бывшим начальником районного отделения милиции, украинцем по фамилии Безручка, приказали всем раздеться, вынуть из священного шкафа свитки Торы, развернуть их по длине всей синагоги, бегать по ним и топтать их ногами на протяжении всего дня, с утра до вечера.

И несчастные люди, подгоняемые палачами, топтали ногами святые книги, которые были для них дороже жизни. Те самые евреи, которые ради этих книг, ради своего еврейства готовы были умереть. Те самые евреи, что во время больших погромов могли спастись, если бы только согласились поставить икону на окно. Но они не делали этого, не хотели позорить свое имя еврея.

Нацистские убийцы решили не только физически убить несчастных, этого им было мало, они хотели перед смертью убить их духовно, причем выбрали для этого издевательства самый священный для евреев день — Йом-Кипур.

Вечером нацисты заставили несчастных выкопать яму и заживо похоронить в ней раввина, чтобы таким бесчеловечным образом лишить их духовного руководителя.

Привожу здесь письмо Моше Адлера, бывшего жителя Купеля, посетившего Купель сразу после окончания войны, старшей дочери раввина Ицхака-Меира Глезера Бебе.

 

4.6.1944 г.

Здравствуй, Беба!

По воле судьбы я недавно получил известие о тебе после того, как мы не виделись в течение семнадцати лет (с 1927 года). Во время одной из моих поездок по местам, расположенным недалеко от моей старой родины, меня потянуло увидеть Купель, родное местечко, которое я когда-то так любил. В

 

Купеле я встретил Шломо Кравеца, единственного нашего земляка, оставшегося в живых, вместе с женой и двумя детьми. От него я получил твой адрес.

Беба, я вынужден сообщить тебе горькую весть: из всех твоих родных, память которых дорога и мне, никто не остался в живых. Я слышал рассказ о трагической судьбе, постигшей твоего отца.

Когда немцы вошли в Купель, они первым делом начали издеваться над твоим отцом, чтобы тем самым показать глубокое презрение, которое они питают к еврейской общине.

Они хотели силой заставить его делать вещи, являющиеся для еврея осквернением святыни, и, когда он отказывался, пытали его. Они издевались над ним до того, что он вынужден был прятаться. И тогда немцы взяли пятьдесят одного еврея заложниками и объявили, что убьют их, если твой отец немедленно не предстанет перед ними.

Когда весть об этом дошла до него, он сдался в руки немцам, чтобы спасти жизнь заложников, но изверги не пощадили их: убили и заложников, и твоего отца. Он погребен на еврейском кладбище.

Заложников немцы загнали в маленькую камеру, где они лежали слоями друг на друге, и закрыли камеру наглухо, в результате чего в течение ночи большинство их погибли от удушья. Только те, кто находился в самом верхнем слое, выдержали эту страшную пытку; но и они не избежали общей судьбы и погибли через короткое время в ходе акции массового уничтожения евреев.

Так погиб твой отец и своей смертью завоевал вечную славу за то, что отдал жизнь за свою общину.

Беба, не плачь, пусть смерть наших близких станет девизом борьбы и мести нацистам — подонкам рода человеческого.

На этом заканчиваю. Будь здорова и счастлива, привет твоей семье.

Моше

 

Вечером того злосчастного дня немцы собрали всех евреев местечка, которые еще оставались в живых, — стариков, женщин и детей, присоединили к ним также мужчин из синагоги, всех вместе повели на еврейское кладбище и там расстреляли. На еврейском кладбище Купеля остались две братские могилы, а также много отдельных могил евреев, убитых или умерших с голоду в те страшные дни.

В течение длительного времени после войны, когда еврей — житель Купеля, который в военные годы находился в другом месте или вернулся живым с фронта — обращался в сельский совет и хотел узнать, что случилось с его родными во время войны, он получал стандартный ответ: "Члены вашей семьи умерли естественной смертью".

В 1991 году Купель посетил Михаил Глезер, сын покойного раввина местечка. В письме ко мне в Израиль он написал, что местечка больше нет, на его месте стоит типичная украинская деревня, и еврейское кладбище тоже не существует. Сохранился только один памятник на братской могиле, находящейся там, где было еврейское кладбище. За братской могилой ухаживает украинка по имени Аннушка. Надпись на памятнике гласит: "Здесь похоронены советские граждане, убитые немецкими захватчиками в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.". Ни одно слово не напоминает о том, что это могила евреев.

Плача, Аннушка рассказала Михаилу Глезеру, что в этой могиле похоронены сто семьдесят пять евреев. По ее словам, есть еще несколько братских могил, в каждой из них похоронено от пятидесяти до ста евреев, расстрелянных отдельными группами. Никаких памятников на этих могилах нет.

Каменные плиты памятников, оставшиеся на месте разрушенного еврейского кладбища, были использованы жителями окрестных деревень в качестве фундаментов для домов. В Купеле построено много краси-

 

вых домов на этих фундаментах. Аннушка также рассказала Михаилу о пятидесяти одном заложнике, которых немцы задушили в маленькой камере в 1942 году. По ее словам, все задохлись, никто не уцелел. Приведенная в письме Моше Адлера к Бебе Глезер деталь о том, что "только люди в верхнем слое выдержали эту пытку", видимо, с течением времени забылась.

 

Аннушка рассказала Глезеру о последней акции, завершившей ликвидацию еврейского населения Купеля. В один осенний день 1942 года староста местечка, некий Синико, вывесил объявление о том, что евреи должны собраться на главной площади местечка, откуда их перевезут в другое место. Жители дупеля не знали, куда их хотят перевезти. Стариков и больных погрузили на подводы. Никто не составлял списка этих людей, никто их не считал. Михаил Глезер полагает, что их повезли в окружной центр, город Волочиск, где немцы концентрировали евреев 13 маленьких местечек, чтобы затем вывозить их группами на расстрел.

Многие евреи не явились на площадь и пытались прятаться, но украинцы нашли их и выдали немцам. Таким образом, были уничтожены все евреи г. Купеля. Имущество евреев староста раздал украинцам, а дома были снесены, чтобы случайно уцелевшие еврейские жители города не могли в них возвратиться. На этом описании кончается письмо Михаила Глезера.

На протяжении многих лет после войны евреям было опасно в одиночку посещать Купель. В 1948

 

году, за несколько дней до Судного дня Иом-Кипур, я навестила подругу в Проскурове и собиралась оттуда поехать в Купель, чтобы посетить могилу родителей. Подруга объяснила мне, что это невозможно: жители самого Купеля и окрестных деревень настроены крайне враждебно по отношению к евреям, и в Купель можно поехать только в сопровождении милиционера. Она рассказала также, что несколько дней назад большая группа евреев ездила в Купель под охраной милиционеров, и была уверена, что милиция не скоро согласится сделать это еще раз.

Сестра моей подруги, жительница Проскурова, рассказала мне, что произошло в ее городе и в окрестных населенных пунктах во время немецкой оккупации. Когда немцы вошли в Проскуров, нееврейские жители оказали им восторженный прием. В городе сразу же начались погромы, убийства и грабежи. Немцы, разумеется, не мешали украинцам "веселиться", поэтому евреи сами попросили поселить их в гетто. Немцы обещали охранять их там.

В гетто города Проскурова собрались не только евреи города, но и еврейские жители всех местечек округа. Среди них было немало молодежи. Перед войной почти вся еврейская молодежь из маленьких местечек на Украине работала и училась в больших городах — Киеве и Одессе. Когда началась война, студенты растерялись и, вместо того чтобы эвакуироваться в глубокий тыл, подальше от мест, куда могли вторгнуться немцы, поспешили возвратиться домой к родителям. Немецкие фашисты особенно изощренно издевались над ними.

Молодых людей, вернувшихся в Купель, постигла та же судьба, какая выпала на долю еврейской молодежи из остальных местечек на Украине. Сначала их погнали в Проскуров пешком. Дорога была длинная, и вдобавок ко всему вспыхнула эпидемия тифа. Люди умирали от болезней и от голода. Ослабевших

 

и отставших от колонны нацисты пристреливали на месте.

В Проскурове было убито 76 тысяч евреев. По свидетельству жительницы Проскурова Доры Кнапер, приехавшей в Израиль в семидесятых годах, всех молодых людей, которых согнали в Проскуров из окружающих населенных пунктов, уничтожили. В настоящее время в Проскурове (Хмельницкий) есть две братские могилы; в одной из них покоятся 30 тысяч евреев, в другой — 46 тысяч.

В первый послевоенный год жители сел и деревень вблизи Проскурова использовали места, где проводились расстрелы и находились братские могилы евреев, для выпаса скота. Позднее евреи, возвратившиеся из армии и эвакуации, выкопали канаву вокруг этой площади, чтобы скот не мог пройти к местам могил. После этого крестьяне посадили на этом месте картошку. Группа молодых евреев, увидев это, уничтожила посадки и обратилась в проскуровский горсовет с просьбой помочь евреям поставить памятник на месте захоронения мучеников. Горсовет не удостоил просителей ответом, и тогда члены группы направили ходатайство в центральные органы власти в Москве. После долгих хлопот, включавших посещение приемных министров в столице и бесчисленные обращения к местному начальству в Проскурове, евреи получили разрешение установить на братских могилах два памятника. При этом, по свидетельству Доры Кнапер, власти поставили условием, чтобы в надписях на памятниках не упоминалось слово "евреи". Как и на многих других памятниках, разбросанных по обширным районам нацистской оккупации, на памятниках под Проскуровом было написано: "В память граждан Советского Союза, убитых немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны".

В Жмеринке — городе, расположенном неподалеку от Проскурова — все евреи остались в живых бла-

 

годаря тому, что город был оккупирован румынами, а не немцами. Солдаты румынской армии создали в городе гетто для евреев с румынским гражданством и вселили туда также евреев из Жмеринки. В отличие от проскуровского гетто в Жмеринке действительно охранялось. Но если еврей из другого населенного пункта, даже ребенок, подходил к ограде гетто и просил впустить его, то охранники гетто расстреливали его на месте.

В Волочиске было уничтожено 30 тысяч евреев. Немцы проделали эту "работу" за один день. Всех евреев города и ряда окружающих местечек собрали и повели на еврейское кладбище, заставили их вырыть большую яму, раздеться — и после этого всех скосили пулеметными очередями.

В течение долгого времени после этого злодейского побоища над братской могилой колебалась земля, потому что в яму упало вместе с убитыми немало живых людей, которые пытались после этого выбраться на поверхность.

После войны еврейское кладбище в Волочиске и братская могила жертв этой акции были в запущен-

 

ном состоянии, пока не приехал один богатый американский еврей, когда-то живший в этом городе. Он построил ограду вокруг кладбища и поставил памятник на братской могиле.

Уже будучи в Израиле, я на протяжении нескольких лет поддерживала связь со сторожем кладбища в Волочиске. С помощью евреев — выходцев из этого города, организации узников Сиона, во главе которой стоял Биньямин Вест, и Объединения олим из СССР, которым руководил Мордехай Цореф, мы ежегодно посылали сторожу по две посылки в награду за то, что он содержит в порядке памятник и ограду кладбища.

В то время обе эти организации еще занимались подобными "мелкими" делами. Позднее их внимание оказалось поглощенным политикой, и связь с кладбищенским сторожем в Волочиске прервалась.

Михаил Глезер, сын нашего покойного раввина, о поездке которого в Купель в 1991 году рассказано выше, побывал в ходе той поездки и в Волочиске. Старый еврей Михаил Айзен, житель этого города, повел его к памятнику на еврейском кладбище. То, что он увидел, представляло собой грустную картину: ограждение было разрушено, вся территория кладбища заросла колючками и бурьяном и была завалена мусором и всяким хламом.

Как рассказывал Айзен Глезеру во время этого посещения, он неоднократно обращался в городской совет с просьбой очистить территорию кладбища и починить ограду, но ответ всегда гласил, что у горсовета нет денег, и он ничем не может помочь.

В Волочиске в настоящее время проживают всего десять еврейских семей, и у них нет возможности сделать это собственными силами.

В Израиль приехало очень мало евреев — выходцев из маленьких местечек на Украине, так как лишь немногие из них остались в живых. Горсточка уцелевших и прибывших в страну не могла организо-

 

вать крупные мероприятия по увековечению памяти своих земляков. Поэтому в Израиле нет сегодня книг, посвященных этим жертвам нацизма, нет памятников, на которых упоминались бы названия исчезнувших общин и имена жертв, — таких, какие созданы в память погибших евреев Польши и Белоруссии и в память евреев Вильно, Ровно и других городов на территории России, которые Советский Союз "освободил" перед началом войны.

Те немногие выходцы из местечек на Украине, которые приехали в страну, организовали сбор пожертвований среди ветеранов страны и на собранные деньги установили памятные плиты в "подвале Катастрофы" мемориала "Яд-Вашем". В этом подвале есть памятные плиты Купеля, Миколаева и Волочиска. Для города Проскурова там установлена плита памяти не только жертв нацизма, но и жертв петлюровского погрома, унесшего много еврейских жизней в двадцатые годы.

Многие новые репатрианты из Проскурова и его окрестностей, жившие в этом городе после войны,

 

ныне проживают в Беэр-Шеве. В последнее время по их инициативе был поставлен памятник жертвам нацистов, погибшим в том районе. После войны, как будто назло евреям, власти Украины изменили названия ряда городов и дали им имена антисемитов и организаторов еврейских погромов в прошлые годы: Хмельницкий, Богдан и Шевченко. Поэтому город Проскуров сегодня называется Хмельницкий. К сожалению, это название пришлось написать и на памятнике, установленном в Беэр-Шеве.

Во главе группы инициаторов создания памятника в Беэр-Шеве стояли упомянутая выше Дора Кнапер и Шмуэль Рабер. После долгих хлопот, при поддержке мэра Беэр-Шевы, они получили разрешение установить этот памятник на территории военного кладбища в городе. 15 сентября 1988 года у подножия памятника был зарыт мешочек с прахом, взятым из братской могилы возле Проскурова. Его привезла в страну туристка из России.

Шмуэль Рабер родился в местечке Фалштейн, находившемся вблизи Проскурова. Во время нацистской оккупации он был в армии, воевал на фронте и остался в живых. Перед алией в Израиль он какое-то время жил в Проскурове. От него я услышала рассказ о гибели евреев Фалштейна. Это местечко в Каменец-Подольской области перенесло все бедствия и невзгоды, которые были уделом маленьких еврейских местечек на Украине в период гражданской войны и после нее.

В 1920 году, на следующий день после большого погрома в Проскурове, в отделение почты Фалштейна прибыла телеграмма, сообщавшая о том, что Петлюра с отрядом собирается посетить местечко и хорошенько "порезвиться" в нем. Телеграмму принял почтовый служащий по имени Циммерман — немец и антисемит. Он утаил это сообщение и не передал его в местное отделение милиции. В результате этого в тот злосчастный день в местечке погибло около тысячи евреев. Солдаты Петлюры "порезвились" от души, никто не препятствовал им в этом.

 

После гражданской войны Циммерман сбежал из Фалштейна в Харьков, который был в то время столицей Украины, но жители Фалштейна нашли его там и убили.

В двадцатые годы евреи местечка жили нормальной жизнью. Все беды, как и в других местечках, вернулись после отмены нэпа.

Йосеф Рабер, отец Шмуэля, был резником, ввиду чего, разумеется, попал в категорию "непродуктивных граждан", то есть граждан второго сорта. Чтобы быть "пролетарием", гражданином первого сорта, Шмуэль устроился на кожевенную фабрику в селе Войтовцы. Он был хорошим работником и уже через полгода стал считаться "настоящим пролетарием". Его даже повысили в должности и назначили агентом по закупке шкур у крестьян во всем районе. В тяжелые годы коллективизации и страшного голода на Украине у Шмуэля было много работы, потому что скот вымирал от бескормицы, и крестьяне продавали шкуры погибших животных государству.

Во время ликвидации нэпа отец Шмуэля Йосеф Рабер, резник, уплатил все налоги, которые требовал с него финотдел, поэтому дом у него не конфисковали. Но у Йосефа Рабера были также корова, теленок и коза, и, по тогдашним понятиям в "пролетарской" России, человек с таким количеством скота считался очень богатым, то есть "кулаком", и у него в процессе раскулачивания конфисковали корову, теленка и даже деньги сына. Все мольбы Шмуэля, все объяснения, что это государственные деньги, которые он должен уплатить крестьянам за шкуры, не помогли. Шмуэль оказался в долгу перед фабрикой и на протяжении длительного времени отдавал всю свою зарплату, чтобы расплатиться. При этом он еще радовался, что на фабрике поверили его объяснению и не обвинили в присвоении государственных денег: это спасло его от ареста.

 

В Фалштейне, как и в других еврейских местечках на Украине в те годы, сильны были сионистские настроения. Брат Шмуэля был активным членом движения "Гехолуц". Собрания активистов движения проходили всегда в доме Раберов, в комнате без окон, в задней части дома. В 1937 году арестовали всю группу сионистской молодежи местечка — пятнадцать человек — и отправили в Проскуров. После нескольких месяцев допросов и издевательств все они были расстреляны. Из тюрьмы возвратилась только одна девушка, двоюродная сестра Шмуэля. Ей было девятнадцать лет, но из тюрьмы она вернулась больная и седая, словно старуха. Она никому не рассказывала, что ей пришлось перенести в застенках НКВД. Люди боялись с ней заговаривать и задавать вопросы, а сама она избегала встреч с людьми.

Рабер рассказал также о случае, который произошел в Проскурове уже после войны, когда он проживал там. В 1948 году городские власти решили построить большой универмаг на том месте, где находилось старое здание КГБ. Когда здание снесли, в его подвале нашли кучу костей. Вокруг этого места собрались сотни людей, родные которых погибли в этих застенках, и потребовали выдать им кости для погребения, но работники КГБ отказались сделать это. Люди плакали, кричали и угрожали бунтом, но это не помогло. На место прибыл отряд милиции и разогнал собравшихся силой. Ночью кости погрузили в кузов грузовика и увезли неизвестно куда.

Накануне прихода немцев в Фалштейн евреи не покинули местечко, так как надеялись увидеть таких же немцев, каких они видели в двадцатые годы во время гражданской войны.

Когда немецкие солдаты вошли в местечко, старый почтенный еврей по имени Сема Мулер вышел им навстречу с хлебом и солью, что считается в России знаком большого уважения. Офицер, который шел впереди колонны солдат, выстрелил в Мулера и

 

убил его на месте: он был возмущен тем, что еврей осмелился приблизиться к его солдатам. Потом он приказал собрать пятнадцать молодых евреев, и все они были застрелены на этом месте.

В Йом-Кипур 1942 года немцы собрали всех евреев Фалштейна и погнали их в лес, находившийся на расстоянии пятнадцати километров от местечка, возле села Павлович. Там они заставили несчастных выкопать яму, загнали их туда и закопали живыми.

После войны евреи, случайно оставшиеся в живых, поставили памятник на братской могиле в лесу около села Павлович. Рабер, вернувшись с войны, посетил этот памятник и сфотографировал его. Через некоторое время нееврейские жители района разбили памятник, и теперь на месте гибели тысяч евреев нет никакого напоминания об этой трагедии. Дома евреев местечка крестьяне тоже разрушили, чтобы евреи не могли в них возвратиться. Все бывшие еврейские местечки превратились теперь в украинские деревни, и евреев там нет.

В Израиле я встретила Авигдора Свинера, ветерана страны и бывшего жителя Купеля, уехавшего в Эрец Исраэль еще в двадцатые годы. В 1968 году он побывал в Советском Союзе с экскурсией и по возвращении рассказал, что ему запретили посетить Купель. Родственники рассказали ему, что в Купеле, на том месте, где когда-то стояли дома еврейских жителей, сейчас раскинулась большая базарная площадь, где по вторникам, как когда-то в дни моего детства, проводятся ярмарки, на которые съезжаются люди из дальних и близких мест и ведут бойкую торговлю.

Яаков Пичкарь в 1963 году побывал в своем родном местечке Смотрич. И там на месте домов евреев раскинулась базарная площадь.

Евреи из маленьких местечек на Украине, которые остались в живых после нацистского нашествия и не приехали в Израиль, живут теперь в городах —

 

Проскурове (Хмельницком), Виннице и Каменец-Подольском. Те немногие, которые приехали в страну, как и те, которые остались там, до последнего времени были вне сферы внимания израильских писателей, журналистов и исследователей Катастрофы. Никто туда не приезжал, никто не писал о жизни евреев там ни в прошлом, ни в настоящее время. Словно и не было обширного края с кипучей еврейской жизнью, принимавшей самые различные формы — от ортодоксальной традиционности до активного сионизма. Даже словам "местечковый еврей" придали отрицательный смысл, словно в происхождении из местечка скрывается что-то позорное, унизительное, о чем лучше забыть.

Хочу отметить с одобрением, что совсем иначе повели себя в Израиле выходцы из мусульманских стран: они очень дорожат своими корнями, возвеличивают свою культуру и фольклор, выискивают в своем прошлом всякую крупицу того, чем можно гордиться. Ашкеназийские же евреи оказались людьми без корней, словно они не перенесли немыслимые страдания, а прямо с неба слетели на Землю обето-

 

ванную и стали в ней богатыми мапайниками и бюрократами-чиновниками, притесняющими "народ", то есть восточных евреев... Даже свой язык, идиш, они стремились предать забвению, в то время как сефарды берегут и уважают свой жаргон испанского языка — ладино.

Поэтому в этнической розни евреям из Европы надо винить не только выходцев из восточных общин, но и себя. Если сам не уважаешь свое прошлое, то и другие не уважают его.

Единственным аспектом жизни евреев в Советском Союзе, который удостоен внимания в Израиле и стал предметом многочисленных исследований и публикаций, является движение борьбы за свободу алии, возникшее после Шестидневной войны. Говоря об узниках Сиона, теперь подразумевают только деятелей этого движения. При всем моем уважении к ним и их борьбе хочу напомнить, что сионизм существовал еще в дореволюционной России и не был искоренен даже в самые мрачные периоды советской власти. Подавляющее большинство его лидеров и рядовых членов поплатились жизнью за то, что хранили этот уголек стремления к Сиону, не давали ему угаснуть. Это не дележка славой (погибшим и доживающим свой век сионистам тех времен слава уже не нужна), а лишь попытка восстановления исторической правды.

Если на протяжении долгих лет отсутствие внимания к жизни евреев до 60-х годов в Советском Союзе в целом и на Украине в частности объясняли трудностью доступа к источникам, то положение изменилось после распада Советского Союза. Теперь можно свободно приезжать на Украину, можно встречаться с живущими там евреями и услышать замечательные рассказы о праведниках народов мира — украинцах, которые действовали среди моря жестокости и зверств и оставались настоящими людьми, жертвовали своей жизнью ради помощи

 

людям, попавшим в беду, хотя они и были сынами другого народа.

Госпожа Шохат рассказала мне, что из всех жителей Купеля остался в живых только один еврей по имени Шауль Кравец. Его вместе с семьей на протяжении всех лет нацистской оккупации прятал украинский крестьянин из соседнего села Чернява. Отец Шауля Кравеца был когда-то добрым другом этого крестьянина.

Она рассказала мне также, что в Волочиске нацистские палачи повесили нееврейскую женщину за то, что она прятала в своем доме еврейскую девочку. Обеих повесили вместе в центре города. Эта добрая женщина до последней минуты старалась успокоить девочку и просила ее не бояться и не плакать.

В 1948 году я посетила Проскуров и в Йом-Кипур пошла в синагогу. Плач молящихся, спасшихся от когтей нацистских убийц, перерос в истерику, несколько женщин упали в обморок, когда началось чтение поминальной молитвы "Изкор". В какой-то момент все вдруг замолчали, и взгляды присутству-

 

ющих обратились в одну точку: в центре зала синагоги стояла русская женщина с пятью детьми. В наступившей тишине она объяснила детям: "Я знаю, это ваша церковь, еврейская синагога. Сегодня ваш народ поминает души жертв, погубленных нацистскими зверями. Я привела вас сюда, чтобы вы молились вместе со всеми. Плачьте и поминайте души ваших родителей, которые были убиты немецкими палачами вместе с семьями всех молящихся здесь, в этой синагоге".

Позднее мои знакомые, жители Проскурова, рассказали мне, что эта русская женщина до войны работала прислугой в еврейском доме. Когда в город пришли немцы, она успела спрятать детей этой семьи, а когда родителей вместе с другими евреями Проскурова заперли в гетто, она вывезла детей за пределы города. На протяжении всех лет войны она вместе с детьми скиталась с места на место, чтобы не попасть в руки немцев. Она нанималась на различные тяжелые работы, чтобы прокормить такую большую семью в военное время. Это была почти невыполнимая задача, но она с ней справилась: все дети остались в живых и вернулись домой.

В Йом-Кипур, в самый священный для евреев день, эта замечательная женщина привела в синагогу спасенных ею детей, чтобы вернуть их в лоно еврейского народа и его религии. Я очень сожалею, что не знаю фамилии этой женщины. Она заслуживает того, чтобы воздали ей честь в государстве Израиль и чтобы ее имя вписали в Книгу имен праведников народов мира. Такой же чести заслуживают человек из деревни Чернява и женщина из Волочиска.