- 193 -

Приложение

ПИСЬМО АЛЕКСАНДРУ СОЛЖЕНИЦЫНУ

 

Здравствуйте, дорогой Александр Исаевич!

Когда я прочитал Вашу книгу "Архипелаг ГУЛАГ", передо мной вновь всплыли страницы моего прошлого.

Во-первых я хочу поблагодарить Вас от имени моих умерших учителей-сионистов, лагерников, которые уже никогда не смогут взять перо.

Поистине, Господь Бог наделил Вас чудесной силой все пережить, запомнить и написать.

Эта книга - памятник всем заключенным сталинских лагерей.

Эта книга - крик правды о судьбе мучеников и праведников всех наций и народов России.

Эта книга - напоминание людям доброй воли и интеллектуалам о том, чтобы трагедия больше не повторилась.

Но, увы, Александр Исаевич, многие люди склонны забывать прошлое. Поэтому каждый день, час за часом, пока есть силы, узники сталинских лагерей должны напоминать о нем. И в первую очередь, в своей стране и своему народу, когда это возможно.

Александр Исаевич! Я еврей. В 1950 году вместе с двумя товарищами был арестован за попытку выехать в Израиль. Я просидел на Лубянке около года. Первой моей камерой была № 53, описанная в вашей книге "Архипелаг ГУЛАГ". И еще совпадение. Моим следователем был подполковник Езепов, портрет которого нарисован Вами.

 

- 194 -

Александр Исаевич! Позвольте параллельно Вашему описанию дать выписки из моих тюремных записок, написанных в конце 60-х годов в Москве, в ожидании нового ареста. Эти записки носят название "Еврейская камера Лубянки". Речь как раз идет о 53 камере, в которой Вы сидели. Я это делаю, чтобы Вам стали понятней мои мысли и чувства еврейского юноши, попавшего в те же условия.

Глава 5-я Вашей книги называется "Первая камера - первая любовь". Я хочу процитировать несколько отрывков из Вашего описания.

"После четырех суток моего поединка со следователем, дождавшись, чтоб я в своем ослепительном электрическом боксе лег по отбою, надзиратель стал отпирать мою дверь (камера № 67 - М. М.)".1 Вот строки из моих воспоминаний.

"Мне самому пришлось сидеть в таком боксе два дня. И поныне у меня осталось ощущение невыносимо яркого света. От него некуда спрятаться ни днем, ни ночью. К тому же стены бокса окрашены в белый цвет. Этой же краской покрыты маленький столик и деревянная койка. Свет, свет, свет кругом, свет и белизна! Он проникает в тело, в мозг, в воспаленные зрачки глаз. Понемногу начинаешь сходить с ума".

Далее Вы описываете камеру № 53:

"В середине марта к нам добавили шестого (идет речь о камере №67 - М. М.), а ведь здесь не знают ни сплошных нар, ни обычая спать на полу - и вот нас перевели полным составом в красавицу 53 камеру. 2

(Очень советую: кто не был, побывать!)

Это не камера! Это - дворцовый покой, отведенный под спальню знатным путешественникам...

А окно! - такое окно, что с подоконника надзиратель еле дотягивается до форточки, одна окончина такого окна достойна быть целым окном жилой комнаты.

И только склепанные стальные щиты намордника, за

 


1 "Архипелаг ГУЛАГ". Вермонт-Париж, стр. 181.

2 Там же, стр. 205.

- 195 -

крывающие четыре пятых этого окна, напоминают нам, что мы не во дворце.

Все же в ясные дни и поверх этого намордника, из колодца лубянского двора, от какого-то стекла шестого или седьмого этажа к нам отражается теперь вторичный солнечный зайчик.

Для нас это подлинный зайчик, живое дорогое существо. Мы ласково следим за его переползанием по стене, каждый шаг его исполнен смысла, предвещает время прогулки, отсчитывает несколько получасов до обеда, а перед обедом исчезает от нас". 3

Вот мои строчки: "Именно в эту камеру меня привезли в июле 1950 года из Калининского отделения КГБ. После ослепительного света бокса и ночного допроса утром передо мной открылась дверь камеры №53.

Это был новый для меня мир: вдоль стен стояли шесть коек, застланных солдатскими одеялами. Посередине - стол. В углу, у двери - большая цинковая кадка - "параша".

И дальше: "Я к тому времени был уже старожилом 53-й камеры. Кровать моя стояла у окна, на козырек которого садились голуби. Козырек - это жестяной щит, закрывающий нам свет и солнце. Дикие голуби напоминали нам о свободе. Голубое небо, видневшееся из-за двухметровых, обитых жестью стен прогулочного дворика, тоже кричало о ней - о свободе. Она была где-то совсем рядом - за стенами...".

Вот Ваше описание прогулочного дворика Лубянки.

"Зато арестантов четвертого и пятого этажей выводят на орлиную площадку - на крышу пятого...

Здесь ты видишь не отражение, не вторичным - само Солнце, само вечно живое Солнце! Или его золотистую россыпь через весенние облака. 4

Прогулка всего двадцать минут, но сколько же забот вокруг нее, сколь надо успеть! 5

 


3 Там же, стр. 205.

4 Там же, стр. 206.

5 Там же, стр. 206.

- 196 -

Вот портрет следователя Езепова из гл. 3-й Вашей книги. В те годы, по Вашему описанию, он носил звание капитана.

"Высок, просторен, светел, с пребольшим окном был кабинет моего следователя И. И. Езепова (страховое общество "Россия" строилось не для пыток) - и, используя его пятиметровую высоту, повешен был четырехметровый вертикальный, во весь рост, портрет могущественного Властителя, которому я, песчинка, отдал свою ненависть.

Следователь иногда вставал перед ним и театрально клялся: "Мы жизнь за него готовы отдать! Мы под танки за него готовы лечь!"." 6

"И теперь Езепов, подобно Порфирию Петровичу, требовал от меня все это связно объяснить: если мы так выражались в подцензурных письмах, то что же мы могли говорить с глазу на глаз". 7

Во время моего следствия Езепов был уже подполковником. Он был начальником отделения и ему подчинялись мои следователи.

Непосредственно меня допрашивали майор Брицов (по прозвищу "Валерий Чкалов"), а позднее - хохол, следователь Макаренко.

Езепова я видел много раз, когда меня вызывали к нему на допрос. Помню его громадный кабинет, весь уставленный конфискованными книгами, папками и кипами бумаг. Видимо, сей "ученый муж" проверял эти материалы в поисках новых улик.

Езепов требовал, чтобы я дал показания на своего отца. Он орал, топал ногами, этот откормленный верзила с богатырскими плечами тяжелоатлета. Но все было тщетно. Я ничего не сказал. Несколько ночей ушло на это, и, наконец, он "успокоился" и больше меня не вызывал. Видимо, решил пока отца не трогать.

Александр Исаевич! Я сознательно решил вспомнить

 


6 Там же, глава III, стр. 136.

7 "Следствие", стр. 137.

- 197 -

камеру № 53 и ее заключенных. Дело в том, что почти за год пребывания в ней я превратился в своеобразного "историка" и на правах старожила вел ее неофициальный дневник. Заключенные, арестованные до меня, рассказывали о делах своих товарищей, сидевших в этой камере. Я же старался не забыть людей, находившихся вместе со мной.

И вот результат: в камере № 53 московской Лубянки за год, начиная примерно с марта 1950 г. (до моего ареста) и до марта 1951 г. (когда меня перевели в Бутырку), находилось около 40 человек заключенных. Из них 27 человек были евреи, а остальные - представители других национальностей. Поэтому не случайно в своих записках я назвал камеру № 53 "Еврейская камера" Лубянки.

Кого же я там встретил? Вот далеко не полный список евреев, с которыми я сидел.

Израиль Самойлович Ганопольский, в прошлом член сионистской партии. В последние годы работал зав. отделом издательства "Искусство". Получил 8 лет лагерей. Умер после выхода из лагеря в 1956 г.

Рабинс-Рабинович. Был одно время директором Еврейского театра. Приехал в Россию из США после революции. Умер в заключении.

Иосиф Хавин. В юности примыкал к "Бунду". Начальник финансового управления Министерства авиационной промышленности. Умер в 1965 г. после лагерей.

Мусин (имя не помню). Балетмейстер танцевального ансамбля. Встречался с ним на Лубянке в конце 1950 г.

Гольдшайн (имя не помню). Художник-график. Встретил его на Лубянке в начале 1951 г.

Лис-Барон. Инженер и переводчик. Преподаватель в техникуме. Религиозный еврей.

Лева. Участник войны. Студент студии при Еврейском театре ГОСЕТ.

Эти евреи мне запомнились и проходят в моих записках.

 

- 198 -

Вот что я писал о евреях, арестованных в этот период.

"В период 1948-53 гг. по обвинению в "еврейском национализме" было брошено в концлагеря и тюрьмы около 30-50 тысяч евреев. Эта цифра, может быть, не совсем точна, но она базируется на процентном отношении евреев-заключенных ко всей массе репрессированных.

Так появилась группа людей, так называемых "еврейских националистов".

Обвинения были разные, но сущность одна: симпатии к Израилю или протест против антисемитизма. Достаточно было, согласно еврейской религиозной традиции пожелать "в будущем году в Иерусалиме", выразить недовольство процентным барьером для евреев, поступающих в институты, чтобы быть обвиненным в "еврейском национализме".

В ходе этой кампании обнаружился интересный парадокс. Евреи, раньше не задумывавшиеся над проблемами своей национальной жизни и ассимилированные, - стали детьми еврейского народа.

Лично я был недоволен закрытием Еврейского театра в Москве. Зная идиш с детства, я часто посещал театр. Помню Соломона Михоэлса, поздравившего публику в дни войны со взятием немецкого города в Восточной Пруссии. В Еврейском театре я видел спектакли "Фрейлехс", "Цвей-Кунилемл" и полюбил театр.

Проходившая кампания против "безродных космополитов" еще раз показала мне шаткость положения евреев в России.

Но самым важным толчком в моем национальном пробуждении было образование государства Израиль. Как каждый еврей, я ощутил гордость и удовлетворение, узнав об этом. Становилось очевидным, что у еврейского народа, потерявшего шесть миллионов братьев в нацистских концлагерях, был и другой путь. Этот путь вел от героев Массады к бойцам Пальмаха, Лехи и Хаганы.

 

- 199 -

С этого времени я, как и сотни молодых евреев России, начал интересоваться своими национальными проблемами.

Это явилось началом большого процесса, который в далекой перспективе открыл ворота алии в Израиль. А пока для нас, "еврейских националистов", широко открылись и... захлопнулись ворота Лубянки, колымских, воркутинских, ухтинских лагерей "Архипелага ГУЛАГ".

Как я уже писал, "еврейские националисты" составляли пятьдесят процентов камеры № 53.

В чем же конкретно мы обвинялись? Я и двое моих друзей обвинялись в том, что собирались сражаться в еврейской армии против арабов. С этой целью мы строили планы выезда в Израиль. Но никуда не уехали и были арестованы по доносу провокаторов. Все трое обвинялись по ст. 19; 58.1а; 58.10; 58.11. Срок - 10 лет.

Израиль Ганопольский обвинялся в "хранении и распространении" нелегальной литературы.

Он имел неосторожность купить томик еврейского историка Дубнова, о чем "своевременно" работники книжного магазина сообщили в МГБ.

Иосиф Хавин "обвинялся" в том, что был членом "Бунда".

Рабинс-Рабинович обвинялся в "буржуазном национализме", как директор Еврейского театра.

Художник Гольдшайн, участник войны, протестовал против кампании космополитизма. Все равно: "еврейский национализм".

Студент Лева был арестован за письмо - протест против закрытия Еврейского театра.

Переводчик Лис-Барон был религиозным евреем, и причину своего ареста тщательно скрывал от своих сокамерников.

Но однажды после очередного допроса, в припадке тоски он рассказал нам свою историю. Его обвиняли в том, что но якобы хотел уехать в государство Израиль.

 

- 200 -

- Но ведь я об этом никому не говорил кроме своей жены Ханы, - воскликнул он, начиная раздражаться. - Неужели стены тоже слышат?.. Если это правда, так это просто кошмар, - продолжал Лис-Барон, сжимая виски.

И выпрямившись во весь рост, перестав бояться сокамерников, он рассказал весь ход ночного допроса.

Их (следователей) набилось в кабинет человек десять. Каждый старался задать каверзный "задушевный" вопрос и сбить с толку. "Обождите, не все сразу, - сказал я им. - Я же не Спиноза! Вы говорите, что я хотел уехать в Израиль, а я говорю, что я не хотел уехать в Израиль. Так кому же верить - мне или вам? А если вам, то почему?". И, когда мне уже стало надоедать, я не выдержал и сказал: "А между прочим, если даже я бы хотел уехать, что с того? Зачем я вам здесь нужен? Вы что, без меня здесь не построите метро? Не сумеете выполнить пятилетку в четыре года и построить Волго-Донской канал? А? Ведь это все можно сделать без меня...".

После этого монолога Лис-Барона вся наша камера залилась безудержным смехом (кажется, в моей памяти это был последний смех лагерников)". 8

Вот, Александр Исаевич, примерные портреты так называемых "буржуазных националистов". Как вы сами видите, эти зеки были евреями, у которых сохранилось национальное чувство.

Александр Исаевич! Я прекрасно понимаю, что в своей книге Вы не ставили перед собой задачу показать облик евреев, попавших в "Архипелаг ГУЛАГ".

Среди многомиллионного населения России евреи составляют примерно один процент ее жителей. Однако евреи составляли большой процент лиц, находившихся в концлагерях. Именно против них в 1948-53 годы был направлен удар карательного аппарата МГБ.

Вот Ваше описание этого еврейского потока в "страну ГУЛАГ":

 


8 Отрывок из гл. V книги автора.

- 201 -

"В последние годы жизни Сталина определенно стал намечаться и поток евреев. (С 1950 г. они уже понемногу тянулись как космополиты.) Для того было затеяно и дело врачей. Кажется, он собирался устроить большое еврейское избиение". 9

В этом отрывке и в дальнейшем описании провокационного плана Сталина, решившего выслать евреев на Дальний Восток, восстанавливается историческая правда тех лет.

Александр Исаевич! Вы прекрасно знаете, что в каждую эпоху антисемитизм носил различные маски. "Немецкий шпион" Дрейфус, ритуальные обвинения на процессе Бейлиса, "убийцы в белых халатах", "еврейские националисты" 50-х годов - все это одна цепь ненависти к еврейскому народу. Сейчас антисемиты всех мастей пытаются очернить сионизм - национальное движение еврейского народа.

Поэтому я хочу поблагодарить Вас за признание исторической справедливости выезда евреев из России в Израиль. Вы в своем интервью по телевидению с большой теплотой отозвались о евреях, покидающих Россию по национальным и религиозным соображениям для жизни в Эрец-Исраэль. Пусть эта оценка послужит назиданием тем колеблющимся евреям, которые пока не нашли своего пути на родину.

Кратко о себе. Я родился в Москве. Мой старший брат, лейтенант артбатареи, пройдя Сталинград, был тяжело ранен под Курском и умер в госпитале города Россошь.

Я живу в Иерусалиме и работаю в газетах как фотограф и журналист. Я мечтаю о том времени, когда миллионы евреев приедут в Израиль, чтобы строить новые города и поселки, сажать леса, учить своих детей в школах и университетах на родном языке. Тогда осуществится мечта сионистского движения - движения возрождения еврейского народа. Это время еще не настало. Поэтому мы дол-

 


9 "История нашей канализации", гл. II, стр. 98.

- 202 -

жны быть сильными, чтобы защищать себя и побеждать.

Александр Исаевич! Путешествуя по разным странам Европы и Америки, помните, что в маленьком Израиле у Вас есть много надежных и преданных друзей.

Приезжайте к нам в Израиль. Здесь вы увидите мужественный народ, строящий свою жизнь.

С уважением,

Михаил Маргулис

1975 год, Иерусалим, Израиль.

Письмо опубликовано на иврите в газете "Маарив" (20.2.1976 г.) Цитаты приводятся по книге: Александр Солженицын. Собрание сочинений, том пятый, "Архипелаг ГУЛАГ, 1918-1956", тт. 1-11. Опыт художественного исследования. Вермонт-Париж, 1980. YMCA-PRESS, Paris.

 

Примечания

Массада - крепость в районе Мервого моря. После продолжительной осады была захвачена римскими войсками в 73 г. н. э. Ее защитники, евреи, мужчины, женщины и дети предпочли смерть сдаче в плен.

Пальмах - отборные части Хаганы - отрядов еврейской самообороны до создания Армии Обороны Израиля.

Лехи - подпольная еврейская организация, действовавшая во времена английского мандата.