Глава 1. 1941 год

13 ИЮНЯ (1941 года) ВЕЧЕР. Летний вечер. Я в Плаканциемском лесничестве у своего тестя Павара¹. По радио передают опровержение ТАСС: в английских газетах появились сведения, что Германия концентрирует крупные военные силы у границы с Россией. ТАСС публикует опровержения, утверждая, что это выдумки и ложь, так как у России с Германией хорошие отношения, и что по договору Россия отправила Финляндии два эшелона с зерном.

14 ИЮНЯ УТРО. Пасмурно, туман. Из Плаканциемского лесничества еду на станцию Баложи и дальше в Ригу. С женой Мырдзой договорились встретиться около университетских "больших львов", она приезжает в Ригу из Кандавы.

В Риге странное настроение. По улицам города разъезжают одна за другой 'Черные Берты"². Мирдза зашла к знакомой, у которой оставила свои вещи перед поездкой в Кандаву. Знакомая рассказала, что и ночью и днем происходят аресты. Очень много людей везут в тюрьму или куда-нибудь еще. Ее сестру с мужем тоже арестовали (муж сестры бывший комендант города Лиепаи Регате), она плачет без перерыва. Расстроился. Зашел в Министерство сельского хозяйства. Там уладил свой вопросы, потом в погребочке-столовой министерства вместе с Мирдзой пообедали и пошли на вокзал. На вокзале встретили начальника мазпулков³ Андерсона с матерью, он поздоровался и сказал, что надо спешно уезжать. Мы с Мирдзой купили билет до Крустпилса, чтобы потом дальше ехать автобусом до сельскохозяйственной школы в Биржи, где я работал.

Меня послали на курсы бухгалтеров, организованные министерством сельского хозяйства в Булдурской садоводческой школе⁴ и целый месяц я не был в Биржах, хотя меня там очень ждут.

В поезде встречаю секретаря Илукстенской средней школы Дардзана. Он взволнован: по всей Латвии большие аресты. Я делаю вид, что ничего не знаю и спокоен, хотя на самом деле мне жаль Мирдзу. Я осознаю, что ее ожидают тяжелые дни.

Проезжая мимо станции Шкиротава⁵, видим эшелон с заключенными. Красные товарные вагоны переоборудованы для перевозки арестованных. Окна

забиты и загорожены колючей проволокой. Страшное зрелище. Ничего не говорю и стараюсь не показывать Мирдзе. Спокойно едем до Крустпилса.

Подъезжая к Крустпилсу, где ответвление на Елгаву, снова вижу эшелон с заключенными. Я решил, что в Биржи в школу не поеду, сойду с автобуса раньше и спрячусь в лесу. Сели с Мирдзой в автобус. Когда проезжали через Екабпилс, снова увидели машину с заключенными. Настроение ужасное. Единственное желание — поскорее отсюда уехать. Автобус тронулся. Казалось, все обойдется. Но вдруг на большой скорости автобус обгоняет легковая машина и в ней сидит Ошкалнс, помощник председателя Екабпилского отдела коммунистической партии. Он машет рукой шоферу автобуса, чтобы остановился. Я смотрю на Мирдзу и понимаю, что теперь вам предстоит расстаться, ищут меня. Пытаюсь ее успокоить, чтобы не волновалась и не горевала о предстоящей разлуке.

Ошкалнс велел закрыть автобус и начал проверять документы. Проверку производил с задней двери, а я сидел впереди, у выхода. Проверив всех пассажиров, подошел ко мне. Туг глаза его загорелись. Он узнал меня. Попросил выйти из автобуса и сообщил мне, что на основании распоряжения совета комиссаров я арестован я должен ехать с ним дня проведения допроса. Я попрощался с Мирдзой и сказал: "Не горюй, все будет хорошо". Меня посадили в легковую машину и привезли в Екабпилскую милицию на улице Дамбья (бывшее уездное управление). С Ошкалнсом были два милиционера: один латыш, другой еврей. Где-то их встречая раньше, но фамилий не мог вспомнить.

В здание милиции меня ввели в 17 часов 45 минут. Там отняли все документы, часы и ножичек. У одного милиционера все лицо было в шрамах, видно сразу, что был хороший драчун в прошлом. Он с издевкой, скрежеща зубами, сказал: "Э, командир роты!" Меня заводят в арестантскую, где очень грязно. Лязгнули ключи, дверь заперта. Первый раз в своей жизни попадаю в место, где держат преступников, а меня арестовали за то, что я был благонадежным гражданином своей независимой страны, который любит свою Родину, народ и вождя.

Думаю о Мирдзе, она ведь не знает, куда меня увезли, сообщить ей об этом я не могу. Слышны разговоры и грубые окрики милиционеров - это ведут других заключенных. В соседней камере кто-то есть. В деревянной стене вижу небольшую дырку, это хорошо, можно разговаривать. И тут же меня кто-то спрашивает: "Кто вы?". Я спрашиваю, в свою очередь: "А кто вы?". Он - Шульц из волости. Работал на Крустпялском аэродроме бригадиром трактористов, Под арестом уже третий день. С собой нет денег, есть не дают уже третий день, что будет дальше, не знает. Из одежды одна рубашка и накрыться нечем. Я сообщил ему свою фамилию и то, что про дальнейшую судьбу тоже ничего не знаю.

В 0 часов 15 минут снова лязгнули ключи. Открылась тяжелая дверь. Милиционер заводит меня в дежурную комнату, отдает все документы, часы и

ножичек. Все, что опили, отдали. После этого меня выводят на улицу. Рядом с милиционерами прошел один, в гражданском, с бумажным рулончиком в руке. Подводит меня к легковой машине и велит садиться. И сам садится рядом со мной. Машина едет в темноте. Видно, как проезжает по мосту через Даугаву¹.

Везут мимо сахарного завода в лесок. Странное впечатление. Темно. Немного моросит. Машина останавливается у молодых елочек. Из елочек выходит группа вооруженных солдат. Всех строят в шеренгу, приказывают зарядить ружья. Мой сопровождающий велит идти впереди всех к елочкам, по тропинке вниз. Оказывается, тропка ведет к эшелону, который стоит у Крустпилс. Я его видел, проезжая днем. Вооруженные солдаты были охраной, а я сначала подумал иначе. Когда подвели к вагону, один солдат схватил меня и затолкнул в вагон. Затем передал проводнику и бумажный рулончик, в котором оказалось дело о моем обвинении. У солдат меня принял офицер НКВД и спросил у милиционеров, кто меня знает. Милиционеров было несколько, но все ответили, что меня не узнают. Хотя среда них оказался один, который знал меня, это был Клевинский из Саукской волости, но офицеру НКВД он ничего не сказал. Раньше он жил в Лоне и работал на лесозаготовке.

Меня сдают другому охраннику и переводят в другой вагон. Открывают дверь и заталкивают. Полная темнота. Один голос зовет: "Кто вы такой?". Я узнаю голос из темноты - это Стрелнискс из Селпилс. В вагоне людей немного. Ползу в темноте до ближайшего спящего. Он говорит, чтобы я лег рядом, рядом теплее спать будет. Так я и сделал. Оказалось, можно хорошо заснуть. Стрелнискс говорит мне, что в милиции радовались, поймали, мол, одного командира роты айзсаргов, Страдиньша. Мол, хотел на автобусе сбежать, но не удалось. Через недолгое время дверь снова открывается, и в вагон заталкивают мужчину. Он взволнован, что это за люди здесь и что от него хотят. Оказывается, это Бомбаров Александр младший из Екабпилса. Он на станции Силини пилил лесоматериал, там его и взяли. В эшелон посадили и жену с дочкой. Что от него хотят, ведь он рабочий. Наверное, это недоразумение. Уставший за день, я крепко засыпаю. Просыпаюсь на рассвете. Холодно.

ВОСКРЕСЕНЬЕ УТРО 15 ИЮНЯ. Все, кто находятся в вагоне, знакомятся. Самый близкий знакомый мне Эрнест Стрелнискс, который ночью окликнул меня. Он всегда готов помочь. В вагоне еще Крустпилскве железнодорожники - Силиньш и Лацис.

К полудню эшелон заводят на станцию Крустпилс. Здесь вновь вагоны пополняются людьми. Слышны крики, стоны и плач. Охранники НКВД отгоняют людей от вагонов. Посчастливилось уговорить одного охранника, чтобы он принес мам поесть и попить. Дали ему денег. Он принес батон, шпроты и лимонад. Мы поели. В 18 часов поезд начал двигаться до

Даугавпилса. На станциях долго не задерживался. В Даугавпнлсе стояли долго, состав пополнялся. К составу прицепляли новые вагоны и садили в них людей. На станции слышны стоны и жалобы оставшихся, грубые окрики охранников их прерывают. Поезд начинает двигаться, и стоны затихают. Когда проезжали Лудзу, еврей Рейсен в щелку окна увидел свой дом, схватился за голову и начал плакать: "ОЙ-ой-ой, вот мой дон!"¹.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 16 ИЮНЯ. Солнечный день. В 10 часов 45 минут пересекли границу Латвия-Россия. Через 21 год я снова на этой земле страданий человеческих². Мы не знаем, куда нас везет поезд. Проезжаем Витебск, Смоленск. Дома старые, церкви разрушены, или остались лишь развалины, и в них обитают галки. Раньше, 21 год назад, города выглядели лучше. Вокзальные здания не отремонтированы. Впечатление удручающее.

ВТОРНИК, 17 ИЮНЯ. Утром в 12 часов днем приезжаем на станцию Бабынино. Нас высаживают в 10 часов вечера. Всех способных двигаться строят в колонну и под охраной угоняют от станции. Вещи остаются в вагонах, их обещают привезти. Нас ведут в Юхновский лагерь, идти примерно 40 километров. Я встречаю много знакомых. Из моей родной Саукской волости - Брунер, Канепайс, Янис и Яунземе Рита³.

Из волости Биржи — нотариус Эдвард Грин, с которым мы стали лучшими друзьями, в лагере делили каждый кусочек, вместе переживали трудности и голод. Милый друг, навечно останется он в моей памяти. Эдвард Грин умер в Вятлаге. Встречаю еще по дороге Булана, Дрбулана, Казака, Калниньш Паула и свояка Павара с Янисом, Едем по земле России. Деревни представляют собой печальное зрелище. Полуразрушенные церкви стоят как привидения. Видно, что в них держат солому. Охрана состоит из солдат НКВД. Свору собак ведут на поводках. Ночью выпускают ракеты. Чтобы не устать, запеваем песни. Первую песню затягивают женщины: "Вей, ветерок"⁴. В нашей колонне

женщин совсем немного, почти все мужчины. В местных деревнях не видно взрослых мужчин - только женщины и старики. Все сильные мужчины забраны.

18  ИЮНЯ, СРЕДА. Солнечный, теплый денек. В 10 часов 50 минут вошли в Юхковский лагерь (за ночь и утро прошли 40 км.). Устали. Дубланс из Биржитак утомился, что у ворот лагеря упал. Охранник стал кричать и прикладом винтовки бить старика. Тот кое-как встал, мы взяли его под руки и, медленно двигаясь, ввели в лагерь за колючую проволоку. Лагерь устроен в бывшем поместье. Красивое место на берегу реки. До нас здесь были поляки. Их привезли, когда Польша сдалась Германии и России.

В газетах писали, что Советская Россия в той части Польши, которую завяла, дала свободу полякам - освободила от власти польских помещиков. В Юхновском лагере на стенах видел надписи на польском, немецком и русском языках о том, как в Советской России мучают людей. А у нас вновь обыск и снова отбирают ценные вещи. После этого распределяют по баракам.

19    ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ. Я встретил Стрелникса. Поговорили о судьбе, которая постигла латышский народ. Я состриг волосы, чтобы, валяясь на нарах, не думать о прическе. Нас распределили по сто человек и расселили по баракам. В моей сотне старший - бывший голова Екабпилса, ветврач Эрмансон. В лагере отделения разгорожены колючей проволокой. Женщины помещены отдельно. Мы подходим к перегородке и разговариваем. Там из моей родной Саукской волости - заведующая молокоприемным пунктом в Лоне Яунземе Рита.

Видел жену министра госпожу Берзиню Беньяминго¹, родственницу сенатора Скудры Будревскую (сенатор Скудра - родом из Саукской области). Женщины занимают лишь один барак, их мало².

Одно отделение с офицерами активной службы, арестованными вместе с нами, отгорожено, Есть офицеры из Латвии и Эстонии³. Их охраняют чрезвычайно строго.

Вижу среди них мастера конного спорта Земгалиса, лейтенанта второго попка Пуринына, старшего лейтенанта Видземского полка Роллиса Эдгара, у всех сняты знаки офицерского различия.

Нас кормят хорошо, два раза в день. В жестяных банках подают норму на десять человек, а старший из десяти делит на всех. Дают рыбу, свинину, гороховый суп, хлеба 700 грамм в день. Мы даже не съедаем все, к тому ж у многих имелись с собой продукты.

На работу нас не посылали. Днем загорали, ходили в гости друг к другу. В бараках встречали знакомых и просто знакомились. Министр просвещения Аушкапс ходил в спортивных трусиках и загорал. Веукалнс спокойно гулял, казалось, думал о прошлом, когда на демонстрациях в Риге славил Советскую власть, как хорошо будет рабочим, и за что теперь находится в лагере. Финкс¹ ходил, обвязав голову полотенцем. Он даже выходил из барака в таком виде, К нему подходили любопытные, которые хотели знать, сколько времени продлится жизнь в заключении. Финке был немногословен. Одним заключение предсказывал долгое, другим - совсем короткое. И верно, осенью жизнь в лагере стала тяжелой, и началось большое движение в мир иной, так что лагерный срок для многих закончился.

20 ИЮНЯ, ПЯТНИЦА. Была баня. Хорошая. Случился побег. Баня находилась за оградой, один заключенный бросился в реку и поплыл. Охранник стрелял, но не попал. Пока нашли других охранников, беглец уже скрылся в лесу. Счастливчик.

21 ИЮНЯ, СУББОТА. Дождь. Я дежурный, слежу за порядком в бараке и на кухне.

22 ИЮНЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Я пошел в гости к министру Каминскому. У него закончились сигареты, я достал, отнес ему. Сигарет не стало хватать, запасы у всех иссякли. Купить нельзя, магазина нет. Министр чувствует себя хорошо. Здоровье крепкое. Ходить не может, одна нога у него ампутирована.

23 ИЮНЯ. ДЕНЬ ЛИГО². Кто-то спросил: "Где будем праздновать праздник Лито?". Эстонцы устроили вечером концерт. Хорошие певцы залезли в большую бочку, и от этого звучание было отличное.

24 ИЮНЯ. ЯНОВ ДЕНЬ. Пошел поздравить сенатора Скудру, его имя Янис (в этот день у него именины). Поздравил и Яниса Каминского. Как и положено, в Янов день временами шел дождичек. Со Скудрой говорили, как он этот день отмечал в своем доме Мейранах, в Сауке. Сколько прекрасных воспоминаний.

Вспомнили генерала Бангерского, который всегда был его гостем в Янов день. Обрадовал Каминского, отнес ему две пачки папирос "Спорт", их мне дал

Пауль Каминский из Виестре. Каминский был полон надежд. В моей жизни Янов день был особенным год назад, когда мы с другом жизни Мирдзой праздновали этот день в Лоне. Теперь она в слезах и ничего не знает обо мне.

25 ИЮНЯ, СРЕДА, Солнечный день. Стирка. Стираю себе и Екабпилскому промышленнику Мержинскому (он был владельцем фабрики по обработке шерсти). Старик рад, его вещи остались в Бабынино, у него нет сменной. Пока я стирал, он загорал на солнышке.

26 ИЮНЯ. Заболел Узанс Альберт, боль в почках. Я делаю ему теплые компрессы. Мучался всю ночь. На второй день его положили в больницу.

27 ИЮНЯ, ПЯТНИЦА. Пришел Фолкманис Арвид, из Залиниеки. Он рассказывает, что началась война¹. Через некоторое время приходит ко мне сенатор Скудра и зовет из барака погулять. Он говорит уже точно, что видел газету, в которое написано, что 22 июня в 4 часа утра началась война между Германией и Россией. Немецкие войска продвигаются по территории России. Газету достал даугавпилец Дашкевич в кабинете начальника лагеря. Этот человек был очень ловкий, сумел взять газету и остаться не замеченным.

Видно, что люди ходят по лагерю радостные, говорят друг с другом тихо. У всех - восторг². Мы с сенатором Скудрой пожимаем друг другу руки, понимаем, что у нас есть надежда на освобождение. Я иду к Каминскому и рассказываю ему эту весть. Разговор долго не длится, но у нас радость.

Вечером ко мне подходит управляющий военным округом Екабпилс - Илуксте капитан Брок и спрашивает о последних новостях, насколько они верны. Я подтверждаю, что читал об этом в газете и это все верно. Мы пожимаем друг другу руки, желаем здоровья.

28 ИЮНЯ, СУББОТА. Из лагеря уводят офицеров. Видно, и мы здесь не останемся долго, нас пошлют глубже в Россию. Люди возмущены и опечалены. Старик Пурвиньш из окрестностей Круспилса ножом вспарывает живот. Хочет умереть, но рана не смертельна. Рану зашивают. Он остается жив, но говорит, что еще один переезд ему не выдержать, поэтому он решил покончить с собой.

Еще один неизвестный мне человек стал биться головой о каменную стену и лезть к вышке, чтобы его там застрелили.³ Каждый день проводят этапы. Куда увозят, мы не знаем. Из лагеря взяли сенатора Скудру, министра Каминского. Тяжело ему на костылях старому. Каминского и других неспособных передвигаться сажают в грузовик, везут до Бобынино. До грузовика он скачет

сам на костылях. Идут разговоры, что немцы уже заняли Москву, и нас не успеют вывезти, но все это пустые разговоры. Наша "сотая" выходит из потеря последней. Лагерь опустел.

Нас завели в ограждение, где были офицеры. Оттуда вызывали по фамилиям и строили в колонну.

4 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА. В 20 часов вышли из Юхновского лагеря. Мы на стенах бараков оставили надписи на немецком языке о том, что здесь содержались латыши и эстонцы. Шли мы ночью. Кто хотел бежать, мог это сделать свободно - охрана не была строгой. Шли по кустам, попадались канавы, в которые можно было упасть я спрятаться. Через речки проходили бродом. И в деревнях можно было отстать от колонны.

5 ИЮЛЯ, СУББОТА. 5 часов 30 минут утра. За девять с половиной часов прошли 40 км. Устали. Началась проверка. Оказалось, действительно, многие в дороге пропали. В Бабынино все свидетельствовало, что идет война. Поезда с военным оборудованием проходили каждые 10 минут. Я сказал одному охраннику: "Пахнет порохом". Он рассердился и ответил мне, чтобы я не болтал, иначе закроет мне рот навечно. Ждали, когда подадут эшелон. К станции подошли дети, они принесли пирожки и молоко. Охранники разрешил нам купить. Мы поели. Вещи, оставленные в Бабынино, мы нашли, но они промокли, потону что находились под открытым небом. После обеда всех рассадили по вагонам. Вагоны набили до отказа. Тяжело дышать. Старшим назначили Эрмансона.

6 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 4 часа утра. Нас привезли в Москву. Дали несколько буханок хлеба на вагон и воды. Тепло. В ночь с воскресенья на понедельник была слышна тревога, показались немецкие самолеты.

Выезжаем из Москвы. Куда - не знаем. Не хватает воздуха. Окна и двери закрыты. Единственная дырка для воздуха - "туалет". Некоторые подходят к этой дырке и тянут воздух. Мы стали ножичками делать в стене маленькие дырочки, чтобы можно было приложиться ртом и подышать. В обморок от нехватки воздуха упали двое - Компанис и Васк из Слеге. Тогда берем простыни и машем ими, чтобы получилось движение воздуха. Стало легче.

Для еды дала маленькую рыбку, под названием хамса. Наелись, хочется пить. Охранники воды не дают. В случае остановки поезда охранники приносят на целый вагон лишь одно ведро воды, но это как капля на горячей плите. Мучение большое, но пока все выдерживают. Есть не хочется. Ночью становится чуть прохладнее, и я засыпаю. Крепок здоровьем Екабпилский промышленник Мержинскис. Он раздевается, как на пляже и шутит, что жизнь как на взморье, только вместо солнышка - НКВДшная жара.

Честно говоря, эта поездка ужасная. Мы мучаемся, как рыбы подо льдом зимой. И в такую жару не дают воды попить. Тогда мы в ведра стали бросать деньги, чтобы принесли нам воды, - на такую просьбу охранники отозвались. Всю дорогу кормили хлебом и хамсой. Сколько — не знаем. Охранники откроют дверь, бросят рыбки и несколько буханок хлеба. Есть не хотелось. У

некоторых было еще с собой сало, масло, сыр. У кого не было, с теми делились этой едой.

9 ИЮЛЯ, СРЕДА. Переехали Волгу у Горького (раньше Нижний Новгород). Узнали, что едем в Вятку, которая теперь называется Киров. Куда дальше пойдет наш путь, неизвестно.

10 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ. Поезд остановился в 10 км от Кирова,

11 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА. На одной станции послушали радио, что продвижение немецких войск остановлено.

12 ИЮЛЯ, СУББОТА. Поезд медленно едет на север по лесистой местности. В вагоне появились комары. Стало прохладнее. Мы все обессилели. Всю дорогу никто почти ничего не ест.

13 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. В 18 часов 45 минут эшелон остановился в седьмом лагерном пункте¹ Вятлага. От Кирова 500 км. нас высаживают. Неделя поездки нас измучила, все бледные, измученные. Марк Гайлитис, выходя из вагона, сломал ногу. Заболел запором министр Булумберг. Его никак не лечат. Поместили в стационар, и он там умер. Первый латыш умирает в этой лесной местности.

Запуская в лагерь, всех обыскивают. Отбирают ценные веши, ножи и бумагу. С пальцев снимают обручальные кольца. Все же сумел спрятать свое обручальное кольцо и Мирдзины наручные часики. Ножичек я отдал Казаку (командиру батальона екабпилского полка айзсаргов). Он его прячет в голенище сапога и проносит в лагерь. Держимся вместе с нотариусом соседней Биржинской волости Грином.

После недельной поездки смогли, наконец-то, справить естественную нужду. В поезде это было затруднительно. Нас разместили в бараке. Устали страшно, а спать невозможно из-за огромного количества клопов. На улице кусают комары. Поэтому нам не пришлось поспать, всю ночь ходили. На работу пока не гонят. Еда совсем скудная, но пока держится в костях старая сила, можем еще все это вынести.

16 ИЮЛЯ, СРЕДА. Кто хотел, пошел на работу, на прополку. Охранник - молодой русский парень. Любопытно, спрашивает, что слышно о войне. Мы отвечаем: Ленинград и Москва уже пали (это было не так). Он поведал нам, что раньше в лагере был очень строгий режим и сейчас начальство требует строгого обхождения с заключенными. Мы отвечаем, что мы никакие не арестанты, так как преступления не совершали и не знаем, зачем нас охраняют. Охранник все же поясняет, что раз мы здесь в лагере, то считаемся арестованными, и скоро будут рассмотрены дела по нашему обвинению и всех нас осудят. Может, будут какие-нибудь изменения из-за войны.

Долго не работали, только до обеда. После обеда всех стали делить по рабочим бригадам. Была создана комиссия, которая определяла

работоспособность каждого. Назначают бригадиров. Нашим бригадиром назначают лесника Драйблата из лесничества в Элкшни¹.

В нашей бригаде - Грин, Эгле, Приеде, Димантс, Комманис, Грунспенскис Янис, капитан Макарский, Гейданс, Дрейманис, Эрмансонс и я. Вместе с бригадиром нас 12 человек.

17 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ. В первый раз работаем бригадой. Заготавливаем дрова. Льет дождь. Я работаю с напарниками капитаном Макарским и Гейданом. Работа тяжелая, питание слабое, а ночью не уснуть из-за клопов и комаров. Высасывают последнюю кровушку.

На следующий день выносим дрова к железной дороге, а в субботу 19 июля загружаем в вагоны.

20 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Выходной день, но устроили обыск.

21 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Питание стали выдавать в зависимости от выработки. Я простудился, чувствую себя плохо. Иду в амбулаторию. Там врач Гришанс и фельдшер Лапиньш. Мне дают освобождение на три дня, температура держится 37,5. Гришанс начал проверять меня двумя термометрами, будто я симулирую. А вечером 25 июля температура уже 39,2. Я пошел в стационар, чтоб проверить свою температуру там. Главный врач - женщина. Она меня тут же кладет в стационар. Врач в стационаре Берит, Очень вежливый. А температура поднимается уже до 39,5. Меня помещают в отдельную палату. В воскресенье температура упала до 37,0. И все равно я брежу, сознание еле держится.

28 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Парикмахер меня побрил » остриг.

29 ИЮЛЯ, ВТОРНИК. Стало легче. Стал есть. День прошел спокойно. Ночью во сне видел Мнрдзиню. Температура 36,5. Меня переводят в общую палату.

1 АВГУСТА, ПЯТНИЦА. Солнечный день. Выпустили из больницы. Вернулся в барак к друзьям. Грин меня ждал. Накопил хлеба, чтобы меня угостить.

2 АВГУСТА, СУББОТА. Я еще освобожден от работы. Стирал белье и штопая носки.

3 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ. У озера заготавливаем дрова. Работаем вместе с Грином.

3-4 АВГУСТА. Заготовка дров у озера. Небольшое озерцо, вокруг лес. В 1939 году в Вятлаге был большой лесной пожар, седьмой лагпункт сгорел весь. Некоторые заключенные спаслись в озере. Тогда, говорят, сгорело много людей. У дороги, что ведет от лагпункта к озеру, находится кладбище. Виден столбик, где мы похоронили первого умершего с нашего этапа - министра Булумберга.

8 АВГУСТА. Нас везут поездом на центральный пятый лагпункт (комендантский), где мы корчуем пни.

9 АВГУСТА, СУББОТА. День адских мук. Из болота вытаскиваем бревна. Часть бревен там же складываем в штабеля, Этой работой занимается несколько бригад. Вся работа в воде. Кто-то запланировал запрудить низинку, чтобы потом заготовленные бревна можно было сплавлять по воде. Но деревья не поплыли в нужном направлении, они пропитались водой и начали тонуть. Нас, заключенных, заставляют вытаскивать эти бревна из воды. Выполнить норму не смогли. Заработали первый котел — на день 400 грамм хлеба, на завтрак 500 грамм супа и вода, вечером снова 500 грамм супа и еще 200 грамм жидкой каши.

Если бы удалось заработать второй котел, то было бы хлеба 600 грамм в день, тот же суп, что на первом котле и дополнительно на завтрак 200 грамм каши, а в обед маленькая булочка 100 грамм и 200 грамм каши вечером.

Третий котел был такой: хлеба на день 900 грамм; суп на завтрак лучше и его ТОО грамм, каша 200 грамм; в обед маленькая булочка 100 грамм; на ужин суп 700 грамм, каша 300 грамм и еще пирожок (с картошкой, или рыбой) и еще кусочек рыбы 50 грамм. Третий котел - достаточное питание, но заработать его, нет сил. Люди ослабевают.

10 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Обыск. У меня отбирают Мирдзину расческу с серебряным покрытием.

11 и 12 АВГУСТА. Работаем на болоте, вытаскиваем из воды бревна. Погода прохладная и работать целый день в холодной воде, без одежды, невыносимо. Одеваемся после работы, когда идем в барак. Во время работы стараемся, чтобы все тело находилось в воде, тогда не так холодно. Особенно стынет все тело, когда подует ветер. Многим пришлось работать в холодной воде по две недели. На общих работах работал с нами и врач Шнейдерс¹, по специальности ему пока работу не дают. Дуцманис, бывший посол Латвии в Париже говорит о священном писании и велит отметить 12 августа. Этот день особо отмечаем.

13 АВГУСТА. Едем поездом в пятый лагпункт, корчуем пни. Работа тяжелая. Десятником у нас Курпниекс.

14 АВГУСТА, ЧЕТВЕРГ. С утра в 10 часов этапом едем из седьмого лагпункта в одиннадцатый. Туда приезжаем в 16 часов. На ночь в барак не пустили. Мы с Грином прижались друг к другу и так переночевали на улице.

15 АВГУСТА. Обыск. Только после этого нас запускают в барак. Этот лагерь находится в низком, сыром месте. Здесь люди начинали болеть. Главное заболевание - понос (авитаминозный понос). Люди ослабели, выполняя норму третьего котла, которую выполнить невозможно, и эта норма остается лишь на бумаге. В этом лагере к заготовке дров в лесу добавили земляные работы на строительстве новой железной дороги. Работа тяжелая, а нормы невыполнимы. Приходится жить первым котлом, что составляет 400

грамм хлебушка в день. Хлебушек - единственная еда для поддержания сил. В некоторые дни получали второй и третий котлы, но нормы тогда были выполнены лишь "на бумаге", на самом деле установленную норму мы не могли выполнить. Десятником у нас латыш - инженер Годзенс, прораб - русский, доброжелательный к нам человек.

20 АВГУСТА. У Яниса Грунспенского хорошее настроение и большое желание работать. Мы с Грином радуемся этому. Люди говорят о скором счастливом повороте событий в пользу заключенных. Следим за движением поездов, делаем выводы. Если кто приносит хорошее известие, мы говорим - хорошие витамины.

24 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ. День отдыха. В этом лагпункте десять дней спали на грязном полу в столовой, и вот, наконец, вам дали кары в бараке. Три дня уже стоит прохладная погода. Всю неделю работаем на строительстве железной дороги.

31 АВГУСТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Часто людей отправляют этапом в девятый лагпункт. Среди них: министр Бирзниекс, Элсиньш, Колманис.

Начинаются допросы и введение наших дел в процесс осуждения. До нас допит слухи, что осужденных, отправленных в другой лагпункт, собираются освободить¹. Организовали небольшую бригаду по ремонту железной дороги. Бригадиром назначили Дрейблатса. Этот человек успевал правильно составить отчет о работе, и бригада получала второй и третий котел. Пришла осень, а питание ухудшается с каждым днем. Кормят жидкой, мучной кашицей. Но голодному человеку и эта кашица кажется вкусной. Грин шутит, что когда вернется на родину, заставит жену варить такую кашу. Я подумал, сейчас, пока мы голодны, она нам вкусна, а в добрые времена и собака такую кашу не станет есть, эту ржаную болтанку в воде, чуть подогретую.

7 СЕНТЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Машинист Круспилской железной дороги Лацис дает мне зеркальце и за небольшую цену продает теплое одеяло. У нас с Грином одеяла не было, но теперь на ночь кутаемся в теплое ватное одеяло и нам по ночам тепло.

Лацис вспоминает предсказания Финкса о 7 сентября (это предсказанное число), но ничего не улучшается, только хуже становится, и наступают холода. Грин экспедитору продает золотые часы за три буханки хлеба, один килограмм свиного сала и одну бутылку пива.

14 СЕНТЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ². Это число в нашей жизни знаменательно. Грин за часы получил продукты, ужин у нас получился основательный. За долгое время наелись досыта. Мы съели каждый по буханке хлеба, а это два с половиной килограмма и еще свиного сада.

16 СЕНТЯБРЯ, ВТОРНИК. Умирает Добуланс из Бирзе. Яниса Грунспенскиса вызвали на допрос. Его держат в изоляторе семь дней. Пытают

и морят голодом. После допросов Груспенскис вернулся одряхлевшим и утомленным. Он нам рассказал, что его сильно били и выворачивали руки.

20 СЕНТЯБРЯ, СУББОТА. Первый снег, а у нас нет теплой обуви и одежды. Мы с Грином голодаем и за хлеб покупаем себе теплую рабочую одежду. За хлеб можно купить разную одежду. К примеру, за один килограмм хлеба можно приобрести новый костюм.

25 СЕНТЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ. Меня вызывают на допрос. Допрашивает Ильин, он из Латгалии. Со мной обходится хорошо. Говорит по-русски, но большей частью по-латышски. Ильин указал мне фамилии тех, кто писал на меня жалобы. Это были две жалобы от Александра Рыбака. Одна про то, что я состоял в партии "крестьянский союз" и был секретарем правления. Вторая, что я, как командир роты айзсаргов, участвовал в вечере памяти Оскара Калпака. На вечере выступил с речью против Советской власти¹, говорил, что вместе с англичанами и немцами, надо растоптать Россию. Все, что Рыбак написал - полнейшая ложь. Сам следователь Ильин согласился с моим пояснением и написал в обвинительном заключении все в мою пользу². Были еще две жалобы от Фимеля, который в Яундзерве работал подручным кузнеца. И одна жалоба от Упелниека из Лоне, будто я на похоронах хозяина усадьбы Балцера³ сказал, что Советская власть здесь, в Латвии долго не продержится, и опять у власти будут айзсарги. И это снова была ложь, так как я с Упелниеком вообще ни в какие разговоры на похоронах не вступал. Я знал, что он за человек, хотя и приходился моей жене дальним родственником. А еще Рыбак пишет, что я был в усадьбе Знотини Саукской волости и там враждебно высказывался против Советской власти, где меня слышал Ласмаяис⁴, который купил землю в Саукском лесу от Автоньша. Он Рыбаку говорил про это, а Рыбак на меня написал жалобу. Допрос длился недолго. Мои пояснения Рыбак принял вежливо. Из Екабпилского штаба айзсаргов к делу приложены мои анкеты⁵ и секретные рабочие планы моей пятой роты. Все дело мне канцелярист Пормалис не дает смотреть. В деле есть еще справка⁶ начальника уезда Приекулиса, что я был заместителем старосты Саукской волости.

25 СЕНТЯБРЯ.¹ Умирает Плосманис из Ритенской волости. Он продавал хлебушек за табак и таким способом довел себя до могилы.

26 СЕНТЯБРЯ, ПЯТНИЦА. С утра собираемся идти на работу, вместе с Грундспенским Янисом. Получили дневной паек хлеба, мешочек подвесили к нарам, чтобы крысы не съели, их в бараке много. Однажды мы не успели оглянуться, а хлеба нет, украли. Страшный голод толкнул человека на такой шаг.

Еще в это время происходят обыски. Вещи отбирают и увозят в пятый лагпункт, где находится центральный склад.

1 ОКТЯБРЯ. Чудесная погода. Умирает командир батальона Екабпилского полка айэсаргов Буланс.

2 ОКТЯБРЯ ЧЕТВЕРГ. День отдыха и медицинская комиссия. Сбрил бороду, а то отросла уже.

3 ОКТЯБРЯ. ПЯТНИЦА. Умирает бухгалтер Екабпилского банка Кнагис². Он работал в зоне на разных хозяйственных работах. Больше черпальщиком - снабжал водой кухню и баню. Он ушел в мир иной. О Саулкалне идет плохая слава. Я работаю в бригаде по ремонту железной дороги. Работа не тяжелая. Нас в бригаде девять человек. Мы выходим на линию, как на прогулку. Из охранников у нас - лишь одни молодой русский парень. Зарабатываем на второй и третий котел. Те, кто работают на заготовке дров в лесу, совсем обессилели и больше первого котла никто не зарабатывает. Бригадир не может записать выработку больше, вечером дрова принимаются по замеру. На железной дороге бригадир записывает выполненную работу, и никто его не проверяет. И только поэтому все в нашей бригаде получают хоть какое-то питание, на котором можно протянуть.

7 ОКТЯБРЯ. ВТОРНИК. Мне сообщают, что медицинская комиссия 2 октября признала меня истощенным, и меня переводят в 29-ю бригаду - рабочую слабосилку. Таким образом, меня из 12-ой бригады, железнодорожной, где мне было неплохо, перевели как бы в лучшую по названию бригаду, но с питанием здесь будет хуже. Надо пилить дрова. Норма 2,5 кубометра в день, небольшая, но и сил мало, поэтому для меня эта норма невыполнима. Норма питания в слабосилке: хлеба на день 720 граммов, на завтрак суп 600 грамм, каша 200 грамм. Вечером суп 600 грамм и кусочек рыбы 80 грамм. Бригадиром латыш. Бывший старший лесник. Нехороший человек. Сам не работает, а бригада должна и его норму сделать. Фамилию точно не помню, запись стерлась, думаю Хилднерс. Они вдвоем, с бывшим комендантом города Лиепаи Регутом, который тоже работал в нашей бригаде, варили и ели крыс. После этой еды Регут заболел, и его поместили в стационар, признали отравление. Выздоровел. Однако после этого не смог преодолеть

чувство голода и стал собирать отходы у кухни, от этого снова отравился и умер.

14 ОКТЯБРЯ, ВТОРНИК. Разрешили купить консервы - горох с томатом - тем, кто выполнил норму. Я тоже купил консервов 200 грамм. Медицинская комиссия. Меня переводят в 19-ю бригаду, нерабочую слабосилку.

15 ОКТЯБРЯ, СРЕДА. В последний день еще вышел не работу и топором ранил себе ногу. Вечером иду к врачу Шнейдеру¹. Он перевязывает мою рану и говорит, что завтра на работу мне идти не надо, что я переведен в нерабочую слабосялку. Здесь питание совсем скудное: хлеба на день 500 грамм, на завтрак 500 грамм совсем жидкого супа и 200 грамм каши.

17 ОКТЯБРЯ, ПЯТНИЦА². Умирает К. Бекерс из Виесите от воспаления легких.

19 ОКТЯБРЯ ВОСКРЕСЕНЬЕ. Опять медицинская комиссия. Грина переводят в стационар. Но спит он в бараке, лишь получает паек стационара.

21 ОКТЯБРЯ, ВТОРНИК. Дезинфекция помещений. Заплатили зарплату за август 11 рублей 54 копейки.

22 ОКТЯБРЯ, СРЕДА. На эти деньги купили еды. Мы с Грином вкусно поели: белый хлеб с сахаром. Хлеба 150 граммов и сахара 20 граммов. Рядом снами на верхних нарах спит Апсолон. Лежим и разговариваем. Апсолон рассказывает разные случаи из своей судебной практики. Ом крупный по телосложению и еды ему не хватает. Он договаривается с поварами, что будет приносить воду, за это ему наливают лишний ковшик супа.

23 ОКТЯБРЯ. Медицинская комиссия. Меня оставляют в нерабочей слабосилие.

24 ОКТЯБРЯ Банный день. Я сбрил усы.

25 ОКТЯБРЯ СУББОТА. Фридису Валтеру сшил рукавицы, но их у него украли. Грин заболел, нарывы. Его переводят в стационар.

31 ОКТЯБРЯ. День укрепления веры. Вспомнил это и прочел молитву. Молю милости у Бога за Мирдзу.

1 НОЯБРЯ. Обыск.

2 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ³. Спокойно отдыхаем и "варим" обеды. В бараке главной темой разговоров является приготовление еды. Кажется, что это уменьшает голод, который мучает каждого узника. Многие записывают рецепты блюд и так мы "успокаиваем" свои животы.

3 НОЯБРЯ. Иду в гости к Грину и Элкснису в стационар. Недолго разговариваем, в стационаре долго быть не разрешают.

4 НОЯБРЯ, ВТОРНИК. Банный день, медкомиссия. Я остался в нерабочей слабосилие.

5 и 6 НОЯБРЯ. Резкий ветер и метель. Яниса Груспенского выписали из стационара, он пойдет на работу. Из лагеря уводят капитана Брока¹ и Эрмансона. Куда не знаем.

10 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК². День Мартння³. Росс читает нам доклад о варке пива. Желающие записывают. Рядом со мной на нарах теперь сайт лесник Витолс.

12 НОЯБРЯ, СРЕДА. Директор (раньше в Латвии говорили - заведующий) Усиньской основной школы Бутанс читает лекцию об устройстве декоративных парков.

14 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА. Общий осмотр врачей. Баня.

15 НОЯБРЯ СУББОТА. Часть "слабосильных" переводят из 11-голагпункта в 7-ой. В тот самый, куда нас сначала привезли. Надо расставаться с другом Эдуардом Грином.⁴ Жаль этого доброго человека! Мы понимали друг друга и доверяли друг другу. Каждый кусочек делили пополам. Здоровье Грина пошатнулось с тех самых дней, когда мы из воды вытаскивали бревна. Он простудился. Организм был ослаблен и плохо сопротивлялся болезни. У него пошли нарывы. Меня тоже мучили нарывы, но я вылечился. Нарывы были у всех, кто работал в воде. До 3-его лагеря довезли, а дальше мы пошли пешком. Было очень трудно, но мы дошли. Сегодня день моего рождения.

16 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Сходил в гости к Узану Альберту. Он работает в хлебопекарне и сыт. Дал и мне кусочек хлеба. Это дорогое угощение. Раньше пирожное не казалось таким вкусным, как теперь черный хлеб. Узанс из Ритенской волости⁵, крестьянин, но еще работал старшим лесником в Слатенском лесничестве. Он был айзсорг, начальник Ритенского отделения. Хороший исполнительный работник и честный человек.

17 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Нас распределяют по бригадам. Но идти на работу не надо. Мы считаемся "на улучшении". У меня на ногах от цинги гноятся пальцы.

18 НОЯБРЯ¹, ВТОРНИК. Иду в амбулаторию перевязать ноги. Там работают Чаманис и Лапиньш². Очень почитаемые люди. Много помощи оказали заключенным. Сколько было в их силах, все делали для пользы заключенных. Эти врачи заслужили единодушную признательность. Лагерное начальство их ругает за то, что они многих рабочих освобождают от работы. Но врачи ссылаются на правила, что все делают законно.

В предыдущие дни не завезли хлеба, давали только половину пайка. А сегодня дали целую пайку в еще задолженность за прежние дни. Во время завтрака один латыш говорит: "Поздравляю с большой пайкой!" Это означало, что он поздравляет нас с днем независимости Латвии 18 ноября. Таким образом, он сумел нас поздравить, а мы все поняли.

19 НОЯБРЯ, СРЕДА. Я иду в амбулаторию перевязать ногу. С каждым днем нагноение увеличивается. Настали морозы.

20 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ. Иду в гости к свояку Янису Паварду (брат жены). Он считается неработающим инвалидом I группы. У инвалидов питание следующее: на день 400 граммов хлеба, на завтрак 500 грамм жидкого супа, на ужин тоже 500 грамм жидкого супа. Питание совсем недостаточное. Питательный только хлеб, а суп, считай, чистая вода.

Инвалидами признаны также Дуцманис и Албатс, оба бывшие послы. Они сильно истощены. Дуцманяс, кажется, даже немного тронулся умом. Албатс ходит по столовой и собирает пустые миски, отдает их повару. За это ему наливают дополнительную норму супа. Страшно подумать, что эти люди, занимавшие раньше высокие посты, сидели рядом с Гитлером и Муссолини, удостоены такой судьбы и уже близка их смерть.

Мне сказали, что лесничий Пранге³ уже в мире ином. По одному уходит наша интеллигенция.

21 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА. Я освобожден от работ. Иду погостить к знакомым в другие бараки, потом в амбулаторию. Врач Чаманис делает укол в руку. Помогает каждому, чем может. Благодаря его лечению нарывы от цинги начинают исчезать, Врач прописывает дополнительное питание против цинги, дают проращенную рожь, иногда кусочек сырой картошки в 100 грамм. Все это очень вкусно.

22 НОЯБРЯ, СУББОТА. Вспоминаю отца, сегодня три года после его смерти. Моя судьбе тоже близится к концу, смерть ходит рядом. Пока еще силы не иссякли, но чувствую, что становлюсь все более немощным.

23 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Лежим на нарах и думаем о еде. Говорим о еде. Одни рассказывают, что готовили раньше по воскресеньям, другие делились советами, что лучше готовить в воскресные дни.

Промышленник Росс читает заключенным доклад о пивоварении. Его слушают с большим вниманием.

24 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Перехожу в бараке спать рядом со своим земляком из Екабпилского уезда. Из Нереты - Ладовский Полис, Смилтиньш, Думпе из волости Эякшни - Паберзс, из города Екабпилс - Павулиньш, Копманис¹.

25 НОЯБРЯ. Бутане рассказывает, что ему говорили заключенные, которые слышали от "свободных" за зоной, что Россия еле дышит, Германия ее победит. Это хорошие "витамины".

26 НОЯБРЯ. СРЕДА. Дезинфекция помещений, баня. На время дезинфекции вещи перенес к Узану. Он меня угостил ржаными клецками. Чрезвычайно вкусно. Клецки из ржаной муки крупного помола, вареные в воде, были вкусные и без мясного запаха. Следующий день проходит спокойно. В чистом помещении ночью насекомые не мешают спокойному сну.

28 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА. Иду в гости к Паулю. Калниньшу из Виесите и земляку Стрелниексу. Они в стационаре. Калниньш истощен. Оба от голода ослабли.

29 НОЯБРЯ, СУББОТА. Иду в амбулаторию лечить нарывы на ноге. Приедулс из Вентспилса читает доклад о засолке и копчении рыбы. Доклад очень интересный. Вечером медкомиссия. Меня выписывают в рабочую бригаду.

30 НОЯБРЯ ВОСКРЕСЕНЬЕ. Приходит ко мне Узанс. Принес котелок супа и кусочек хлеба. Ценное угощение, который можно голод утолить.

1 ДЕКАБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Целый день лежу на нарах. После обеда иду к свояку Янису Паварду. Он заболел поносом, его переводят в стационар. Похудел, бледный. Рад, что идет в стационар, там питание лучше.

2 ДЕКАБРЯ. Читаю книгу "500 советов пчеловоду", До 5 декабря был освобожден от работы.

6 ДЕКАБРЯ. Начинаю работать. Норму могу выполнять на 50 %, осталось от меня лишь полчеловека.

8 ДЕКАБРЯ Этап в 1-ый лагпункт. Там встретил Риту Яунземе². Выглядит хорошо. Женщины вообще легче переносят трудности.

9 ДЕКАБРЯ ВТОРНИК. Иду в амбулаторию. Там врачом был Крейлис, а главным врачом - русская женщина, вольнонаемная, но очень отзывчивая. Больных заключенных освобождает с малейшим заболеванием. Ноги мои в нарывах, язвы от цинги. До 12 декабря меня освобождают от работы.

12 ДЕКАБРЯ, ПЯТНИЦА. Я в бригаде рабочей слабосилки. Идем в лес делать дощечки для бочек. Женщины лучковыми пилами валят деревья.

Мужчины выносят чурки. Их колют в дощечки (кипки). Потом топором отесывают. Норма - 30 дощечек в день, но люди так ослабли, что редко кто ее выполняет. На работу идти около пяти километров. Встаем в 5 часов утра. Нам выдают дневной паек хлеба 650 грамм. На завтрак 600 граны супа, без жиров. На ужин 600 грамм жидкого супа и 200 грамм жидкой каши. Люди ослабевают. Утром еще кое-как добираются до рабочего места, а вечером те, кто посильнее, несут обессилевших. Бывают случаи, когда умирают в лесу, или по дороге в барак. Вот так добираемся до бараков в 8 или в 10 часов вечера. Охранник отпускает с работы в 4 часа, а дорога в 5 километров занимает 4 часа или даже больше временя. Проходит еще время, пока получишь этот жалкий ужин. Только ляжешь, как слышишь, что рельс уже звучит. Это были лагерные сигналы - бьют в репье определенное число раз. Нарядчиком был Молчанов из Лиепаи. Скверный человек. Срывает людей с нар, если кто-нибудь не встает по первому его слову. Сам, как боров, откормился за счет оставшихся пайков заключенных. Начальником лагпункта был молодой цыган. Неприятный работник НКВД. Стационары переполнены больными, работающих в бригадах осталось мало. Так проходят дни в тяжелых, жутких условиях.

16 ДЕКАБРЯ, ВТОРНИК. Врач Крейлис меня освобождает от работы, нарывы на ногах гноятся. Миттенберг тоже освобожден. Он читает остальным доклад по пчеловодству о размножении пчел. Полис из Нереты на ночь помещен в изолятор (карцер) за то, что не выполнил дневную норму.

17 ДЕКАБРЯ. Меня еще на несколько дней освобождают от работы, назначают дополнительное противоцинготное питание. Дают ложку редиски и картошку. Это очень вкусно.

18 ДЕКАБРЯ. Большой мороз. Одежда и обувь для зимы не подходящая.Одежду не дают, обходимся той, которую имеем. Много случаев обморожения. В рабочих бригадах число людей уменьшается. Назначают нового бригадира. Был железнодорожник Силиньш из Крустпилса, теперь будет Лаздиньш из города Талсы.

19 и 20 ДЕКАБРЯ. На эти дни я освобожден от работы. Моюсь в бане, после долгого времени. Полис тоже освобожден и назначен в стационар. Очень истощен.

21 ДЕКАБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. Полис назначен в стационар, но из-за нехватки мест спит в рабочем бараке. Питание получает в стационаре. Немного лучше общего. Говорим о прошлом и родном доме.

29 ДЕКАБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Я снова иду на работу, заготавливать дощечки для бочек. Бригадир Лагздиньш относится ко мне очень хорошо и помогает, где может. Назначил меня приемщиком дощечек. Я их складываю в груду и считаю. Эта работа мне под силу. Считается, что я выполняю норму. Трудно только пройти большое расстояние на работу и с работы. Вечером возвращаемся поздно, люди ослабли.

24 ДЕКАБРЯ, СРЕДА. С работы пришел поздно. Получил свой скудный ужин. Умылся и залез на нары. Там зажег свечку и прочел молитву. Вспомнил

Мирдзу и свою маму, у нее сегодня день рождения. Съедаю свой маленький ужин и ложусь. 24 декабря по Новому стилю - сочельник.

25 ДЕКАБРЯ. Сегодня первое Рождество, но эта земля такого праздника не признает. Нарядчик поднимает очень рано, и кто-то получает по голове от его кулаков. Когда приходим в лес, еще темно. Разжигаем костер. Садимся и немного отдыхаем после пройденного пути. Замечаю, что многие латыши в празднично-торжественных мыслях. Бригадир Лагздиньш понимает своих людей и ничего не говорит, только охранник ворчит, почему не начинают работать. Встаем и, потихоньку работая, встречаем свое первое Рождество в Вятлаге. Так проходят дни. Я чувствую, как с каждым днем иссякают сипы. Вечером каждый раз думаю, дойду ли до лагеря, или останусь жертвой в Вятлаговском лесу. Люди умирают в больших количествах.

29 ДЕКАБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК. Сегодня этап, и способных передвигаться ведут обратно в 7-ой лагпункт (из 1-го). Меня назначают бригадиром. Мы вместе с Упениском, рядом на нарах спит Лаздовский. Он в другой бригаде, но хочет быть ближе к нам, землякам. Сегодня день рождения моего крестника Артура, сына брата автора, Петериса¹. Я молю Бога за крестника и за его родителей, моего брата Петра и его жену.