"МАМКА"

На оперативном жаргоне забастовка называется "волынка". Много кровавых расправ учинила большевистская опература над стачечниками в номерных бушлатах в Норильске, в Воркуте, на Колыме. Окраины социалистического "государства" в послевоенные годы стихийно озарялись забастовками гулаговских производственников, заключенных по ст.58. Бастовали ОЛПы, "кусты", целые спецлагуправления. Оперативники умело расправлялись с волынщиками, морили зоны голодом, расстреливали зачинщиков и "не вставших на путь исправления", тусовали зоны.

В 1954 году началось крупное возмущение в Степлаге, в поселке Кенгир, вблизи города Джезказгана. Раскалялся май в горнорудном крае, горячие ветры сушили степь. Сорок два дня держались забастовщики третьей кенгирской зоны. Они образовали забастовочный совет во главе с Кузнецовым. Отказывались вести переговоры с местным начальством и требовали приезда московских гулаговских руководителей. Забастовка перекинулась на рудничные зоны в Джезды. Требования были: улучшить питание и отменить сухое бурение шпуров. Кенгирские стачечники захватили хоззону и объединились с женской зоной. Начальство отключило зоны от электричества и водопровода, волынщики и волынщицы наслаждались свободой в кольце войск МВД.

По железной дороге, связывающей город с Карагандой, в Джезказган был доставлен танковый полк из Акмолинска. Спешно разгрузился. Среди вольных кенгирских граждан поползли слухи, что заключенных врагов народа будут давить танками: потому что все они "силикозники" и не могут трудиться производительно. В рудники пошлют местных жителей.

Начался спешный отъезд населения джезказганского района в другие районы, хотя выбор был невелик: лагерные зоны стояли чуть не в каждом ауле карагандинской степи. Джезказганский райком компартии приказал руководству рудников не увольнять вольняшек, а райотделу милиции - никого не выписывать. Паника среди местных жителей усилилась: раздавят, а потом доказывай, что ты не силикозник. Жители стали разбегаться в степь без всяких открепительных документов с бидончиками воды в руках.

Танки окружили лагерные зоны. Через громкоговорители лагерные начальники уговаривали "врагов народа" прекратить "волынку", тогда они получат хлеб и воду. В нескольких местах танки проломили лагерные ограждения - было объявлено, что через проломы может выбежать любой зонник и ему ничего не будет. Уговоры не помогали - стачка продолжалась.

На сороковой день прилетели московские начальники, разговаривать с "изменниками" они не пожелали. Началась операция подавления. На вышках и на площадках между вышками охрана установила пулеметы. Операцией командовал начальник оперативного управления Гулага генерал Деревянко. Он объявил через мегафон, что зона будет уничтожена, один выход - проломы в заборе.

Зонники спрятались в бараках и земляных укрытиях. Над степным поселком будто замерло горячее солнце. Напряженность достигла предела, стихнул лай сторожевых псов, танковые двигатели ревели за "баркасом". Распахнулись вахтовые ворота. В зону одна за другой поползли серо-зеленые черепахи. Танки тяжело пролезали сквозь бараки в тучах пыли, разметывали укрытия. Толпы заключенных, мужчины и женщины, побежали в проломы - их расстреливали со сторожевых вышек. Везде по зоне валялись разметанные тела в кровавых лужах. Оцепенел поселок. Двести тридцать лагерников были застрелены и задавлены, сотни ранены.

Когда танки, возбужденно рыча, укатили назад, через вахту, в зону зашли краснопогонники войск МВД с оружием. Они ухмылялись пьяно на учиненную расправу и забрасывали убитых в запретку за руки за ноги: перед "операцией" им выдали по двести граммов. Московский оператор заснял на кинопленку валявшиеся у проломов в заборе трупы, для показа высшим партийным товарищам в Центральном Комитете КПСС. Кенгирская волынка была подавлена. В зоны привезли уголовников из Карлага и вербованных. Местные жители вздохнули с

 

облегчением: "Так им и надо, изменникам и фашистам - силикозникам проклятым". Мужчин  и женщин,  участвовавших  в  стачке,  растусовали  по зонам спецлагуправлений и по "крытым". Забастовочный совет заковали в наручники и отправили в спецвагоне в Верхне-Уральский централ. Там умер Кузнецов. Никто не знает, где успокоились остальные: в отвалах колымских золотых приисков, в Тобошарских урановых рудниках или под шпалами строящихся заполярных железных дорог. А может быть, сгорели без пламени в атомном взрыве на Новой Земле.

Человек в сером лагерном бушлате с отличительными номерами на шапке, на штанине и на бушлате, завернутый в кокон из колючей проволоки - отверженный славянин, прибалт или кавказец - подневольный член социалистической общности. Где встанешь ты бронзовым изваянием в память миллионов соотечественников, замученных большевистской опературой?

На лагерном жаргоне "мамка" - это лагерница, родившая в зоне. Как умудряются забеременеть зэ/чки, отгороженные от мира частоколами, обвитыми колючей проволокой, с предостерегающими указателями: "Стой, стреляю"? Вопрос непростой, есть много способов. Надзирало, бывает, запустит в камеру к мужчинам на полчасика за полстольника или сам не побрезгует. Бывает, в вагон/заке сближаются мужчина и женщина: мальчишки-конвоиры сведут в тройняке за червонец. Лагерники-мужчины делают иногда ремонтные работы в женской зоне: там можно выискать несколько скрытных минут.

Не всякая ляжет по первому зову, поэтому предварительное знакомство не помешает, но в силу обстоятельств должно проходить стремительно. В тюрьме через унитаз переговорились, в управленческой лагбольнице перекликнулись через огневую, на пересылке, когда оказались в соседних прогулочных двориках: термины обычные: "Где живете, как зовут, сколько Вам лет, как Вы хорошо поете, какие у Вас красивые волосы, глаза какие, голубые или карие? Позвольте Вас проводить до дому". Насчет проводов прихлестнулось по обычаю - в заключении проводы исключаются.

Дальше все зависит от почина мужчины: он укажет, что должна сделать женщина, если хочет оказаться рядом с ним. Попроситься на работу, притвориться больной. В записке определяется место и время, записка перелетает, привязанная к камешку, или перетягивается "конем", или доставляется на назначению в кармане придурка. Половые отношения в заключении могут вырастать, как бурьян на поле, оставленном под пары, что вызывает негодование у строителей нового мира, потому что замедляются планы рассевания "культуры нового человека".

Если непосредственное сближение с зонником невозможно, зонница предлагает любимому зарядить ее на расстоянии. Способ разработан в советских концлагерях, незапатентован и может быть использован в любой стране социалистического лагеря. Способ прост и надежен при условии незамедлительной последовательности действий. Семя передается по назначению в пузырьке с плотной пробкой. Пузырек заворачивается в тряпку, намоченную в горячей воде, поверху целлофановый кулек. "Посылочка" идет через шныря или перебрасывается. Само собой понятно, что женщина должна быть готова.

Лагерницы пользуются любой возможностью забеременеть. Это для них избавление от тяжелой работы с семи месяцев беременности и пока младенец не вырастет до году. А что будет с ребенком дальше - кто знает?

"Мамка" забеременела в Кенгире во время "волынки". Родила в Долинке, в карлаговской больничке. Окутались зеленой дымкой акации, бирюзовая травка пробилась под стеной барака, где содержались кормящие женщины. Хорошо! Не надо ходить в грязной лагерной робе и каждое утро томиться у ворот промзоны, ожидая вызова на работу. В бараке у "мамок" было тепло, их неплохо кормили - она поправилась и похорошела с маленьким на руках.

Есть гулаговское правило. Когда малышам-зонникам исполнится год, лагерные власти отбирают их от "мамок" и отправляют в детдом для младенцев. Весной приехала в Долинку медсестра из детского дома, она принимала маленьких. Молодая, разговорчивая, статная, с черными волосами, развитыми по плечам. Зонницы охотно беседовали с ней. Медсестра успокаивала "мамок", что все будет хорошо: так и делается всегда - нельзя оставлять невинного ребенка в лагере отбывать срок вместе с матерью. После освобождения всякая, какая захочет,

 

приедет в детдом и возьмет своего малыша, а еще слышно, что будет амнистия для женщин.

Мамка записала адрес детского дома для младенцев, детишек увезли сперва в Караганду, а оттуда на самолете дальше. Ночами в секции швейниц она мечтала, как, свободная, приедет за своим сыном. Она будет в цветастом легком платье, он подрастет за время разлуки и будет тянуть к ней свои ручонки.

"Мамка" освободилась в мае 1957-го и, не заезжая домой, отправилась разыскивать своего родного. Сошла с поезда ранним утро в незнакомом городе и, глазея по сторонам, пошла по адресу. Сады клубились, пахло цветом сиреней и акаций - тысячеликая Россия затаилась за досчатыми заборами.

Детдом утопал в зелени яблонь, одноэтажный, белый. Через скрипнувшую калитку мамка зашла во дворик, поднялась на крылечко. Сердце учащенно билось. Ей сказали:

- Вашего малыша у нас нет.

- Как это нет? - Она совала бумажку с адресом в руки заведующей, объясняла торопливо и путано - упрашивала отдать ей сынишку. Вставала на колени:

- Где искать, у кого узнать, скажите?

Никто ничего не знал.

Стена встала перед мамкой - не пробить лбом. Она пошла прочь из детдома, размазывая ладошками слезы по неумело накрашенному лицу. В калитке столкнулась с женщиной и замерла, глядя в лицо незнакомки. Черные волосы рассыпаны по плечам, статная, завидная собой. "Мамка" уперлась руками в косяки калитки, загородила проход - она узнала. Это была та медсестра, что приезжала в лагуправленческую больничку отбирать младенцев. Две женщины замерли, стоя в проеме входа.

- Где мой ребенок? Я хорошо помню, это ты забрала его у меня в Долинке. Говори - я тебе сейчас глаза выцарапаю. Вот адрес.

Черноволосая женщина не вошла в детдом. Она повернулась и пошла по тротуару, сделав мамке знак головой, чтобы та следовала за ней. Несколько минут женщины шли молча рядом, сталкиваясь плечами. Мимо спешили прохожие, грузовики катились по пахучей асфальтовой мостовой. Черноволосая вдруг придвинула свою голову и сказал в ухо "мамке":

- Ваш ребенок погиб. Зонница замерла на месте.

- Как это... - Она растерянно заглядывала в глаза медсестре. - Этого не может быть, Вы врете. Он у меня такой здоровенький: до года грудью кормила. Медсестра не стала спорить.

- Он погиб вместе со всеми: двадцать три младенца погибли в тот раз. Каждому маленькому доктор сделал укол перед вылетом и они один за другим умирали в самолете. Больше я ничего не знаю. Не рассказывайте никому то, что я сказала Вам, не то будет худо нам обеим.

Черноволосая всхлипнула и пошла прочь, оставив лагерницу стоять на тротуаре. Мамка ошарашенно глядела вслед, пока гибкая фигурка не скрылась за поворотом. Шуршали автомашины по мостовой, сновали мимо прохожие - ничем не загороженное широкое разноцветное и зеленое майское утро, теплое и душистое, окружало "мамку" со всех сторон.

Молодой человек участливо заглянул в заплаканные глаза молодой женщине, стоящей посередь тротуара:

- Я помогу Вам, что произошло? "Мамка" отрицательно потрясла головой:

- Мне никто, никто не сможет помочь.

Сгоняя ладошкой слезы с накрашенных щек, она побрела на вокзал, не зная, что попала со своим малышом под операцию, на оперативном жаргоне называемую "подчистка".