ПРЕДИСЛОВИЕ

 

(из журнала «Собеседник», июнь 1987 года,

при частичной публикации дневника П.П. Ширшова)

 

Петр Петрович Ширшов родился 25 декабря 1905 года в городе Днепропетровске. Гидробиолог. Начиная с 1930 года, работал в Арктике: участвовал в экспедициях на «Сибирякове», «Челюскине», «Красине». После гибели «Челюскина» работал в ледовом лагере Шмидта. В 1937 году дрейфовал в составе папанинской четверки на станции «Северный полюс». В 1939 году избран действительным членом Академии наук СССР. Основатель и первый директор Института океанологии АН СССР. Депутат Верховного Совета СССР двух созывов. Умер в 1953 году в возрасте 48 лет.

Евгения Александровна Гаркуша-Ширшова родилась 8 марта 1915 года в Петрограде. Актриса театра и кино. Снялась в кино в 1939 году в фильме «Пятый океан», в 1943 году в фильме «Неуловимый Ян». Работала в ряде театров в провинции и в Москве, в Театре им. Моссовета. Умерла в 1948 году в Магаданской области в возрасте 33-х лет.

Эти два человека — мои отец и мать. Отец и мать по всем законам жизни должны быть у каждого человека. Отец был моим другом, собеседником, наставником, но только до моих восьми лет, когда его не стало. Я хорошо помню улыбчивого, совсем седого человека с молодым лицом. От него я узнала много интересного. Он научил меня любить стихи. С ним можно было отправиться на байдарке по Москве-реке. С ним было весело и не страшно. Правда, времени у него всегда было мало. Была какая-то загадочная страна «работа», куда он все время от меня исчезал. А я ждала и ждала тех его часов, которые мои.

У всех детей, окружающих меня, были мамы. У меня — нет.

 

Была ее фотография, с которой мне задорно улыбалась молодая женщина. Я не помню ее, так как когда ее арестовали, мне было немногим более года. Подрастая, я спрашивала, где она? Мне отвечали, что она уехала на гастроли с театром. Кроме фотографии, были красивые концертные платья, коробки с гримом и всякой театральной мишурой. Это был мамин волшебный мир театра, в который, как мне тогда казалось, она от меня пряталась.

Потом, не дома, а во дворе мне объяснили, что ждать мне некого. Я узнала о ее смерти очень рано, но еще долго продолжала подыгрывать взрослым, удивляясь их наивности на мой счет.

Я становилась старше. По мере того как я взрослела, трагедия моих родителей по иному представлялась мне. С тем, что произошло с ними в 1946 году, я живу всю жизнь и буду жить до конца моих дней. От этого никуда не деться.

 

В 1956 году, когда отца уже не было в живых, маму реабилитировали. О ней стало можно говорить вслух. На экране Кинотеатра повторного фильма появились картины с ее участием. Я впервые увидела ее как бы живой. Спасибо кино за это чудо! Мне очень хотелось стать актрисой, как мама. Но судьбе было угодно иное. Я работаю в Институте океанологии, который основал мой отец, сталкиваюсь со многими людьми, в той или иной мере его знавшими или знавшими о нем. Всегда одни и те же вопросы: «Почему он умер таким молодым? Почему о нем так мало написано?»

На первый вопрос ответила одна из старейших сотрудниц института: «Мы все понимали, что, когда погибла Женечка, погиб и Петр Петрович!»... Он пытался жить, работать, любить... Но, начиная с 1949 года, его жизнь — борьба с тяжелейшей формой рака, который тогда не умели лечить. Три операции

 

за четыре года, постоянные боли. А нужно было работать, и он работал. Я это точно знаю.

Ответ на второй вопрос. Я всеми силами сопротивлялась написанию и изданию лакированных и лживых книжек о моих родителях! Я ни разу не разрешила публикации, не разрешала снимать кино. Это нечестно и неблагородно писать «подстриженную» биографию «национального героя», замазывая в ней те страницы его судьбы, где перед нами — трагедия. Это хорошо, что дожила я до времени, когда можно говорить правду о том, запретном. И если появится книжка о Петре Петровиче Ширшове, то это должен быть рассказ о человеке ярком, талантливом, наделенным сполна всем, что может быть отпущено человеку. Это должен быть рассказ о судьбе большой и необычной во всем — в счастии и в горе...

 

Записки, которые вы прочтете ниже, были написаны после ареста моей матери, но до ее гибели. Ее арестовали по личному распоряжению Берия в 1946 году. Ордера на арест не было. Отец год не знал, где она. Мне известно, как он искал ее, пытался спасти. Даже до Сталина достучались. Тогда была произнесена знаменитая фраза, попавшая впоследствии в западную прессу: «Мы найдем ему другую жену». Через год тюрьмы моя мать была выслана в Магаданскую область на 8 лет, где умерла 11 августа 1948 года.

Мне говорили, что в Магадане до сих пор помнят красивую актрису, работавшую на золотых приисках. Говорят, что сохранилась ее могила. Может эта публикация поможет мне найти мою маму?

В заключение я хочу сказать, что понимаю: история моих родителей не исключительна для лет культа личности, которые пережила наша страна. Эта трагедия исключительна для меня, для моих близких.

 

К сожалению, те страшные годы — были! Их не вычесть из истории нашей страны. Их нельзя забывать. История все расставит на свои места, как ни лакируй действительность. Надо иметь мужество признать это.

Марина Ширшова. Июнь 1987 года.

 

Сейчас на дворе 2001 год. Я написала книгу, о которой думала в 1987 году. Теперь я знаю почти все. Пришлось увидеть архивы Лубянки и ЦК. Был Магадан. Найдена могила. Найдена масса людей, связанных с этой историей. Наконец, я могу опубликовать полностью дневник отца, и не трястись, как тогда, что материал снимут из номера. Теперь, вы не поверите, как смешно, но современное ФСБ как бы «открестилось», правда, не покаявшись, от мрачных лет Ежова и Берия. Их вроде бы это не касается. Но мы-то знаем, знаем и, надеюсь, никогда не забудем! «Мы не забудем эту боль и эту муку. Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку!...» (Галич)

 

Почему так долго? Почему не в более легкие в смысле свободы прессы девяностые годы? Да потому что и архив КГБ, и Магадан стоили мне гипертонических кризов. Было время, когда я просто не могла прикоснуться к папкам, в которых лежало то, что я там «нарыла».

В это лето 2001 года я поняла, что могу, и что кроме меня рассказать все это никто не сможет, потому что единственный хранитель данного сюжета — я, и я обязана.

Дарю вам, люди, которые меня поймут, эту книгу. И пусть никогда, никогда такое не повторится!

Названия я хотела сохранить старые, как это было в «Собеседнике» и в маленьком документальном кино, которое мы назвали «Из частной жизни наркома», а на телевидении почему-то больше нравится «Memory». Но по ряду причин называю ее «Забытый дневник полярного биолога».

Марина Ширшова. Лето 2001 года.