ГЛОТОК «СВОБОДЫ» И СНОВА СИБИРЬ

 

Весной 1948 года Э.Ю.Урусова приехала в Москву вместе со своим другом Александром Ивановичем Блохиным, ставшим ее мужем. В свое время он учился в балетной школе, но по молодости лет попал в колонию малолетних правонарушителей. Над этой колонией шефствовал сам нарком внутренних дел Ягода, и в 1937 году это стало черной меткой для ее воспитанников. Так Александр Блохин попал в лагерь на 10 лет как социально-вредный элемент. Была и такая категория репрессированных. В заключении он работал в том же театральном коллективе, где работала Эда Юрьевна. Он сам танцевал и ставил танцы. Вместе они поставили и исполняли отрывки из популярной оперетты «Свадьба в Малиновке».

Семья Александра Ивановича, оставшаяся в Москве, распалась. Но в Москве жили его родители: отец - Иван Федорович Блохин, бывший характерный танцовщик, солист Большого театра, и мать — Мария Львовна Клементьева — бывшая балерина Большого, заслуженный деятель искусств РСФСР, ставшая режиссером-репетитором ансамбля «Березка» с момента его образования.

Старая квартира в Б. Знаменском, где жили Урусовы, давно стала коммунальной. Комнату Эды Юрьевны - ту самую, детскую с угловым окном, реквизировали после ее ареста и поселили в ней сотрудника НКВД с семьей. Подолгу задерживаться в Москве она не могла, чтобы не подвести родственников.

Хотя у Александра Ивановича не было ограничения по месту жительства, они поселились в г.Александрове, а в Москве бывали наездами. Иногда удавалось подработать, выступая в концертных программах по клубам. Помогали родители Александра Ивановича, друзья Урусовой — М.О.Кнебель, Лекаревы и др.

Александр Иванович заработал в лагере хронический туберкулез, а Эда Юрьевна от цинги потеряла все зубы... Случилось так, что после установки зубных протезов ей на следу-

 

ющий день пришлось выступать в эстрадном концерте... Вот такой оказалась свобода.

Положение изменилось, когда Урусова летом 1948г. на актерской бирже нашла работу в Угличском драматическом театре. Это был уже какой-то «проблеск в конце тоннеля».

В Угличе она поставила своего рода личный рекорд — сыграла за один театральный сезон 12 ролей. Александр Иванович тогда работал в этом театре администратором. В январе 1949 года на зимние каникулы к Эде Юрьевне приезжал сын, закончивший 10-й класс.

Все оборвалось 25 мая 1949г. Она была вновь арестована и помещена в Ярославскую тюрьму.

Глоток свободы иссяк...

Весной 1949г. на высшем уровне было принято решение — зачистить центральные области от нежелательного элемента. Последовали аресты всех отбывших 10-летние сроки по пресловутой 58-й статье.

Опять тюремная камера и ожидание своей дальнейшей участи... Не разрешено было даже отправлять письмо родным. Александр Иванович искал ее тогда повсюду, но в Ярославской тюрьме ему сказали, что ее там нет... Бывшая сокамерница Эды Юрьевны в письме к ней в 1966г. вспоминала:

«Стайка ласточек расселась на проводах у нашего окна. Они будто прощались с нами, улетая на юг. Мы молча смотрели с грустью, с болью в сердце, завидуя их свободе. Переночевав у нас под окном, утром рано они улетели в дальний путь, оставив неизгладимый след в памяти, в сердце».

Осенью все арестованные были отправлены по этапу на Восток в бессрочную ссылку. 28 октября 1949 года Урусова была доставлена в таежное село Тасеево Красноярского края и выпущена из-под ареста на поселение вместе с группой таких же ссыльных. Впереди предстояла сибирская зима. Ее надо было пережить.

Э.Ю.Урусова вспоминала:

«Меня забрали на улице после спектакля «Последняя жертва» в белых туфлях и легком платьишке и отправили в тюрьму в Ярославль, где я просидела все лето. Потом вызвали, сказали, что дела на меня нет, но Москва высылает всех як/

 

ранее судимых. Нас загнали в ужасные вагоны и повезли.

Я попала в село Тасеево Красноярского края, неподалеку от деревни, где была Наталья Сац.

Молодых посылали на лесоповал, а нас, постарше, на работу не гоняли, но не давали ни еды, ни одежды, ничего; только два рубля на телеграмму родным, чтобы они помогли. Фактически мы были обречены на вымирание... Это была страшная зима. Было тяжелее, чем в лагере на лесоповале. Ссыльные жили небольшими группами по крестьянским избам. Спасала солидарность и взаимовыручка. Каждый делился, чем мог. На улицу выходили поочередно. Собирали со всех теплую одежду, и была одна пара валенок на всех».

Выжить удалось благодаря помощи друзей и родственников. При этом для них при определенных обстоятельствах это могло обернуться серьезными неприятностями.

В мае 1950 года в Москве была арестована сестра Константина Боголепова, с которым Урусова встречалась в Комсомольске-на-Амуре, — художница Мария Владимировна Ивановская. Сам Константин был тоже выслан весной 1949 года на вечное поселение в Красноярский край и работал там начальником геологической партии. Муж Марии Владимировны — художник Александр Михайлович Ивановский был осужден как участник «террористической организации» Даниила Андреева, с которым они были знакомы.

В своих воспоминаниях М.В.Ивановская пишет:

«Сначала предъявили обвинение, что я организовала «Красный крест» помощи заключенным. Мы с отцом и еще некоторыми знакомыми посылали в течение года деньги Эде Урусовой — артистке, которая была в ссылке в Красноярском крае без работы. Это был такой момент, когда я сильно испугалась, что заберут и отца, поэтому я сказала, что это делала только я, так как Урусова моя двоюродная сестра и к отцу не имеет никакого отношения. Требовали еще людей, но я стояла твердо, что никто не участвовал кроме меня... Следующий допрос был совсем в другом духе. Начали гонять по делу Андреева и моего мужа, и я была счастлива, что это и есть причина ареста...»

Марию Владимировну освободили через 6 лет «из-за от-

 

сутствия состава преступления». Вспоминая о театральных представлениях, которые позволяли устраивать для себя заключенным, она пишет: «...эти концерты были единственное, что приносило радость в этой лишенной всего человеческого жизни».

Только к весне 1950г. Урусовой удалось установить необходимые связи и получить приглашение в Драматический театр в Норильске, который относился к тому же Красноярскому краю. Александр Иванович несмотря на болезнь приехал к ней в Тасеево, и они с открытием навигации отправились вниз по Енисею в заполярный город Норильск. Она вспоминала:

«В Норильске работали знакомые актеры, в том числе бывший ермоловец И.Кузьмин. Я написала им. Они поговорили с директором театра Дучманом, и он прислал вызов с просьбой перевести меня в Норильск. Местная администрация была только рада избавиться от лишнего человека.

Это было лето 1950 года. Театр пуст — все уехали в отпуск. На месте директор и кое-кто из актеров. Меня встретила одна актриса из Тбилиси, Евстратова (впоследствии она сыграла в фильме Кулиджанова «Преступление и наказание» старуху-процентщицу). Она никуда не поехала, видно, у нее никого не было. Она нас встретила, угостила чаем, поила-кормила, всячески привечала. А мы продавали на рынке чеснок и на эти деньги питались.

К началу сезона стали съезжаться артисты. Тогда я впервые увидела Смоктуновского. Это был скромно, даже бедно одетый — в каком-то пиджачке, с рюкзаком за спиной — несколько сутулый юноша. (Когда я смотрела «Берегись автомобиля», Деточкин напомнил мне того Кешу, какого я знала в Норильске, - только он тогда был моложе. Но походка, сутулость и весь вид человека не от мира сего, отстраненного, чудаковатого — из того времени.) Он держал себя очень замкнуто, очень скрытно, почти ни с кем не разговаривал. Но с нами у него сложились самые дружеские отношения; мы жили все рядом в коридоре на втором этаже актерского дома — он, я с мужем, Жженов с женой. Но по-настоящему дружил только с Жженовым: Смоктуновский нуждался очень, и Жженов ему всячески помогал.

 

Театр в Норильске был очень хороший. В его труппе играли актеры из Москвы, Ленинграда и из других городов. Кое-кто приезжал в Норильск, чтобы, получая северную надбавку, увеличить свою пенсию.

Главным режиссером был Дашковский, немолодой, интеллигентный человек и довольно сильный, опытный режиссер. Он не навязывал актерам своего решения, охотно шел навстречу актерам: с ним было просто и легко.

Он себя неважно почувствовал и уехал на юг. Его сменил Кякшто, но он недолго был у нас. А до этого, примерно за год до моего прихода, главным режиссером работал бывший актер Дикого — Никандров, замечательный актер. Рассказывали, что это был хороший период в жизни Норильского театра.

Уровень спектаклей был значительно выше ряда провинциальных театров. Прежде всего, намного выше был уровень актерского исполнения, ибо туда приезжали артисты высокой профессиональной квалификации... Актеры стремились в Норильск — в театре был хороший репертуар, хорошая труппа, толковые режиссеры, а кроме того, здесь хорошо платили, давали квартиры, вообще, это был богатый город. А самое главное — это был театральный город, театр всегда был полон.

Хорошими спектаклями были «Бешеные деньги» и «Не все коту масленица» А.Островского, «Зыковы», «Последние», «Сомов и другие» М.Горького, «Калиновая роща» А.Корнейчука. Особенным успехом пользовался «Шельменко-денщик» Г. Квитка-Основьяненко. В нем великолепно комедийную роль неудачного жениха Лопуцьковского играл Смоктуновский. А я — Аграфену Семеновну. Был он занят и в слабой пьесе Поташова «За здоровье молодых», роль тоже комедийная. Хорошо играл Петра в «Последних». Мы вместе были заняты и в спектакле «Близкое» Ю.Чепурина.

Однажды мы с Жженовым сидели в партере и смотрели, как Кеша репетирует. Ведь всегда интересно смотреть, как это делает хороший, большой актер. Он репетировал роль не то итальянца, не то испанца — в шляпе с большим страусовым пером, в плаще, в высоких сапогах. Это было настолько здорово, что мы только восхищенно переглядывались. Я помногу

 

раз смотрела во всех ролях Михаила Чехова. Без преувеличения могу сказать, что репетицию Смоктуновского я могу сравнить с впечатлением от игры Чехова». (Из интервью Урусовой, опубликованного в кн. «Иннокентий Смоктуновский», М., Искусство, 2001г., с.31.)

Народный артист СССР Иннокентий Смоктуновский вспоминал:

«Я, конечно, был тогда еще очень молод и порой даже обижался на этакое снисходительное отношение ко мне старших товарищей. Но сегодня, через многие годы, я могу признаться, что я тогда просто восхищался талантом Урусовой-актрисы, ее талантом настоящего, большого человека, всегда готового прийти на помощь в любой беде». (И.Пигарева, В. Соловьев, «Изрода Урусовых», газ. «Советская культура», январь, 1989г.)

По приезде в Норильск Эда Юрьевна и Александр Иванович поселились в так называемом общежитии «для ссыльных». Позже они жили в одной квартире с актерами театра - мужем и женой Юровскими. При в общем сносных бытовых условиях переносить полярную зиму было трудно, и это имело необратимые последствия для здоровья их обоих. Ведь установлено, что продолжительность жизни в этих местах значительно меньше. Летом во время отпуска Александр Иванович улетал в Москву, а Эде Юрьевне довелось побывать в доме отдыха на озере Лама южнее Норильска, но в том же Красноярском крае.

Сохранилась фотография, сделанная там Г.Жженовым, с надписью:

«Уважаемая Эда Юрьевна! Не каждому смертному выпадает счастье встретить свой день рождения в таком живописном месте! Пусть мой подарок вам — эта фотография — надолго сохранит в вашей памяти день вашего рождения, отпразднованный на Ламе.

Г.Жженов».

К юбилею Георгия Жженова в «Общей газете» в марте 1995г. № 12 была опубликована заметка Урусовой «Цветок из таймырской тундры» об их жизни и работе в Норильске и отдыхе на озере Лама:

«Конечно же, все видели и помнят, как в фильме «Берегись автомобиля» милиционер — Жженов в гонке на мотоцик-

 

ле пытается задержать Деточкина — Смоктуновского, угнавшего очередную «Волгу». А я вот, сколько раз уже смеясь над этим кадром, вновь и вновь вспоминаю, как жили в общежитии театра в Норильске ссыльные и вольнонаемные артисты, все вместе — Жженов, Смоктуновский, я... И сколько же раз «страж закона» Жженов выручал «преступника» Смоктуновского в самых разных обстоятельствах! Он вообще опекал Кешу как ребенка, дал ему денег, чтобы уехать из Норильска.

И даже к эпизоду задержания злоумышленника в «Берегись автомобиля» есть у меня своя история, которая связывает нас с Георгием Степановичем с тех далеких времен.

Муж мой тогда оказался удачливее, чем Жженов в фильме, - ему удалось задержать преступника, похитившего вещи артиста. Сначала этот человек (он работал пожарным в Норильске, и до его освобождения оставалось месяца два) заглянул к актрисе нашего театра, вольнонаемной, приехавшей из Тбилисского театра, Елизавете Евстратовой. Предложил купить у него одеколон; Лиле Евстратовой было скучно - в этот день она не была занята в репетиции, потому усадила гостя, предложила ему чашку чая, а за чаем начала рассказывать о своих соседях: кто чем увлекается, у кого что есть. Наверное, сказала и о том, что Георгий Жженов у нас самый элегантный мужчина, прекрасно одевается — может быть, ему

 

одеколон понадобится?.. Короче говоря, навела вора: он надел на себя под широкий брезентовый плащ все, что только можно было унести из жженовского гардероба и собрался уходить. Вот тут-то и попался моему мужу. А Евстратова, попив чаю, села к окошку, посмотреть: что на улице происходит, кто из театра возвращается. И увидела с ужасом, что мой муж ведет по двору ее недавнего гостя, держа у самой его головы маленький топорик. Топорик у меня хранится по сей день и частенько напоминает мне о том, как не состоялось ограбление Жженова. Вечером мы все вместе, конечно, радостно отметили это событие.

Георгий Степанович всегда умел быть добрым и верным товарищем — и мужчинам, и женщинам. Хотя женщины-то вообще сходили от него с ума, буквально вешались на шею. Я вспоминаю случай, связанный именно с влюбленными женщинами. Во время отпуска, когда театр закрывался, мы все обычно выезжали в летний дом отдыха на озере Лама — единственное место, куда можно было отправляться из Норильска нам, «невыездным». И вот там-то и произошла почти настоящая драка между двумя преданными поклонницами Жженова — одну из них, наиболее агрессивную, пришлось даже выставить обратно в Норильск. Ну и спектакль это был для всех, когда директор дома отдыха специально вызвала пароходик, смутьянку погрузили на него, и все вышли ее провожать, словно она отправлялась в новую ссылку. И смех, и грех...

Нам много довелось играть вместе с Георгием Степановичем. Познакомившись в пересыльной тюрьме в Красноярске в 1949 году, мы на протяжении почти четырех лет и играли на одной сцене, и жили в одном общежитии, и дружили — настолько, насколько вообще была тогда принята дружба: ссыльные были людьми осторожными...

Помимо актерского мастерства, большого таланта, появившегося уже тогда, в далекие норильские годы, Жженова отличали всегда еще и любовь, и интерес к разнообразной технике - каким замечательным мастером фотографии был Георгий Жженов, трудно даже представить себе! У меня хранятся многие его фотографии, и среди них есть один особенно дорогой мне снимок — на нем изображен цветок, чуть ли не

 

единственный, распустившийся на берегу холодного озера Лама в таймырской тундре. Жженов сумел снять его так, словно это не маленький жалкий цветочек, а большое цветущее дерево. Вот так же, слава Богу, расцвел и его талант, став могучим кряжистым дубом».

Рассказывает народный артист СССР Георгий Жженов:

«В Норильск меня привела та же судьба, что и Эдду Юрьевну. Там мы стали партнерами по сцене театра имени Маяковского и соседями в деревянном двухэтажном доме на Аварийной горе. Состав труппы нашей тогда был очень сильным: Никаноров, Рытьков, молодой Иннокентий Смоктуновский. Но Эдда Урусова выделялась среди них особым мастерством, талантом, какой-то магической притягательностью. Она блестяще исполняла характерные роли, но меня-то она потрясла огромным талантом комедийной актрисы. В «Калиновой роще» Корнейчука я играл тогда Вербу, а она — Щуку. Но как! Весь Норильск по многу раз ходил от души нахохотаться на Щуку Урусовой!» (И.Пигарева, В.Соловьев, «Из рода Урусовых», газ. «Советская культура», январь, 1989г.)

В газете «Заполярная правда» от 11 мая 1954г. была опубликована рецензия на спектакль «В сиреневом саду»:

«...Лучше всех справились со своей ролью артистки Урусова и Евстратова... Можно смело сказать, что Урусова, исполняющая Мадлен, играла прекрасно. Вот уж действительно: несмотря на все утрированные жесты, мимику, прическу, голос — она живая, взятая из жизни. Это поистине водевильный образ. Он цельный и по-своему психологически верный, хотя в нем в изобилии и преувеличения, и элементы трюка...»

Ю.Мизулин «Водевиль "В сиреневом саду"»

Александр Иванович Блохин был занят в театре на административной работе. Он был очень волевым и сильным человеком. Небольшого роста, но решительный и отважный. Еще в лагере с ним был такой случай. Артисты театра пользовались некоторыми льготами и в столовую ходили не строем, а в удобное для каждого время. Однажды, когда Блохин подошел к двери в столовую, охранник, здоровый мужик, его грубо оттолкнул. Не сдержавшись, Александр Иванович ударил его головой, да так, что тот рухнул навзничь. Ему это грозило

 

самыми жестокими карами. Оказалось, что в это время в столовой находился спецконтингент каторжников. С большим трудом дело удалось замять.

Урусова помимо театра работала также руководителем кружков художественного слова и драматического при клубе профсоюза и Доме культуры. На смотре художественной самодеятельности города ее «кружок художественного слова занял первое место и был премирован как лучший в городе. Участники кружка получили индивидуальные премии».

Летом 1954г. к Эде Юрьевне приезжал сын, который в это время заканчивал Ленинградский кораблестроительный институт.

Безусловно, как и повсюду, были и там свои проблемы и конфликтные ситуации. Так, однажды всех ссыльных актеров перевели из творческого состава во вспомогательный. Эда Юрьевна, например, стала костюмершей. Но их роли за ними сохранили, так как играть их было больше некому. В 1953г. им пришлось пережить знаменитую амнистию уголовников, которых до конца навигации не успели вывезти из Норильска. Об этих событиях можно судить хотя бы по фильму «Холодное лето 1953 года».

Весной 1955г. всем ссыльным были выданы чистые паспорта, и они обрели долгожданную свободу. Надежда на это не оставляла их никогда.

Урусова вернулась в Москву с жестокой язвой и дистрофией последней степени. В таком состоянии, о котором говорят — краше в гроб кладут. Что явилось этому причиной?.. Суровый заполярный климат или просто после всего пережитого были уже на исходе внутренние силы организма?

Только длительное лечение в Институте им.Склифосовского подняло ее на ноги. Но «борьба за существование» еще не окончилась. Не было ни жилья, ни работы. Прежде всего, надо было получить документ о реабилитации — бумажку в половину тетрадного листа, отпечатанную на машинке. По закону о реабилитации ей обязаны были предоставить жилье и восстановить на старом месте работы. Добиться этого оказалось совсем не легко. Только энергия и настойчивость Александра Ивановича помогли решить жилищный вопрос. Им предоставили комнату в коммунальной квартире в доме в Трубников-

 

ском переулке рядом с известным Спасо-Хаусом — резиденцией посла США. Для того чтобы вернуться в театр, пришлось обращаться в Министерство культуры РСФСР. Только после указания оттуда дирекция театра была вынуждена принять ее на работу на ту же категорию, с которой она его покинула. Однако новую жизнь пришлось начинать с чистого листа.