г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Пионерская, 19

Анне Михайловне Флоренской

 

Флоренский

Павел Александрович

Сп. I, Доп. 2

 

1936.VII.20—21. Соловки. № 68. Дорогая Аннуля, давно не получаю от тебя писем, и лишь на днях пришло Олино, с обезпокоившим меня известием о болезни маленького. Сообщите поскорее об его состоянии. Издалека, при дальности

 

и заторможенности сообщения все представляется тревожным и тяжелим. Живу я ускоренным темпом, дел накопляется все больше и все, конечно, спешные, так что не знаешь, за какое именно схватиться. Так уж я устроен, что не могу не двигаться вперед и, следовательно, не создавать новых вопросов. А старые, между тем, тоже остаются и тянутся длинным хвостом. Сейчас, вот, опять новая работа вклинилась в прежние дела. 18-го ночью вернулся из 5-дневн. экспедиции на один из беломорских архипелагов, куда ездил с целью геолого-минер, обследования. Удалось найти там ценные ископаемые: хороший облицовочный камень—розовые гнейсы, многочисленные пегматитовые жилы—полевопшатные и кварцевые, содержащие также слюду, магнетит и турмалин, недурной песок, а из растительного мира—большие запасы оленьего мха, ягеля. В настоящее время занят обработкою наблюдений, писанием докладных записок, анализами и проч., т. к. дело это промышленного масштаба. Поездка оставила сильные впечатления. Пришлось прикоснуться к коренным первозданным породам, к дикой, безлюдной природе, лазить по скалам, плавать на моторной лодке с острова на остров, спать на скалах и на оленьем мхе. Пейзаж величественный и незабываемый. Из моря выходят грибообразные шапки, или словно караваи хлеба, голые, оглаженные, с крутыми, а местами совсем отвесными берегами, уходящими под большим наклоном в море. Верхняя часть этих караваев серая—от лишаев и мхов, окаймление же прекрасного розового цвета, словно освещено прощальным лучом закатного солнца. Но это—собственный тон гнейсовых пород, слагающих острова архипелага. Вблизи видишь, что они, эти породы, действительно розовые, от бледно-серо-розового до темнорозового. Форма этих каменных шапок внушает невольное волнение всякому, кто соприкасался с геологией: типичные бараньи лбы, напрашивающиеся по совершенству в атлас или в курс лекций, но бараньи лбы гигантские, от 1 км до 2 км поперечником. Древнейшие образования мира (этим гнейсам следует считать между одним и двумя миллиардами лет) соприкасаются, непосредственно переходят в молодые ледниковые—выразившиеся в бараньелобной форме, в облизан-

 

вости поверхности, с которой ледник содрал все позднейшие отложения, в многочисленных валунах, разсеянных по многим из этих островов и в ряде других проявлений. А на скалах начинаются образования новейшие: выростают лишаи, белый олений мох, кое-где кустарники, но странного вида: можжевельник, сосна, береза, вереск и др. стелются здесь по самой поверхности скалы, как низкая трава, травянистые же растения необыкновенно низки. Все боятся подняться над скалою, очевидно из боязни ветров. На первозданных породах, древних как мир, на этих скалистых поверхностях, не поддающихся ни молотку, ни кирке, ни зубилу, породах о которые молотки плющатся как восковые, породах устойчивых даже против погоды и ничуть не разрушающихся в течение тысячелетий, на них появляются новообразования: тонкий слой молодого торфа, признаки болот на плоских вершинах, застойные в скальных ямках лужи дождевой воды, какие-то зачатки ручейков, кое-где каплющих по отвесам. Картина первого дня творения! Но жизнь сильнее всего: растения заводятся на кручах, неприступных и совершенно голых, начинают выглядывать из трещин,—корявые, прижатые, закрученные, голодные, и все же преодолевающие скудость и суровость условий, коренящиеся неизвестно на чем, питающиеся неизвестно чем. Нет ничего сильнее жизни, и она берет свое и завоевывает себе место везде и всегда. Нужно сказать, впрочем, что эта пустынно-величественная картина несколько нарушается южными, отвесными берегами некоторых из островов. Тут, под отвесом, среди нагромождений валунов и скальных осыпей из обломков в 1, 2, 3 метра размерами, на песчанистых отмелях уже, притаившиеся от северных ветров, завелись группы деревьев, цветут яркие и нарядные цветы. Тут растения уже оставили свою убогость, выпрямились во весь рост, раскинулись и, неприкосновенные, невидимые человеку, пользуются целосуточным светом и сравнительно теплым и мягким воздухом. Но эти южные зеленые окаймления некоторых из островов только подчеркивают общую суровость пейзажа. Изумительные краски закатного и еле заходящего солнца придают морю розовые, пурпурные, нежно голубые тона и, кажется, словно находишься не на земле, а в сказочной стране или видишь все во сне, так оно непохоже на привычное и общеизвестное. Порою все заволакивается туманом. Гремят грозы. Одна гроза была столь сильна, по здешним местам, что повредила, ударив в радиоантенну, приемник и прервала связь с Соловками. Порою, почти внезапно, начинают дуть ветры. Море покрывается барашками, плыть на моторной лодке становится невозможным, ее качает во все стороны, как ореховую скорлупку на воде. Но столь же внезапно ветер затихает, волна прекращается, начинает светить солнце своим жемчужным, призрачным светом.

 

В море плещутся морские зайцы, которых ловят почти без труда. Довольно много птицы. На больших островах, где лесной покров уже развился несколько, бегают зайцы сухопутные. Один из островов, совсем голый, совсем безлесный, покрытый, лишь сверху оленьим мхом да разноцветными лишаями—зеленоватыми, серыми, коричнево-черными, оранжевыми, с отвесными берегами оказался густо населенным птицей. Когда мы подъехали к нему, то уступы береговых отвесных скал были унизаны птичьем. Непуганное, оно долго не разлеталось и только от слишком большого шума все эти гаги, гагары, чистики, утки снялись неохотно со своих мест. Тогда воздух наполнился (буквально!) птицами как комариной стаей. Потом все они перелетели на море, уселись сгрудившись на воду, и обширная поверхность моря стала черной, словно посыпанная маком. В разселинах между скалами и в осыпях безчисленные гнезда. Бывшие с нами птицеловы набрали несколько мешков птенцов разного возраста, кажется для отправки куда-то, м. б. в Москву, как редкие виды северных птиц. Мне было очень жалко, что нарушается безмятежный покой птичьего базара, но охотники приехали со специальным поручением, и протестовать не приходилось. VII.23. По приезде начались обычные в таких случаях последствия: доклады, вычерчивание карт, писание записок, отчетов, калькуляция предполагаемой добычи; составили коллекцию для отсылки в Управление, конечно в ящике из полированного дерева. Иначе говоря, спешка, суетня и беготня. Первую стадию этих хлопот сбыли с рук. Теперь вступили в стадию более подробного анализа, черчения и т. д. для обстоятельного отчета. Мне помогает, между прочим, один из студ. Геол. Разв. инст.¹, с которым мы путешествовали на архипелаг и с которым вспоминаем поездку на Тиман и разные бывшие там случаи. Студент этот из Александрополя, теперь Ленинакана. Водоросли идут своим чередом, т. е. и испытания, и малое производство и подготовка к строительству агарного цеха и, затем, комплексного завода. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля. Очень ли хлопотно тебе? Постарайся распределить хлопоты по хозяйству на всех равномерно. Еще раз целую. Целую Васюшку и маленького, кланяюсь Наташе.

 

Дорогой Олень, получил твое письмо. Очень рад, что наконец-то ты покончила с экзаменами, несмотря на свою голову. Отметки твои меня нисколько не волнуют, они—дело второстепенное, и если на них вообще приходится обращать внимание, то только по причине житейской, а не по существу. Ведь надо знать и понимать, а как это знание выглядит на экзамене—маловажно. Вашим успехам с симфонией Гайдна радуюсь, т. к. они вовлекут вас в стихию музыки и заставят не просто учиться, подходя к музыке как обязанности, а жить в музыке

 

и делать музыку². Только живая деятельность в той или другой сфере, наряду с обучением, дает возможность действительно усвоить эту сферу и освоиться в ней. То обстоятельство, что вас заставляют повторять симфонию, очень полезно: лишь многократным повторением осваиваются подробности, оттенки и техника, а иногда появляется и понимание—не только данного произведения, но и многих других. Поэтому играйте, повторяйте, совершенствуйте исполнение. А параллельно постарайтесь разучить еще что-нибудь. Было бы хорошо взять вещь с двумя роялями, каждый в четыре руки. И в техническом отношении, и в смысле полнозвучности это дало бы вам большой эффект. Вообще же игра с оркестром полезна для привычки и умения охватывать произведение в целом, а кроме того позволяет легче преодолевать скучные моменты обучения и изучения, особенно в вашем возрасте, когда ищут общества. Старайся по возможности привлекать к игре и Тику, а когда приедет Мик, то и его. Сообщи мне, прочел ли он стихи, которые я переписал для него. Ты спрашиваешь о занятии иностранными языками. Как я уже писал неоднократно, знать иностранные языки совершенно необходимо, но для этого, помимо изучения, необходима и м. б. даже особенно важна практика—чтение, по возможности вслух, и разговор. Практику надо наладить во всяком случае и пользоваться всяким возможным обстоятельством, чтобы поговорить и почитать на иностранном языке. Что же касается до изучения, то это будет зависеть от состояния твоего здоровья и от свободного времени. Но, думаю, у тебя уже достаточно знаний для дальнейшего усвоения языка на практике, и последнею никак нельзя пренебрегать. Только тут надо положить себе за правило не ждать какого-то особенно благоприятного времени в отдаленном будущем, а делать понемногу и хотя бы кое как постоянно то, что можно делать в данное время. Мало того, что эти предполагаемые особо благоприятные обстоятельства обычно никогда не приходят; если бы они и пришли, то ими все равно нельзя воспользоваться полностью, т. к. усвоение языка достигается лишь медленным постоянным всасыванием, а не берется приступом, даже самым рьяным. А медленное всасывание гомеопатическими порциями не требует ни большого времени, ни больших усилий—лишь настойчивости и желания. Целую тебя, дорогая Оля, отдыхай и пользуйся летом.

 

Дорогая мамочка, собираюсь написать тебе, но как то не удается, отчасти из за недостатка места на бумаге. Получила ли ты письмо, посланное тебе в Москву? К прежним безпокойствам прибавилось еще новое—о маленьком. Из письма Оли я узнал об его болезни, но Оля не пишет, чем именно он заболел. Боюсь, что это наследственная болезнь, слабость

 

кишечника, которая служит причиною различных заболеваний желудочного и кишечного характера. Поправилась ли ты? Постарайся, дорогая мамочка, воспользоваться теплым временем года, чтобы оправиться и запастись силами на зиму. Приехал ли Шура? Последнее время я совсем ничего не знаю ни о ком—и письма получаю редко, и в получаемых мало сообщается. Заниматься математикой не удается, слишком много хлопот по производству, по связанным с ним испытаниям и т. д., а также по разным побочно возникающим делам. Сейчас, напр., усиленно занят обработкою наблюдений и коллекций, привезенных из экспедиции. Я очень доволен твоим пребыванием в Загорске, и для Анны и для тебя: все же несколько подышишь чистым воздухом. Да, чтобы не забыть. М. б. следовало бы перенести пианино в другую комнату из столовой, чтобы не мешать маленькому и чтобы Оля могла играть. Впрочем, вам там виднее. Приезжают ли к тебе Люся и Шура?³ Безпокоюсь относительно Мика, но все же поездку его считаю полезной. Мне хочется, чтобы дети как можно больше соприкасались с природою в самых разнообразных ее проявлениях. Крепко целую тебя, дорогая мамочка.

 

Дорогая Тика, все наши птицы кланяются тебе и поздравляют с окончанием экзаменов. Чайченыши уже выросли и летают: один даже пытался летать над озером и свалился в воду, но выплыл и потом улетел домой в Кремль. В этом году во дворе Кремля людей особенно много, и чайки с чайченышами расхаживают чуть ни под ногами, опасаясь людей меньше, чем домашние куры или гуси. Представляешь ли ты чайку: белая голова, грудь, горло и оплечье, затем пепельно-серые крылья и спина и черный конец хвоста. Клюв и лапы нежно-розовые, глаза желтые. Расцветка очень нежная и чайки напоминают безделушки из датского фарфора. Напиши мне, получил ли Кира посланный ему зимою рисунок разрезов водорослевого стебля с годовыми кольцами. Рада ли ты маленькому племяннику? Помогаешь ли ухаживать за ним? Мне он представляется так живо, что я порою почти вижу его, но м. б. и несоответственно действительности. Показывай ему цветы, какие поярче и покрупнее. Оля писала мне о твоем участии в концерте. Надеюсь что ты теперь расхрабрилась и будешь продолжать разучивать какую-нибудь новую пиесу. Маме я написал уже о своем путешествии на пустынные и дикие острова. Когда мы плавали в моторной лодке или лазали по скалам над морем, то казалось, что это приключение из Манн-Рида или Биара,— если ты только читала их. Для тебя самое интересное было бы посмотреть птиц—таких стай я никогда ранее не видывал. Яйца у этих птиц крупные, напр. у гаги 78 мм, а у чайки 75 мм

 

длиною. У гаги они грязно-зеленоватые, а у чаек белые с много численными темно-коричневыми крапинами. Крепко целую тебя, дорогая Тика. Пиши. Кланяйся бабушке.