г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Пионерская ул., д. 19

Анне Михайловне Флоренской

 

Флоренский

Павел Александрович

Сп. 1, Осн.

 

1936.VII.28—29. Соловки. № 70. Дорогая мамочка, вчера получил твое письмо от 15 июля, в котором ты сообщаешь, что дошло мое от 24 мая. Видишь, с какою затяжкою идут вести отсюда. Поэтому не думайте, что я пишу небрежно, да и по №№ моих писем можете судить, все ли доходит до вас.—Как я уже писал, мне очень утешительно думать, что ты живешь со всеми нашими, боюсь лишь, достаточно ли тебе спокойно. Один из моих знакомых сообщил мне, что ты бодра и молода; хорошо бы, если только это у него не поверхностное впечатление. Ты полуспрашиваешь, почему я возвращаюсь к впечатлениям детства. Прежде всего потому, что внутренний мир выкристаллизовывается около них и ими существенно определяется. А затем, думается, и тебе прошлое не должно быть чуждо, хоть ты и стараешься о нем забыть. Я не понимаю этого. Если жизнь вообще имеет смысл и ценность, то забывать прошлое—неблагодарность и неразумие, ибо все становится прошлым, и тогда вся жизнь в сумме должна оказаться чистым нулем. Память о прошлом есть и долг и содержание жизни, и¹ нельзя ценить настоящее и пользоваться им, если оно не коренится в прошлом. И наконец, жизнь, смыкаясь, под старость возвращается к детству, таков закон, такова форма целостной жизни. Если у тебя этого еще нет, то свидетельствует это забвение лишь о твоей молодости: ты еще не дожила до близости с давнопрошедшим. Человеческую личность можно образно представить в виде горы, сложенной различными формациями: все эти формации сохраняются в личности, хотя ярко выступает в сознании лишь та, на которой стоит нога в данном возрасте, остальные же в подсознании. Мы живем, подымаясь на гору жизни, затем

 

доходя до вершины жизни и наконец спускаясь. Но восходя мы проходим напластования своей личности в одном порядке, а нисходя—их же, но в порядке обратном. Каждому этапу роста соответствует этап старения, и тогда возвращаются те же интересы, те же мысли, та же настроенность, хотя все" это и в иной тональности. VIII.4—5. Поздравляю тебя, дорогая мамочка с прошлым праздником 24 (11) июля. Живу я так отрешенно от времени, что никогда не знаю без надлежащей справки, какое в данный день число, только... (пришлось оборвать письмо, не помню, что хотел писать). VIII.6—7. Один знакомый спрашивает меня, почему я ничего не пишу о Соловецких звуках,—только о цветах и формах. Потому что здесь все беззвучно, как во сне, Это царство безмолвия. Конечно не буквально, всякого досадного шума более, чем достаточно, и хочется скрыться куда-нибудь» в тишину. Но не слышишь внутреннего звучания природы, не воспринимаешь внутреннего слова людей. Все скользит, как в театре теней, а звуки присоединяются извне, досадным придатком или шумом. Это очень трудно объяснить, почему ничто не звучит, почему нет музыки вещей и жизни, я и сам по настоящему не пойму, но все же музыки нет. Лишь морской прибой (его приходится слышать очень редко) да завывания ветра не вполне вмещаются в такую характеристику Соловков. Ну, а также и внешние причины усиливают это впечатление: не раздаются трамвайные звонки, не гудят автомобильные рожки, не стучат экипажи, не слышно стука поезда—изредка лишь раздается пароходный гудок, не вырывается ниоткуда песни или смеха. Радиопередача врывается чуждым началом, которое не оживляет, а лишь щекочет нервы. Поэтому мне и кажется, что отсутствие описания звуков само по себе описывает Соловки, и гораздо точнее, чем если бы начал говорить о звуках. Целую тебя, дорогая мамочка, береги себя, пользуйся летом, будь здорова.

 

1936.VIII.2—3. Соловки. № 70. Дорогая Аннуля, вчера получил твою посылку, а письма все нет. Что же писать мне О посылке? Уж столько раз говорил, что не хочется повторять,

 

скажу только, что мне это тяжело и безпокойно, т. е. получать посылки, когда у меня все есть, и думать, что вы лишаете себя необходимого. Живу я в работе, пожалуй не попрежнему, т. к. количество дел возрастает в связи с расширением предметов внимания и ростом завода. Вот, еще прибавился новый круг для изучения и обдумывания—геология и минералогия. Предстоит новая экспедиция, на те же острова, для дальнейшего их изучения, взятия новых образцов и проч. Моя работа осложняется еще и тем, что я, по обыкновению, не могу и не хочу относиться к делу поверхностно и сам вовлекаю в круг изучения все новые проблемы, сверх выдвинутых ранее. Как, напр., изучая острова, не разсмотреть вопросов ботанических и в частности водорослевых? Как миновать геологическое прошлое изучаемой местности? Но против осложнения работы я и вообще-то никогда не возражал, а в настоящем положении особенно, т. к. работа есть единственное средство сохранять душевное равновесие и ясность. Кругом люди мечутся, изнывают, ноют, скучают, я же не испытываю подобных состояний, т. к. всегда занят. Безпокоюсь о вас, но без дела безпокоился бы неспокойно и не тихо. В частности, все думается, как здоровье маленького, как Оля, как ты, как мама и твоя мама, оправилась ли Тика. Ничего не знаю о Мике и Кире, непременно сообщи. Недавно получил премию; как только будет разрешение на пересылку, отправлю вам, на сладенькое. Ведь для меня единственное утешение, что вы сможете доставить себе маленькое удовольствие. Готовлю вам небольшую коллекцию соловецких зверей, камней и растений, если можно будет послать, то вышлю.—Мама пишет относительно дальнейших занятий Оли. Мне очень трудно судить отсюда о том, что наиболее целесообразно. Ведь я не знаю, как изменилась Оля, каковы ее силы, каковы вообще сейчас условия работы в той или другой области. Поэтому могу повторить лишь то, что говорил ранее, а именно: наиболее подходило бы заниматься ботаникой и, на первых пор[ах]—прикладною, чтобы приобрести конкретные представления и накопить фактические знания о растениях. Без этого ботаника станет формальною, пустою и мертвящею. Такового рода занятие хорошо само по себе. А если явятся более глубокие интересы, то следует углубиться и в теорию. Садоводство—мне нравится предложение Шуры. Но кроме того надо непременно работать над музыкой. Если будут силы и здоровье, надо заняться ин. языками и черчением, но последнее разсматривать как вспомогательное средство к основной работе. О Мике, как будто, особенно раздумывать нечего, ему надо просто доучиваться, и судя по твоему письму, это устраивается. Радуюсь, что твои растения принялись и цвели. Надеюсь, Шура привезет что-нибудь камчатское, а Кира с Миком—кавказское.

 

Так ты, и не путешествуя, будешь знакомиться с миром. Оля писала, что вы обмениваетесь с Я. И. растениями; кланяйся ему и К. Т. от меня. Мне нравится, что они занимаются своим садиком. VIII.4. Сегодня получил разрешение на отправку тебе денег² и передал их для отсылки.—Мне что-то очень трудно стало писать письма: отчасти из за усталости, правда, но больше потому, что не могу высказать так, как хотелось бы, не умею, а иначе писать—самому неприятно. Хочется сказать что то, чтобы тебе жилось радостнее и бодрее, а выходят пустые слова, совершенно безсильные. Соответственно можно говорить лишь стихами, но и стихи не идут у меня, вероятно вследствие загроможденности всего времени и всех сил мелкими работами и суетой по работе. Ведь моя работа—без широких свободных линий, которыми только и можно быть удовлетворенным, а вся в мелких черточках и точках, кропотливых и мало оформленных, не оставляющих никаких величественных следов. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля. Будь бодра и весела..

 

Дорогая Тика, вот и лето проходит, чайчата ходят уже большие и важные, только голодают. По распущенности ли и избалованности, или за недостатком рыбы, но родители их кормят недостаточно. Лето проходит, а я его можно сказать в этом году и не видел. Скучаю по своей дочке и боюсь, что она тоже не бывала в лесу, не брала грибов, не рвала цветов. Не так ли? Тут много ягоды—морошки, голубики, черники; пошли грибы, говорят в этом году их изобилие. Но я всем этим не пользуюсь. У тебя этим летом, кажется, есть развлечение— маленький племянник. Вероятно, он уже становится осмысленным. Мне грустно, что вижу его только в воображении. Но люблю его и прошу тебя заботиться о нем. По прежнему вдоль дорог бегают лисы,— они совсем перестали бояться людей и не обращают на них никакого внимания,—как и чайки. Люди для них стали привычным предметом, как и наоборот: мне кажется, на лис здесь обращают внимания не больше, чем в Загорске на собаченок,—не на собак, поскольку последних побаиваются. Ко всему привыкает глаз. Вот и мне соловецкая природа ранее казалась очень своеобразной. Но после того,, как я побывал на островах, диких, величественных и безмолвных, она стала обыкновенной, настолько я привык к ней и настолько она отлична от той, совсем своеобразной. Кланяйся от меня бабушке, ан. Ф. и С. И. Поцелуй мамочку, Олю и маленького. Слушается ли тебя твой Буська, не набаловала ли ты его? Я писал уже тебе, но т. к. не уверен, что письмо мое дошло, то пишу снова: показывай маленькому цветы и растения, мне хочется, чтобы он с раннего возраста впитал в себя впечатления от них. Крепко целую свою дорогую дочку. Будь здорова и весела.

 

Дорогой Васюшка, надеюсь, ты бываешь дома и письмо тебя застанет там. Мне утешительно думать, что вы собрались вместе, особенно—что с маленьким; жаль однако, что уехали Кира и Мик. О тебе тут часто вспоминали, сопоставляя некоторые здешние геол-минералог. наблюдения с Тимманнскими*. Я сейчас колеблюсь между хронологическ. крайностями: до-кембрийскими гнейсами и четвертичн. образованиями, как ледников, так в особенности новейшими современными, ибо самые водоросли и мхи занимают меня в знач. степени именно как породообразующие факторы. В частности, именно с этой точки зрения меня заинтересовала известковая водоросль, растущая в Белом море. Это кустики 4—5 см, чаще 6—7 см высотою, состоящие из плотных веточек, ветвящихся большею частью трихотомически, в одной плоскости. Веточки слагаются суставами ок. 1 мм, длиною, иногда до 3 мм. Цвет водоросли чисто-белый, иногда сиреневый, розовосиреневый, а также буроватый и зеленоватый. Но характерна белизна этих чрезвычайно крупных, словно известковых, образований. Названия водоросли установить не удалось, но она относится к Х классу, Rhodyphyceae³, к семейству Соrallinaceae, к подсемейству Соrallineae. Вот результаты анализа абс. сух. вещества водоросли:

органических веществ 20,390%

Са" 31,453%

К' 5,742

Nа' 1,861

А1"' 0,004

Fе" и Fе"' следы

Мg" 0,055

СO₂' 35,365

Cl' 0,560

SO₄" 0,160

Р₂O₅, 4,111

J', Ni"', Мn"" отсутствуют.

Сухой остаток водного экстракта 3,622%

Золы 71,61%

Экстракт состоит гл. обр. из белков, отчасти из пентозанов. Нерастворимых в НС1 и не собранных при прокаливании (силикаты и алюмосиликаты) 0,485.

Т. о. водоросль состоит преимущественно из кальцита. Т. к. мне не встречались анализы этих породообразующих водорослей, то сообщаю тебе в качестве примера, как может накопляться минеральное вещество. Крепко целую тебя. Приветствую Наташу и целую маленького.

 

1936.VIII.2—3. Дорогая Оля, как живешь? Как отдыхаешь? Как поправляешься? Проходит ли твоя голова, или страдает от жары? По здешнему необыкновенному для Соловков теплу и солнцу представляю себе, как должно быть жарко в Загорске, особенно если нет дождей. Играешь ли? Недавно попались (книги мне всегда попадаются случайно) два ,тома Достоевского. Задался вопросом, на кого метил Достоевск. в лице Ф. Ф. Опискина («Село Степанчиково»). Дело в том, что Достоевский, хоть и не списывал своих лиц буквально, но всегда опирался на какие-либо жизненные впечатления и выводил людей определенных. Меня озарила мысль, и в ней я уверился, что Ф. Ф, Опискин—это Гоголь, и притом изображенный со свойственной Достоевскому безпощадной злостью, не меньшею, чем когда в лице Кармазинова он уязвлял Тургенева. Относительно Кармазинова общеизвестно, относительно же Опискина, мне кажется, в литературе указаний не было. Но подходят разные мелкие подробности, и моя догадка представляется мне несомненной. Весьма вероятно, что и другие действующие лица «Села Степанчикова» могут быть найдены, если внимательно пересмотреть материалы по биографии Гоголя.—Кстати, хочу зафиксировать другое соображение, относительно Кузьмы Пруткова. Обычно Кузьму Пруткова понимают как безобидную шутку Жемчужниковых и К". Но трудно себе представить, чтобы на простую забаву было потрачено столько времени, сил и внимания. Думаю, дело серьезнее. Кузьма Прутков—это дискредитирование славянофильства западниками, а в частности и в особенности осмеяние Хомякова, отчасти Киреевских. Некоторые стихи—явная пародия на Хомяковские, напр. «Прекрасной иностранке». Невидимому, за большее, чем простую шутку, принимало Кузьму Пруткова и правительство. Известный случай, когда имп. Николай Г демонстративно уехал из театра с первого представления «Фантазии», после чего пиеса * была снята с репертуара, никак нельзя толковать в смысле простого каприза. Было бы слишком много чести, если бы глава правительства разгневался на простую глупость. Мне очевидно, что в пиесе были усмотрены намеки принципиального характера, но прикрытые балагурством. Одно из произведений Пруткова, забыл как называется⁴, где участвуют стихии и поэт,—явный намек на увлечение славянофилов шеллингианством. Мне даже припоминается, что портрет Кузьмы Пруткова, приложенный к собр. сочинений его, наводит на мысль о каррикатурном * изображении Хомякова.—Из материалов о фактичности изображений у писателей: Пушкин был особенно фактичен. Интересный пример. Разсказывая о Тамбове, он упоминает о Левшине («Евг. Он.») и его поваренной книге; так и было, этот Левшин предок И. С. Оказывается,

 

в Тамбове была и семья эмигрантов Трике («Остряк уездный из Тамбова, приехал и Моnsieur Трике»). У Н. Я. хранилась икона Левшиных на которой была надпись: «От семейства Трике»; к сожалению, эта икона сгорела. Меня этот факт всегда волнует: наглядное доказательство математической точности Пушкина. Он ничего не сочинял, ничего не придумывал, каждое его слово полновесно и реально, полно реальности (как и у Гете). Крепко целую тебя, дорогой Олень. Вспоминаю тебя, особенно когда вижу олений мох, ягель. Присылаю карликовую березку с островов.