г. Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Анне Михайловне Флоренской

Пионерская ул., д. 19

 

Флоренский

Павел Александрович

Сп. 1, Осн.

 

1937.I.3—4. Соловки. № 86. Дорогая Аннуля, хотелось мне написать вам ночью, при наступлении 1-го числа нов. года¹, но

 

не удалось. Но я особенно усиленно думал о вас и радовался мыслию, что вы в это время собрались вместе. Получил твое № 36 от 21 дек., и быстро—30 дек. Буду отвечать по порядку твоего письма. Рисунки на восковке тебе напрасно нравятся. Ведь это просто копии с книги, и притом очень плохие, т. к. у меня нет хорошего пера и, кроме того, на восковке нельзя провести тонкую линию. Рисунки же на бумаге—с натуры и, кажется, таких рис. вообще нет; кроме того они точны, т. к. все делается по точному промеру и в масштабе. Посылаю 4 таблицы по штудированию водоросли полисифонии— Роlysiphonia urceolata, forma roseola, эту же водоросль Гоби назвал Роlysiphonia рulvinata. Невзрачная и небольшая, она обладает однако весьма замечательным строением (состоит из отдельных, сросшихся пучками и заключенных в общий футляр трубочек-сифонов, стенки которых покрыты красным пигментом), а главное глубокою древностью своего происхождения: ее относят к докембрийским временам, т. е. к началу зарождения жизни и формирования современной земной коры. Кроме того присылаю 2 зарисовки на Кузовах с лишаев: лишаи (черное и зеленое лишаи, розовое и серое—обнажен, камен. порода) растут циклически, концентрическими наростаниями, это очевидно годовые кольца их, когда в благоприятный сезон

 

развиваются массивные участки слоевища. Я не успел зарисовать, но наблюдал там же случаи 7-ми концентрических колец, правда не всегда полных. Не знаю, делалось ли подобное наблюдение как-нибудь, но скажу, что в других местах эта цикличность дается лишь намеком и невнятно, лишь на Кузовах я видел, но повсюду там, выраженной ярко. Не знаю, стоят ли чего мои рисунки, но делая их я все время думаю о вас и для вас их делаю.

Спрашиваешь, что такое альгинат. В бурых водорослях (ламинариях, фукусах и нек. др.) содержится в свободном виде и в виде соли кальция особая, больше нигде не находящаяся, органическая кислота, называемая альгиновой, т. е. водорослевой, или просто альгином. Соли этой кислоты называются альгинатами, с добавкою названия того металла, с кот. кислота связана. Что такое химич. альгин до сих

 

пор точно не установлено, но есть данные и утверждения, что это осложнение маннуроновой кислоты. Впрочем это тебе ничего не говорит. Альгин нерастворим ни в воде (в ней набухает), ни в других растворителях, но растворяется в растворе соды или щелочей, химически переходя в альгинат натрия или калия. При доливании минеральной кислоты альгиновая к-та теряет свой металл и выделяется в виде полупрозрачных клецок—совсем медуза. То же происходит при введении в альгинат натрия или калия солей тяжелых или щелочноземельных (кроме Мg) металлов: образуются нерастворимые, но набухшие, студнеобразные их альгинаты. На этом превращении основан ряд применений альгината натрия: его наносят в виде раствора, а затем превращают в альгин или в нераствор. альгинат, получается по разбухании упругая, нерастворимая, прозрачная пленка, не вспыхивающая на огне. Вот напр. бумага, на которой нарисована была анфельция в виде кустика или ризоиды ламинарии—она сделана мною из фильтроваль-

 

ной путем пропитки альгинатом натрия и обработки кислотою: получилась нерастворимая в воде проклейка. Пока достаточно. Пишешь о маленьком и о моем отце. Мне кажется, по нек. данным, он всегда был в тревоге и когда я был маленьким, а под конец жизни—в непреодолимой тревоге за маму и за нас, и попытки успокоить его вызывали сильное раздражение. Это было болезненное состояние, отчасти вызванное физическою болезнью, но м. б. последняя сама обострялась от тревоги нравственной. Но не будем заглядывать в будущее, никому неведомое. Пусть маленький растет, окруженный любовью и лаской, пусть питается культурно и живет не зная заботы. Наше дело взять заботы и тревоги на себя. А кроме всего, ведь жизненная задача—не в том, чтобы прожить без тревог, а в том, чтобы прожить достойно и не быть пустым местом и балластом своей страны. Если попадаешь в бурный период исторической жизни своей страны и даже всего мира, если решаются мировые задачи, это конечно трудно, требует усилий и страданий, но тут-то и нужно показать себя человеком и проявить свое достоинство. Что же, были мирные и спокойные периоды. Но разве большинство использовало эти годы спокойствия? Конечно нет, занимались картами, интригами, пустословием, делали очень мало достойного внимания. Были ли удовлетворены? Нет, томились от скуки, куда-то рвались, даже

 

кончали самовольно счеты с жизнью. Оглядываясь назад и просматривая свою жизнь (а в моем возрасте это особенно надлежит делать) я не вижу, в чем по существу я должен был бы изменить свою жизнь, если бы пришлось начинать ее снова и в прежних условиях. Конечно, я знаю за собою много отдельных ошибок, промахов, увлечений—но они не отклоняли меня в сторону от основного направления, и за него я не упрекаю себя. Я мог бы дать гораздо больше, чем дал, мои силы и по сей день не исчерпаны, но человечество и общество не таковы, чтобы сумело взять от меня самое ценное. Я родился не во время, и если говорить о вине, то в этом моя вина. М. б. через лет 150 мои возможности и могли бы быть лучше использованы. Но, учитывая историческую среду своей жизни, я не чувствую угрызений совести за свою жизнь в основном. Скорее

 

наоборот. Раскаиваюсь (хотя это раскаяние не доходит до глубины), что относясь к долгу страстно, я недостаточно расходовался на себя,—под «на себя» разумею вас, в которых ощущаю часть самого себя,—не умел радовать и веселить вас, не дал детям всего того, что хотелось бы дать им.—О Тике. Я уверен, что ее малые успехи происходят вовсе не от недостатка способностей, а от растерянности, неуверенности в себе и застенчивости, а также от недостаточного развития внешнего. Надо ее ободрять, помогать ей, так чтобы она стала на ноги уверенно, разговаривать с нею, читать ей и заставлять читать— пусть читает, что ей нравится, хотя бы и не первого сорта— лишь бы привыкла к чтению. Надо разрыхлить ее знания, а для этого заставлять комбинировать их в различных [нрзб.] и дальних сопоставлениях, ну хотя бы путем фантазии. Пусть например разсказывает воображаемое путешествие, решает казусы из

 

разных областей. О Мике. Он переживает переходный возраст, который всегда дается нелегко, а при нервности и одаренности особенно трудно. Нисколько не сомневаюсь, что Мик будет тебя радовать, что он выровняется. Пока же надо, не распуская его и относясь с твердостью, просто ждать, ждать терпеливо и с надеждой. Он стремится из дому, т. к. ищет впечатлений. Постарайтесь дать ему таковые, пусть Вася и Кира приучают его разбираться в коллекциях, делать кое-какие наблюдения и опыты, записывать, чертить, собирать материал по вопросу, который его более или менее занимает, напр. по фотографии. Это и пригодится ему в будущем, и введет в русло в настоящем. Старайся завести в доме привычку (хотя бы отдельными фразами) к иностран. языку, только так можно освоить язык. Пусть это будут, наконец, отдельные слова, пусть не совсем правильно: надо разбить внутреннее сопротивление и одомашнить язык, который воспринимается не как нечто применяемое, а лишь как школьный предмет. В этом—вся беда. Пусть же он будет в употреблении, хотя бы и неумелом.—Птичку попроси подкрасить для маленького Никиту, для этого ему надо не более 1/4 часа и можно сделать на месте.—О тебе. Я писал вовсе не о кухонно-квартирной твоей нужности (тоже важной, впрочем), а о твоей необходимости для детей, как источнике тепла, любви, как о связи их между собою. Они же все тебя очень и очень любят, но по обычаю людскому относятся небрежно, потому что это уже есть у них. Откуда приезжает Ел. Вл.? На Наташу напрасно досадуешь, было бы плохо, если бы она отбросила все, что получила от матери какова бы та ни была (я ее не знаю и не представляю себе). Но пусть Наташа видит лучшее, тогда усвоит. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля и еще раз целую.

 

ХII.4. Дорогой Мик, хорошо, что в Загорске построен дом пионера и притом нарядно и занимательно украшенный. Но грустно, что развелись автомобили, грузовики и прочие источники порчи воздуха и тишины. На моих глазах, с 1904 г., когда я впервые попал на место нашей жизни, тихий, с чудными окрестностями Посад постепенно перерождается в шумный Московский пригород Загорск, и все милое, ради чего я держался Посада, уходит в воспоминания. Уже нет ни прежних лесов, ни прежних грибов, ни прежних озер (кажется), ни прежней непуганной птицы и белок, ни прежнего изобилия рыбы. Особенно резко пошло это изменение с 1914 года, когда в Посаде расположились войска, переглушили рыбу, распугали птицу. Человек—враг самому себе, и где он появляется, там начинает портить условия своего собственного существования: мусорить, грязнить, истреблять. Но к сожалению, так было испокон веков,

 

и нужна очень высокая степень культурности, чтобы задерживать эту вредоносность человеческой деятельности. Посмотри, у нас: никто не хочет закрывать за собою дверь, хотя самому же будет холодно. Никто не хочет подумать, что истребляя (без нужды!) цветы, деревья, птиц—он сам же лишится всех этих красот. Никто не заботится о чистоте— бросает всюду бумажки, жестянки, стекло, тряпки—а потом самому тошно смотреть. Такое же отношение и к обществен. имуществу, и к обществен. порядку. Лишь бы вот, сейчас, себе, без труда, урвать что нужно или даже не нужно, а последствий никто не учитывает. Поступай так, чтобы твое поведение могло бы стать правилом для всех. Если взвесишь, что вышло бы, если бы все стали поступать так же как ты сам, то убедишься, что общество начало бы разрушаться и вообще жизнь наступила бы невыносимая для всех и в том числе для тебя. Поэтому старайся вести себя так, чтобы твое поведение, повторенное каждым, дало бы жизнь если не совершенную, то хотя бы сносную.—I.6. Как видишь, дорогой, это письмо весьма задержалось: отчасти по недосугу, отчасти потому, что хотелось послать вам рисунки, а их закончить все не мог. Сегодняшний вечер особенно вспоминаю о вас, тем более, что на Соловках теперь невыразимо уныло и мертво. Море начало подмерзать у берегов, и вероятно на днях будет последний пароход; зима настоящая и бодрая еще не наступила, температура колеблется около нуля, то на неск. градусов ниже, то слегка выше; дует неприятный холодный ветер, свистя и завывая в окнах, плохо замазанных, проносясь по комнате; в комнатах холодно; солнца не видно, все небо серо и неприглядно. Трудно поверить, что теперь декабрь, даже январь впрочем, и это у полярного круга. Эта зима напоминает мне Черноморское побережье, лишь несколькими градусами температура ниже того, что привычно мне с детства. Однако там зима тянется 1—2 месяца, а тут—до июня... Письмо опять прервалось: ходил послушать начало курса по векторному и тензорному анализу появившегося здесь математика⁸. Пошел, но был раздосадован. Лектор читает бойко, как 1-й ученик, наизусть выучивший урок. Но когда слушаешь его быстрый пробег понятий, то возникает мысль: что за ненужная наука математика, какой-то сплошной произвол, лишенный как мотивировки, так и целеустремленности. С этим направлением я боролся всю жизнь. Математика самая важная из наук, образовывающих ум, углубляющая, уточняющая, обобщающая, связывающая все миросозерцание в один узел; она воспитывает и развивает, она дает философский подход к природе. А у нас ее излагают как никому не нужную, мертвую дисциплину и отпугивают от нее учащихся. Да и учащихся ли только? Подозреваю, что и учащие, бойко

 

владея буквою математики, не понимают смысла этой буквы— и не подозревают его.—Крепко целую тебя, дорогой Мик. Не забывай папу.

 

Дорогая Тика, вероятно ко времени получения этого письма ты уже вернешься из Москвы. Полагаю, что соскучишься по дому, по нашей милой мамочке, по маленькому, по всем и по всему.—Скажи маме, что относительно мерзлоты и Н. И. ей виднее, пусть поступает как считает лучше.—Т. к. я обычно докладываю либо тебе, либо Мику о наших фаунистических событиях, то сообщу и на этот раз, что местные орнитологи весьма взволнованы недавним получением убитых на Соловках двух необыкновенных птиц: американской куропатки и еще какой-то, из куриных, которую встречают лишь в южнорусских степях. На Соловках таких птиц никогда не бывало. Думают, что они подхвачены вихрем и подняты в верхние слои атмосферы, течениями каковых и занесены на Соловки. Что же касается до наших лис, то они настолько обручнели, что даже дают себя гладить, а шмыгают уже всюду.—Очень скучаю по своей Тике и все думаю, как бы мы стали с нею заниматься, если бы были вместе. Но зато теперь вместо папы есть его маленький внук, с которым надо заниматься Тике. Как прошла ваша елка, в школе и дома? Напиши, что ты читаешь теперь. Понравилась ли твоя немецкая учительница? Ходи осторожнее по улицам, теперь и в Загорске стало опасно из за автомобилей, старайся ходить не главными улицами. Напиши, получили ли вы мою посылку и было ли там для тебя что-ниб. интересное. Крепко целую свою дорогую дочку. Кланяйся бабушке, поцелуй маленького, кланяйся ан. Ф. и С. И.

 

Дорогой Олень, А. И. написал мне, что видел тебя; вероятно, он вызывал тебя дать какую нибудь сверку рукописи для печати? Ты спрашивала меня о занятиях кройкой с шитьем, немецк. языком, ботаникой, еще чем-то, черчением. Конечно, знать и уметь побольше и разносторонне полезно, даже необходимо. Но, скажу как уже много раз говорил, не жадничай, сделай- сперва одно, освой, сделай своим достоянием, а потом иди дальше. Эта жадность может сделать, что ни одно дело не будет доведено до конца, а в деле каждом доведение до конца есть все, и почти сделать так же не в счет, как почти поспеть к поезду, лишь почти. Кроме того, тебе необходимо и отдыхать, иначе будет и неудовлетворенность работой и неспособность работать. Итак, выбирай себе ближайшее нужное, а остальное введи в план на дальнейшее время. Немецкий и французский конечно забывать не следует. А чтобы не забывать, старайся, во первых читать на этих языках, хотя бы

 

совсем понемногу, постоянно, а во вторых перекидываться фразами на этих языках, а м. б. и стараться поговорить. Есть же Наташа, говори с нею, и ей полезно. Вовлеки сюда Тику и Мика—и им поможешь и сама приобретешь навык. Бывает Аня, вовлеки сюда и ее. Вообще, введи слова и фразы на ин. языках в обиход, пусть это будет игра, шутка, на смех, но пусть у всех создается привычка. Читай почаще вслух, хотя бы по 10 строк, и читай другим, это очень важно. Приходят к тебе подруги, делай то же с ними. Надо создать атмосферу, только в атмосфере приобретается настоящий навык, а не из оторванных от повседневности уроков и книг. Придумывай игры с ин. словами и фразами, ну хотя бы на слова, начинающиеся с опред. буквы. Но это все в порядке не учебном, в учебном же сконцентрируй внимание на немногом, чтобы добиться таких знаний, при которых переваливаешь через хребет и когда становится двигаться уже легко, потому что чувствуешь себя хозяином дела. Крепко целую тебя, дорогой Олень. В cл. раз напишу больше⁹.