1937.II.5. Соловки. № 90¹ Дорогая Аннуля, не писал тебе, поджидая известий твоих,—которых давно не получал. Но сегодня пришли твои письма № 1 и 3, а позавчера—№ 2, от 1-й половины января. Они все унылы, подернуты серой пеленой, и это очень огорчает меня. Я думаю, что помимо внешних обстоятельств вы сами виноваты в некоторых сторонах жизни, вас утомляющих и лишающих бодрости. Надо организовать время, надо распределить работу, надо знать меру своим силам и возможностям. Вот, ты пишешь об английском языке у Оли. Но скажем, что причиною недостаточности ее успехов? Она начала французский—бросила, начала немецкий—бросила, начала музыку—почти бросила, увлекалась литературой—опять недоделала, пытается взяться за ботанику и садоводство, занимается черчением, кажется еще кройкой и шитьем. Ясное дело, что из так поставленных занятий не может выйти ничего путного. В основе этой разбросанности лежит необузданность желаний и, в добавок, нежелание понять что их надо учиться обуздывать и вводить в русла. Об этом я неоднократно и говорил и писал Оле, но мои слова не доходят до нее. Если бы Оля, опираясь на уже известное ей в области франц. языка, продолжала бы, хотя бы на курсах, свои занятия, она уже владела бы

 

языком. Все приходят в свое время, но надо иметь терпение, а именно терпения нет ни у Оли, ни, пожалуй, у тебя. Относительно музыки я в свое время писал, но чувствую, что мои слова прошли мимо: в основе занятий лежит самомнение—я должна стать виртуозкой, а если не стану, то не стоит и заниматься. А я все время твержу, что Оля виртуозкой не станет и я вовсе не хочу, чтобы она стала таковою, мне хочется дать ей музыкальную грамотность, способность без запинок и искажения смысла читать музыкальн. произведения. Исполнители на концертах воображают, что произведение—это нечто второстепенное, а все дело в них, в исполнителях; но это выставление исполнительского Я—большая ошибка: все-таки все существенное дает не исполнитель, а творец, и достаточно грамотно сыграть его вещь, чтобы понять его мысль (иначе он был бы плохим творцом), исполнительское же сотворчество м. б. и хорошо, но далеко не всегда приятно видеть между творцом и собою интерпретатора. С английским—опять те же вопросы. Оля получила З. Ну, так что же, почему непременно надо 5? Надо не 5, а понять, в чем неправильность подхода к занятиям, и исправить эту неправильность. Полагаю, что главная причина (кроме болезни Оли) — в разбросанности и в неупотреблении знаний уже приобретенных—на практике, т. е. для чтения, письма и разговора. Если хочешь учиться, надо читать, писать и разговаривать, чтобы усваивать пройденное, иначе оно будет лежать мертвым комом.—Не совсем понял, что ты хочешь сказать: «пора бы получить твои стихи». Сообщи, каких глав вы не получили. А я пока напишу для вас то, чего не посылал. Главы нумерованы, и поэтому нетрудно разобрать, что есть и чего нет. Но продолжаю.

Х

Странник:

— Смотреть ли мне чужой уют и т. д. *

Старик:

«Твои слова рождают гнев.

Сей страсти гибельный напев

Тому назад пять-шесть веков

Полузабыт у эвенков.

Так лучше: миром дышит грудь.

И ты здесь мог бы отдохнуть.»

Стран.:

— Увы, старик, мой путь далек—

Пустынен и велик Восток...

Но разскажи, ужель в веках

Не ведом вам ни гнев, ни страх.

Старик:

«Нет, прежде в нас дышал порыв.

 

Мы устремлялись, всё забыв.

Войною гневной из русла

Страсть мутная тогда несла.

Но ныне миром поросло

Тревоги мирное русло.

В преданьях, ни один тайон,

Наш предок дальний, опьянен

Задором бранным, гневен, яр,

Набегов разжигал пожар.

Наездник, рьян, нетерпелив,

Топтал колосья зрелых нив.

Бежали, плача и дрожжа,

Трудолюбивые манджа^*.

Стоня все таяло кругом.

Был славен и богат наш дом.

Китаю страшен был. Но свой

Пыл усмирил он боевой,

Забившись в рванные чумы^**

Потомки тех тайонов—мы.

Молниеносный тот удар

Теперь ослаб. Угас пожар,

Пылавший некогда в сердцах.

Соседи позабыли страх.

Под пеплом тлеет древний пыл,

Кристаллом льдяным гнев застыл

Умчалась мутная волна,

Минули славы времена.

Наш промороченный народ

Веками в косности живет.

Но мерзлоты обманчив вид:

Она могущество таит

В заветных недрах; узел пут

Те силы тайные сорвут.

Так чает сердце, пилла—вот.

Пока же—в косности народ.»

XI.

Странник:

— И наш, скажу тебе я, род

Давно зигзагом вниз идет.

Отец отца был польский граф.

Восстал в защиту панских прав

Но, силой русской побежден,

Был сломлен, был окован он

С друзьями—панами. Приказ

Готов о ссылке на Кавказ.

 

К изгнанью был приговорен

С ним также сын Виссарион.

Кавказа чужд красотам, дед

Прожил в изгнаньи мало лет,

И, ностальгией заболев,

Окончил дни Друдзовский Лев.

А сын его Виссарион,

Грузинкой местной увлечен,

Родил Друдзовского Сандро...

Вниманья полн, застыл Оро.

А гость, задумавшись, умолк.

Времен нахлынувший поток

Волною грусти затопил

Остаток бодрости и сил.

Но вновь себя преодолел,

Перешагнув чрез груды тел

Воспоминаний о былом,

Гость за неприбранным столом

ХП

Странник:

— Тот мальчик здесь, перед тобой

Гонимый яростной Судьбой,

Своей отчизны вновь лишась

(Родной мне, отнятый Кавказ

Привык я родиной считать),

С ним потерял семью и мать.

Увы! Теперь далек, далек

Мой дальнезападный Восток!..

Умолк. Молчание прервав

Оро застенчиво:

«Ты прав

Слух, что чудесна та страна,

Мать фруктов сладких и вина?

Грузин с АЯМ'а рассказал,

Что солон синий ваш Байкал^*,

Что горы выше, чем у нас,

Взрастил стремительный Кавказ.

Гость дорогой, мой ум насыть.

О многом, многом расспросить

Хочу. Жестока ль там зима?

Под снегом ли стоят дома?

На море мощный ли покров?

И долго ль время холодов?»

Далее:

 

XIII.

— «В горах прекраснее всех стран»

XIV.

«Там нет зимы. Лишь тонкий лед.»

 

В этом письме посылаю: Лисичкин подарок Тике, разрез анфельции, неопределенную мною бурую сифонную (?) водоросль, энтеромофору и спонгомофору, всего 5 табличек. Хочется хоть этим занять вас. А м. б. когда ниб. и написать книгу

 

о водорослях—со стороны химич. и технической, полупопулярную; такой еще нет, кажется. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля, старайся спать как следует и отдыхать. Я вижу отсюда твое переутомление. Думаю о лете, о Рязанск. губ., о кашках и о тебе. Крепко целую.

На днях, дорогая Тика, один художник принес мне присылаемую картинку и сказал, что чернобурая лисичка заказала ему свой портрет специально для тебя, а также просила нарисовать

 

твоего папу вместе с нею. Но он рисовал его по памяти и потому вышло мало похоже. Тем не менее присылаю тебе лисичкин подарок. Фуражка на мне была защитного цвета и очень выгоревшая. Как-то у нас красилась ткань, и я сунул в красильный чан и свою фуражку, а она стала темно-сине-зеленой,—не такой светлой, как на рисунке. Мама пишет о холодах в Москве и под Москвою. Тут тоже морозит. Мороз не сильный, но ветренно, и поэтому выносить такие морозы гораздо труднее, чем сильные на ДВ. Впрочем, лично меня это касается мало, т. к. я сижу безвыходно в комнате (однако довольно холодной), на воздухе

 

же бываю лишь когда хожу обедать и, через день,—за завтраком. Через день, т. к. чередуюсь в этой добыче завтрака с одним знакомым. Последнее время в столовой нам довольно часто дают навагу, это очень вкусная рыба, а сегодня мы купили себе ее и сготовили. Это сообщаю собственно не для тебя, а для мамы, которая интересуется моею едою. Почему ты не напишешь мне, поправилась ли твоя головка, или головные боли продолжаются. Скажи Оле, Васе и Наташе, что напишу им в следующий раз, на днях. В этом письме не хватило места. Кланяйся бабушке и ан. Ф. и крепко поцелуй за меня маленького. Возишься ли ты с ним? Пока что я сижу над водорослями,

 

изучаю их под микроскопом, зарисовываю, читаю о них, делаю выписки из книг в надежде когда ниб. написать книгу для юношества о водорослях, веду с помощью помощников химические испытания и анализы. Как хотелось бы показать вам и рассказать то, что узнаю о жизни моря. Крепко целую свою дорогую Тику. Очень рад, что теперь твоя учеба идет успешнее, как мне сообщила Лисичка. Еще раз целую Тику.

 

Дорогой Кира, т. к. я начал сообщать тебе кое какие сведения по асимметрии в природе, то отмечу и следующее, найденное мною в книгах А. А. Елькина Синезеленые водоросли СССР, Общая часть, М. Л. 1936 на стр. 139 ел. В гормогональной стадии синезеленые водоросли отдела Hormogenеае, а некоторые—и в стадии трихомональной, особенно Oscilatoria, обладают способностью к самопроизвольному движению, которое идет по петлеобразным траекториям. Особенно замечательно, что каждому виду свойственно движение в определенном случае, т. е. по или против часовой стрелки (правое или левое вращение), и только одно, так что смысл движения м. служить систематическим признаком вида. Это очень замечательный факт. Было бы интересно сопоставить его с избирательным сродством к право- и левовращающим веществам и со случаем оптической активности веществ организма самих водорослей. Не окажется ли, что праводвижущаяся Oscilatoria создает вещества оптически противоположные, а правые вещества— лево-движущаяся Oscilatoria. Не усваивают ли те и другие водоросли оптические антиподы? С фактом движения Oscilatoria напрашивается на сопоставление известный и отмеченный также некоторыми путешественниками факт определенного смысла движения путников (т. е. движение против часовой стрелки) при потере ориентировки в пространстве,—при блужданиях. Сюда же надо отнести антропологический признак естественности жеста с правым или левым вращением, свойственный разным культурам. Я давно размышляю об этом предпочтении одного направления другому народами и чувствую, что это не дело простой привычки, а каких-то глубоко внутренних соматических факторов.—Сюда же относятся многочисленные факты по устойчивости смысла спирального строения и движения по спирали у растений и спирального строения у молюсков. В свое время я подобрал немало фактов этого рода, но не знаю, сохранились ли мои материалы. В частности, следовало бы заглянуть в учение о спиральной тенденции растений Гёте, м. б. там найдутся подходящие данные. Крепко целую тебя, дорогой Кира. Когда же ты сообщишь о своей работе и как устроился.

Стараешься ли обогатить интересами Мика, мамочку и других? Еще раз целую.

 

Дорогой Мик. попроси маму прислать мне в письме несколько рисовальных перьев (у меня были в кабинете, в конторке), если они остались, или попроси 3—4 перышка у Никиты. У меня было одно перо, но оно исписалось и стало чертить как щетка. А тут рисовального пера не достанешь. Недавно (II—5) был в первый раз в здешнем соборе, Преображенском. Это— колоссальное здание середины XVI в., очень массивное, издалека величественное, но ничуть не похожее на собор, а скорее на средневековый бург. По существу этот собор и есть крепость с 4 мя башнями по углам. Внутри все разрушается. Множество голубей приятно воркуют и неприятно гадят на пол. Красивая пятистолпная сень из золоченного дерева тонкой резьбы. В алтаре лежит старинная стенобитная машина и петровских времен своеобразный экипаж на огромных, выше меня ростом, колесах—для перевозки судов. Этот экипаж напоминает телегу, но не людскую, а великанскую. Холод в соборе несказанный, и я так промерз, что думал не сумею уйти оттуда. Правда, я не оделся соответственно.—Недавно узнал, что светлые трюфели в отличие от черных, французских, называются Троицкими, т. к. вывозились от нас. из окрестностей Загорска. Это Сhoiromyces monadriformis (т. е. свиной гриб), семейства Теrefeziazеае, тогда как французский Тuber brumale и совсем другого семейства, Еntuberасеае. Впрочем, у меня память очень ослабла, я это все знал—и позабыл. Скажи маме, что фотоснимка 2 я получил, но от маленького там только пятна, напоминающие коляску и одеяльце. Записал ли ты свои летние впечатления? Напиши, что учишь теперь в школе. Почему ничего не сообщаете мне, как твои глаза? Крепко целую тебя, дорогой, будь здоров и побольше будь с мамочкой