г. Загорск

(б. Сергиев)

Московской области

Анне Михайловне

Флоренской

Пионерская ул., д. 19

 

Флоренский

Павел Александрович

Сп. 1, Осн.

 

1937.IV.4. Соловки. № 97. Дорогая Аннуля, мною получено твое письмо от 14 марта, № 8. Очень жаль, что лисичка не доехала до вас, но сделать ничего не могу. Относительно «мимозы» с желтыми цветочными кистями в виде шариков Тика вполне права: действительно, это не мимоза, а род акации, но по форме листьев напоминает мимозу и потому произошла путанница в названиях.—В том-то и дело, что я тебя черезчур жалею и потому безпокоюсь; лучше сказать резко, чтобы постараться помочь, чем смолчать и оставить в прежнем тяжелом положении. Надо во что бы то ни стало найти выход и дать тебе больше отдыха, я же чувствую, как ты переутомлена. Я и сам не умею организовать свое время, чтобы отдыхать, но знаю, как это вредно, и вредно даже для той же работы, не говоря о состоянии духа. Ты спрашиваешь о курении и тут же рядом о зубах. Это сопоставление, у тебя случайное, оказалось удачным, и одно стоит в связи с другим: курение оставляет во рту антисептики, гл. обр. фенольной природы, которые хорошо

 

сохраняют зубы. Поэтому (думаю что поэтому) на зубы мне жаловаться пока не приходится, несмотря на слишком большую мягкость соловецкой воды, а такая вода, по опыту многих здешних, вредна для зубов. Что же касается до курения, то я, как и почти все здесь, курю махорку, которую покупаю в ларьке. Здесь уже довольно тепло, снег днем подтаивает, солнце греет; но по нашей широте эти признаки весны ничего не значат, т. к. снова могут завернуть морозы и нападать снег (в прошлом году все покрылось снежным покровом в июне). О себе писать мне нечего —моя жизнь так монотонна и настолько загружена беготней с этажа на другой и обратно, производственным безпокойством, производственными разговорами и неприятностями¹, что для чего-нибудь другого не остается ни времени, ни сил. Водорослей последнее время не приходилось рисовать—и времени не было и кисти приличной нет. Мне жаль, что пока мои водоросли стоят без движения. Пытаюсь делать кое-что по математике, но недостаток литературы, даже самой элементарной, ставит препятствия непреодолимые.—Сияет яркое солнце, ослепительно бел снег. Но потому ли, что «я не люблю весны— весной я болен», или по восприятию каких-то космических радиации, или в связи с трудностями и неполадками нашего производства, чувствую себя весьма неудовлетворительно. Не думай, что физически,—здоровье мое вполне хорошо,—нет, это какая-то внутренняя тревога, смятение чувств. М. б. этому смятению способствует и отдаленность от природы. Вчера я прошел немного по снежному полю. Под закатным солнцем снег был словно осыпан лепестками роз. Четко намечались волнистые контуры снеговых наслоений—мною любимые, т. к. показывают воочию механизм образования эолических пород. Снежная поверхность была испещрена следами живых существ—отпечатками лапок каких-то птиц, с тянущимися бороздками от хвоста, ямочками зайцев, лис, еще каких-то зверей. Небо, как нередко на Соловках, горело всеми цветами. Я почувствовал, как мне недостает природы и как отвратительно производство, всегда мне чуждое. Ведь в основе всякого производства всегда лежит копейка, и она не становится много выносимое от того, что идет не в индивидуальный карман, а в общий.—Ты пишешь об увлечении Тики Пушкиным. Это хорошо, он растит гармонию и прозрачность. Что же до Тикиных замечаний тебе, то конечно она права, я и без нее знаю, как мало ты бережешь себя, и это очень меня огорчает.—Не знаешь ли, выходит уже новое издание Техн. Энц., или до него не дошла очередь. По старой памяти я все еще интересуюсь им, хотя и не имею к нему никакого отношения. Мысленно, впрочем, прикидываю, что мог бы написать на основании опыта последних лет несколько насыщенных статей, но это конечно в фантазии.

 

Вообще же у меня определенно развивается нежелание печататься и жить в уединении и глуши. Но мне хотелось бы писать, чтобы дети могли использовать мое для своих работ, и это дало бы мне наибольшее удовлетворение. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля.

 

Дорогой Кирилл, вот уже весна, вероятно ты подумываешь о летней экспедиции, а я до сих пор не знаю, чем занимался ты зимою. Сдал ли по крайней мере свои зачеты и испытания? (Кстати, я нашел любопытную истор. справку: в XIV в., при Эдуарде III, в Оксфорде училось 30 000 студентов). Ты мне не сообщил также, получил ли ты мои соображения о реликтовых известковых водорослях.—Меня вновь одолевают замыслы построить новую дисциплину—морфометрию и основу ее в общей форме, мне кажется, я нащупал. Однако техническое осуществление требует литературы, которой тут конечно нет и не может быть. Приходится каждый шаг брать с бою и открывать америки, которые конечно давно известны. Мне хотелось бы довести дело хотя бы до такой ступени, после которой ты или Вася могли бы самостоятельно продвигать отдельные вопросы (конкретные) из этой области. Крепко целую тебя, дорогой.

 

Дорогой Вася, к числу моментов, важных для характеристики минералов, отнеси процессы дегидратации и гидратации. Эти кривые очень характерны и могут вскрывать не только хим. состав, но и мезотекстуру (т. е. промежуточную между микро и макро-, — ту, которой я придаю особенно важное значение). Гидратацию наблюдай не только в воде, но и в др. жидкостях (это будет конечно не гидра- а иная -тация; кроме того в атмосфере пара опред. упругости (над стандартными веществами, список их найдешь в Справ. Тех. Энц.). Дегидратацию—как в эксикаторе, так и при повышен. 1°, очень удобно подвесить кусочек минерала на крутильн. весы, погрузить его в тигельн. печь электрич. и защитить от потоков воздуха. Целую тебя, дорогой, маленького и кланяйся Наташе.

 

1937.IV.4. № 97. Соловки. Дорогой Олень, кажется я писал тебе уже об «Истории Англии» Давида Юма, которую читаю во франц. переводе. Картина сочная и яркая, но тяжелая до безконечности. Непрестанные войны, то внешние, то междуусобные, смысла и мотивов которых не доищешься, да едва ли знали их и сами деятели XIV века. Но безсмысленность этих войн ничуть не мешала им быть кровопролитными до последней степени: старались начисто истребить друг друга, и то, что не гибло в сражении, попадало на эшафот. А т. к. партии торжествовали

 

поочередно, то за время, напр. войны Белой и Алой Розы (30 лет) высшие классы Англии оказались стертыми с лица земли. О безчисленных же крестьянах и говорить нечего. В немотивированности войн легко убедиться по переходу командного состава и их войск то на одну сторону, то на другую; следовательно, никакой идеи и даже никакой определенной заинтересованности в результатах войны у них не было. Меня поражает безсмысленность человеческих действий, не находящих себе оправдания даже в своекорыстии, поскольку люди действуют в ущерб и собственным своим интересам. О моральной стороне говорить не приходится. Сплошное клятвопреступление, обман, убийства, низкопоклонничество, отсутствие каких бы то ни было устоев. Родственные связи отбрасываются в сторону, закон создается и отменяется в угоду минутной потребности—и никем не соблюдается. Если ты возьмешь хроники Шекспира, то они лишь частично передают историческую правду, ослабляют ужасы, а не сгущают их, как можно было бы думать загодя. Мой вывод (впрочем я уже давно пришел к нему): в человеке есть запас ярости, гнева, разрушительных инстинктов, злобы и бешенства, и этот запас стремится излиться на окружающих вопреки не только нравственным требованиям, но и собственной выгоде человека. Человек неистовствует ради неистовства. Цепи твердой власти до известной степени сдерживают его, но тогда человек начинает ухищряться сделать то же, обходя закон, в более тонкой форме. Конечно, было бы несправедливо утверждать, что все таковы. Но таковы многие, очень многие, и в силу своей активности эти хищные элементы человечества занимают руководящие места в истории и принуждают делаться хищными же прочее человечество. Вот, дорогой Олень, что усмотрел я на частном случае—истории Англии XIV века. Стало ли человечество лучше? Сомневаюсь. Оно стало внешне приличнее, облекло насилие в формы менее яркие, т. е. не дающие хороших сюжетов для эффектных трагедий, но суть дела не изменилась.—Относительно англ. чтения я тебе писал, думаю Диккенс подошел бы, а для начала взяла бы ты какую-нибудь детскую книгу. При изучении языка более, чем где либо, надо играть на количестве, только таким образом дается действительное усвоение языка. Поэтому старайся читать как можно больше и как можно чаще, последнее даже важнее, чем «больше». Первое, что требуется тебе—приобретение навыка, тогда все пойдет легко. Навык приобрести не трудно, но нужно усилие. Мама пишет, что уроки с другими тебе даются трудно. Не знаю, в чем тут причина, но скажу, что на уроках с другими предмет действительно усвояется особенно хорошо. По себе знаю, что многое из твердо усвоенного мною таково именно

 

потому, что мне приходилось заниматься с тупыми учениками и вдалбливать им в голову. Крепко целую тебя, дорогая Оля.

 

Дорогой Мик, т. к. ты любитель узнавать всякие необыкновенные случаи и практику путешествий, то сообщаю тебе, как снабжалось в Англии в XIV в. войско. Каждому воину (тогда еще не было солдат) давался на случай крайней необходимости небольшой мешок с мукою, как неприкосновенный запас. Питаться же воин должен был на подножном корму: хватал, где придется, корову, быка, барана или козу, сдирал с них шкуру, укреплял шкуру на кольях, на подобие котла, наливал туда воды, клал куски мяса и разводил под шкурою костер. Содержимое шкуры, будучи сварено, съедалось, а шкура, очевидно, выбрасывалась. Жалование платилось очень неаккуратно, войско же оплачивалось гл. обр. за счет грабежа завоеванных городов: по взятии города предоставлялся срок, например трехдневный, для свободного грабежа, и каждый добывал себе, что мог, в зависимости от усердия и удачи. Поэтому результатом завоевания было опустошение местности, жители разбегались, производительность сходила на нет, и потому завоеванная страна делалась в сущности ненужной, во всяком случае ненужной на долгое время. Т. о. завоевание сводилось скорее к набегу, чем к действительному расширению государства-завоевателя. Мало того, последнее мало чего получало и даже само нищало после завоевания, т. к. богатые выкупы, получавшиеся с пленных, доставались тем, кто взял данного пленника, а не государству.—Крепко целую тебя, дорогой Мик.

 

Дорогая Тика, сообщаю тебе, что вчера, 4 го апреля, мы видели в Кремле первых трех чаек. Надеюсь, они мне разскажут что-нибудь о дочке. Лисичкин подарок пропал, я послал его тебе и не знаю, захочет ли лисичка повторить его. Вероятно маленький Павлик скоро начнет произносить членораздельные звуки. Хорошо было бы, если бы ты завела тетрадку и записывала, когда и что он начал говорить. Тебе и самой будет интересно охватить в целом, как развивается способность речи. Ты так и [не] сообщила мне, идет ли у вас с Олей и другими изучение немецкого языка. Мне очень хотелось бы, чтобы ты побольше болтала по немецки, хотя бы кое как и неверно, только таким способом приобретешь навык и усвоишь язык. Очень скучаю по своей дорогой дочке, и с наступлением весны это чувство делается особенно трудно переносить. Получили ли вы мои рисунки лишаев? Спроси у Васи или Киры, почему надо дуть на угли, чтобы они разгорелись? Почему дутье не гасит их, а разжигает? Поцелуй от меня маленького, а папа крепко целует свою дорогую дочку.