ВОЗВРАЩЕНИЕ В БЕЗДНУ
Буквально через 10-15 минут после комиссии за мной пришли. Та же Анна Андреевна и Витина "мама" — сердобольная нянька Анна Федоровна.
— Ну все, голубчик. Поехали...
Глаза у обеих печальные.
Не знаю, что было написано в эту минуту у меня на лице. Но какой-то легкий стресс я, конечно, пережил. Так всегда бывает и не может не быть в стране Гулаг в ту единственную, всегда неожиданную минуту, когда надзиратель распахивает перед тобой дверь в неведомое, выкрикнув вместе с фамилией:
— Собирайся с вещами!
Я собрал свои "вещи", простился с Семеном Петровичем, с Федуловым.
— Не сердитесь на меня, Виктор Александрович, — сказал Полотенцев. — Я желаю вам легкой доли. Не унывайте. И ... не жалейте этих обезьян!
И вот я снова на первом этаже, в каморке, заставленной мешками. Выдают мои вещи. Сапоги скомканы — слежались в мешке, покрыты налетом скользкой плесени. Телогрейку словно корова жевала. Все влажное, липкое... Меня сопровождает Анна Федоровна, помогает нести мешки. Вместе со мной одевается какой-то парень, все время балагурит с няньками и кастеляншей, сыплет шуточками. Нас обоих выводят во двор, сажают в "воронок". Прощаюсь с Анной Федоровной. Тот же низкорослый капитанчик с портфелем, что привозил меня из Бутырки, вскакивает в кабину.
Газ. Толчок. Мы с парнем хватаемся друг за друга. Поехали. Прощай, Институт Дураков!
По пути знакомимся. Мой спутник жеманно, как деревенская барышня на танцах, протягивает ладонь и представляется:
— Человек Двадцать Первого Века.
Ах, оставьте! Не хватит ли с меня? Впрочем, я уже не удивляюсь. За короткое время я был знаком с будущим американским президентом... с египетским фараоном... Почему бы не явиться еще одной именитости, на этот раз — хватай выше — из будущего!
"Воронок" скрипит резиной, лязгают запоры, раздвигается Стена. Я снова на бутырском дворе. Те же следы, те же таблички, те же процедуры... Шмон, здесь он доведен до совершенства. Отбирают сгущенное молоко и шоколад — хватит, сладкая жизнь кончилась. Снова ведут брить лобки... Потом в баню. Пока моемся, в соседнее отделение за-
гоняют женщин. Стены тонкие, слышен визг, смех, плеск воды. Человек Двадцать Первого Века распластывается по стене:
— Девчонки! Поговорите со мной! Вы голенькие? Наташа — это кто? Какие у тебя грудочки? Хотела бы ты сейчас? Ой!.. И ко мне извинительно:
— Понимаешь, я ведь десять лет женщины не видел...
Под женский говор и визг, переговариваясь с невидимой Наташкой, сопя и корчась, он онанирует прямо под душем... Да, это уже тюрьма...