- 63 -

Глава 6

Массовые расстрелы на "Кирпичном заводе"

 

Между тем контингент заключенных из политизоляторов в лагпункте "Рудник" за навигацию лета 1937 года значительно пополнился за счет спецэтапов, прибывших из различных городов страны. Их стали размещать в отдельном бараке — вероятно, с целью отчуждения этих активных политзаключенных от остальной массы "врагов народа", представлявших основную рабочую силу Воркутлага. Однако возможность общения между разными группировками по-

 

- 64 -

литзаключенных сохранялась, поскольку зэки могли встречаться во дворе зоны, в столовой, в санчасти и т.д.

Стало известно, что узники из политизоляторов продолжают отказываться от работы, мотивируя тем, что не являются преступниками, а их преследование властями за их убеждения по законам любой страны не наказывается исправительно-трудовыми работами. Они не согласны с политикой и действиями руководства ВКП(б), и пусть их возвращают в политизоляторы.

Несмотря на неоднократные переговоры с начальством лагеря, они на работу не выходили, и тогда была найдена мера "материального воздействия" на непримиримых узников исходя из закона социализма: "Кто не работает, тот не ест". Их перевели на нормы питания отказников от работы, то есть на 300 граммов хлеба и воду с миской баланды на обед. Тогда узники из политизоляторов провели между собой трудные собеседования (собрания были запрещены) и единодушно согласились на крайнюю меру — объявить бессрочную голодовку. Так в ноябре 1937 года началась голодовка этой группы политзаключенных, насчитывающей около 500 человек.

Одновременно ими был передан начальству Воркутлага текст телеграммы в Москву на имя наркома внутренних дел Ежова с требованием возвратить их в политизоляторы по месту прежнего пребывания и только тогда будет снята голодовка.

Но печальные события начали развиваться довольно быстро. Через 8-10 суток большинство голодавших утратило силы, чтобы ходить по бараку. Затем начались обмороки, лежачее положение и даже потеря памяти. Однако умереть узникам не дали, их перевели на искусственное питание. Некоторые из числа не утративших инстинкт к сопротивлению крепко сжимали зубы, чтобы им не втыкали в рот резиновый шланг с питательной смесью. И тем не менее насильное питание продолжалось около 20 дней.

Как-то в декабре в барак пришел представитель руководства лагеря с телеграммой из Москвы, в которой извещалось, что Ежов согласился с их требованием о возвращении в политизоляторы после прекращения голодовки. Голодавшие воспрянули духом и прекратили голодовку, а с помощью врачей и диетного питания набрались сил. После этого их под усиленным конвоем отправили этапом в лагпункт "Кирпичный завод", где кустарным способом 2-3 года назад делали кирпичи, а теперь он был законсервирован. Для прибывающих туда заключенных срочно соорудили несколько многоместных

 

- 65 -

утепленных палаток. С целью обслуживания лагеря послали туда бригаду "социально близких" арестантов — из числа уголовников-рецидивистов.

Слух о создании на "Кирпичном заводе" пересыльного пункта для размещения контингента, подготавливаемого к отправке обратно в Россию в политизоляторы, распространился по всей территории Воркутлага и за его пределами. "Кирпичный завод" стал для многих тысяч "врагов народа" притягательной точкой, куда надо было попасть любыми путями. И действительно, кому из них не мечталось после заполярного холода, голода и рабского труда уехать, уйти, уползти на коленях в казенный дом с теплыми камерами, с трехразовым питанием, с ежедневными прогулками и, наконец, с библиотекой, в которой можно брать для чтения книги по истории, философии, техническим наукам и даже изучать иностранный язык! Мне лично больше всего нравилось последнее: "буду, обязательно буду заниматься английским языком — самым распространенным в мире". В этом роде мечтали многие мои соседи по нарам в затхлом от человеческих испарений и завшивленном изоляторе, в котором мы пребывали. Не теряя времени, мы попросили у охранника листки бумаги и карандаш, чтобы написать заявление начальнику Воркутлага. Таким путем человек десять арестантов выразили желание отправиться на "Кирпичный завод" с последующим этапированием на "материк" в политизоляторы.

Прошло несколько месяцев после этих идиллических мечтаний, и выяснилось наше ужасное заблуждение: придуманный чекистами миф о "Кирпичном заводе" как символе жизни оказался последним шагом в могилу.

Об этом я лично узнал в мае 1938 года, когда направлялся этапом по заснеженным шпалам узкоколейки с "Рудника" в Воркут-Вом для работы на разгрузке барж, прибывавших по реке Печоре 10-15 июня с оборудованием для строившихся угольных шахт со строительными материалами и продовольствием, а также с арестантскими этапами, которые "разгружали" не мы — зэки, а конвоиры с собаками.

В нашем пешем этапе было пятьдесят заключенных по политическим статьям, в основном с шифрами КРА, КРД, КРТД*, в возрасте до

 


* КРА — контрреволюционная агитация, КРД — контрреволюционная деятельность, КРТД — контрреволюционная троцкистская деятельность.

 

- 66 -

40 лет, крепкого телосложения, хотя некоторые из них (включая меня) выглядели истощенными. К моему удивлению, в условиях более или менее утепленного изолятора, фурункулез на моих ногах и животе прекратился, оставив на теле круглые пятна, словно от пулевых ранений. Несмотря на пустой желудок, настроение у этапников было бодрым, поскольку они двигались на юг, где по сравнению с "Рудником" немного теплее, а кроме того, была надежда на повышение пищевого рациона для поддержания трудового уровня грузчиков, которым в условиях кратковременной речной навигации иногда приходится трудиться день и ночь, а правильнее — круглые сутки (ведь солнце там летом не заходит!).

Тундра кругом стояла белоснежная, только иногда видны были из-под снега ершистые ветки карликовой березки, которая могла пригодиться для костра в случае непредусмотренной остановки этапа (например, при внезапном налете пурги: так, на "Руднике" был случай, когда рабочий-буровик при налете пурги в конце мая заблудился и замерз в 50 метрах от буровой!).

... Яркое майское солнце, отражаясь от кристаллов снега и льда, ослепляет. Через несколько часов глаза начинают гноиться, появляются режущие боли. Это означает "куриную слепоту" — широко известную для северян болезнь глаз.

Несмотря на это, этап проходил нормально, и четыре конвоира с двумя собаками выглядели добродушными: даже винтовки у них висели в положении "на плечо". И часов через шесть или семь мы увидели впереди две постройки железнодорожной станции (на узкоколейке они тоже есть), которая зимой для арестантского этапа становится желанным приютом. Войдя в помещение, мы быстро затопили железную печь, поставили на нее ведра со льдом и снегом, чтобы сварить кашу с добавкой по кружке кипятку, а потом заснуть сном праведным.

Через окно стало видно: на улице были протянуты длинные веревки, на которых висела какая-то одежда. Присмотревшись внимательней (для чего пришлось протаить ртом ледяной узор на стекле), я увидел пиджаки, брюки, пальто и т.п., при этом с красными подтеками. "Да это же кровь!" — подумалось мне, и эта догадка подтвердилась, когда в помещение зашел сторож станции в новых ватных брюках, в теплом бушлате и валенках и без пальцев на левой руке.

Это был мой знакомый по Усть-Усе бытовик Пшеничный по кличке "Барон". Он тоже признал меня, и между нами состоялся быстрый и важный разговор. Я сразу же спросил, что за одежда висит на ве-

 

- 67 -

ревках. Пшеничный, помолчав немного, тихо сказал: "Это большая тайна, и за ее разглашение мне могут дать "вышку"...

Со слезами на глазах я стал упрашивать его, напомнил Усть-Усу, лесозаготовки. И тогда он сказал: "Здесь расстреливали врагов народа, а на веревках просушивается их одежда. Среди них были хорошие люди, но только об этом молчок! Никому ни слова!" Так я и узнал о страшном преступлении чекистов на Воркуте.

Через два месяца, после того как арестанты изолятора на "Руднике", включая и меня, писали заявления с просьбой отправить нас на "Кирпичный завод", стало известно о совершенно ином, страшном исходе этапов на лагпункт "Кирпичный завод". Очевидно, пущенный чекистами слух о политизоляторских этапах был дымовой завесой для готовящейся акции массовых расстрелов на "Кирпичном заводе", куда с радостью и надеждой этапировались лучшие представители заключенных из "врагов народа". Прибывавшие туда на смерть заключенные размещались в утепленных палатках, обеспечивались трехразовым питанием, было много обслуги из числа бытовиков. "Каиновы" слова начальника лагпункта об их майском этапе — как только в Воркуту-Вом прибудут первые пароходы, успокаивали обреченных. А в это время на лагпункт подбрасывались пулеметы, патроны, прибывали овчарки, палачи.

Из того, что мне удалось узнать из короткого разговора с Пшеничным, кровавая бойня заключенных началась во второй половине марта. В палатки заходил конвоир и, зачитывая по списку, давал команду: "Собирайтесь с вещами!". С радостью на лице вызванные на этап люди прощались с остающимися, надеясь на скорую встречу в политизоляторе. На морозном дворе собирался этап до сотни заключенных, их вещи укладывались в сани, запряженные лошадьми, окружались небольшим конвоем с собаками, конвоиры укладывали на сани какой-то груз. Затем этап растягивался по едва заметной тундровой дороге, а впереди и сзади колонны — конвоиры и санные упряжки лошадей. При удалении от лагпункта на 4-5 км на крутом изгибе тропы из саней начинали трещать пулеметы, и люди, как скошенная трава, падали на стылую землю.

Такое зверское истребление людей, вероятно, проводилось несколько дней, так как надо было снимать с убитых одежду и отвозить трупы в какое-то заранее подготовленное место с выкопанной там ямой. Палачи так устроили расстрельный процесс, что оставшиеся в живых узники лагпункта не догадывались о трагедии с ранее выве-

 

- 68 -

денными на этап их несчастными товарищами. Ведь пулеметные очереди и ружейные выстрелы производились на значительном расстоянии от "Кирпичного завода".

По словам Пшеничного, там погибло много "врагов народа", но сколько конкретно, установить очень трудно. Следы этой "мясорубки", как, впрочем, и других, подобных им операций чекистов, до сих пор сохраняются в глубокой тайне.

В этом отношении мне немного повезло, поскольку удалось получить достоверную информацию об отдельных акциях, осуществленных чекистами на Воркуте в 1938 году. Из Воркутинского отделения "Мемориал" в 1992 году я получил ксерокопию вырезок из двух номеров газеты "Заполярье", в которых приводятся официальные данные о массовых расстрелах заключенных Воркутлага в 1938 году. Оказывается, исполнение кровавых акций на Воркуте проводилось по приказу НКВД СССР старшим лейтенантом госбезопасности Кашкетиным, являвшимся в те годы помощником оперуполномоченного 3-го Отдела ГУЛАГа НКВД. Об этом, согласно газете "Заполярье", сообщил тогда сотрудник КГБ Коми АССР Вениамин Михайлович Плещуков, имея на руках копию соответствующих документов.

Вот один из таких: "Акт 1938 года марта месяца 1-го дня. Мы, нижеподписавшиеся, пом.нач. 2-го отделения 3-го Отдела ГУЛАГа НКВД лейтенант Кашкетин Е. И., нач. 3-й части Воркутинского отделения "Ухтпечлага" НКВД Никитин А. И., пом. оперуполномоченного 3-го Отдела ГУЛАГа НКВД Заправа М. П., пом. оперуполномоченного 3-го Отдела Ухтпечлага НКВД Махонин В. А., пом. оперуполномоченного 3-го Отдела "Ухтпечлага" НКВД Чечин И., пом . оперуполномоченного 3-го Отдела "Ухтпечлага" НКВД Михайлов И. Н., составили настоящий акт в том, что сего числа приведен в исполнение приговор Тройки УНКВД по Архангельской области (заседание от 29.09.37 года, от 08.10.37 года, от 20.11.37 года, от 25.12.37 года, от 27.12.37 года, протоколы №№ 15,19, 33, 37, 41, 44, 45) о расстреле ста семидесяти трех заключенных Ухтпечорских лагерей НКВД, приговоренных за вновь совершенные ими преступления в лагере: Гамой Б. И., Дорфман А. М., Казарьян Г. С., Крамаренко Г. Б., Лобанов Г. С., Мелнаис К. П., Мизев Н. Г., Мильман Г. М., Робинсон С. Г., Саджая М. С., Шульпин С. П., Брызгалов М. К., Белоусов И. Е., Геворкьян С. А., Александров С. А., и т.д." (Среди них моими знакомыми по этапам оказались Степанов В. Ф., Вираб Н. В.).

 

- 69 -

Далее в акте написано: "Все сто семьдесят три человека расстреляны и погребены. Настоящий акт составлен в 2-х экз., из коих один — в Тройку УНКВД по Архангельской области и один — в делах 3-го Отдела Ухтпечлагерей НКВД. Воркута, 2 марта 1938 года.

Исполнитель: пом.нач. 2-го отделения 3-го Отдела ГУЛАГа НКВД лейтенант госбезопасности Кашкетин. Присутствовали: Никитин, Заправа, Манохин, Чечин, Михайлов".

А вот второй документ: "Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт о приведении в исполнение приговора о расстреле нижепоименованных заключенных Воркутинского отделения Ухтпечлагерей НКВД: Л.Д-Крапоткин, С.М.Акопов, Л.Е. Аронов, С.А.Ачоян, Б.Я.Цыпкин, И.Ш.Шанердов, Е.И.Экштейн, И.С.Эльст, К.С.Яшвили, М.М.Советкина, М.В.Сорокин, В.И.Сыриков, М.М.Фродман, В.С.Флако, И.П. Псалмопевцев, И.М.Познанский, А.И.Правдило и т.д." Всего в этом списке значится 351 расстрелянный, среди которых моими знакомыми по Печорскому этапу были: М.В.Сорокин, И.С.Дейнеко, Ч.С.Ошвили, В.В.Косиор, МА.Рабинович, А.И.Гинзбург, П.А.Чернов, М.И.Ха-занов, Н.Н.Лисицин, Г.Павлова.

В конце списка значится: "Все триста пятьдесят один заключенный расстреляны и погребены. Перед приведением приговора в исполнение произвелась сверка личностей с контрольными материалами (выписки из протоколов следственного дела). Настоящий акт составлен в двух экземплярах. Исполнитель: пом. нач. 2-го отделения 3-го отдела ГУЛАГ НКВД, лейтенант госбезопасности Кашкетин, пом. оперуполномоченного 3-го отдела "Ухтпечлага" НКВД Манохин, оперуполномоченный 3-го отдела Воркутинского райлага НКВД Михайлов. Воркута-Рудник, 30 марта 1938 г.

В этом акте, который мне напоминает акты на списание овощей или спецодежды из прошлых лет, а не человеческих жизней, содержатся фамилии 17 женщин, самой молодой из которых было 25 лет, самой пожилой — 45. Среди мужчин самому старшему было 58 лет, молодому — 21 год. Всего по приказу НКВД № 00409 в "Ухтпечлаге" Кашкетиным и его командой расстреляны 2901 заключенный.

Этот кровавый цалач из числа "славных" чекистов, как и другие сотрудники НКВД, выполнявшие кровавые поручения "великого вождя", через год-два были сами поголовно уничтожены по его же велению. Кашкетина арестовали в январе 1939 года. На следствии он заявил: "Я выполнял волю ЦК ВКП(б), переданную мне лично через Ежова". Мавр сделал свое кровавое дело — и больше не требовался

 

- 70 -

сталинскому режиму... Им на смену приходили новые чекисты, участь которых, с уходом на тот свет их наркомов, также была предрешена. 8 марта 1940 года Военной коллегией Верховного суда СССР Кашкетина на основании ст. ст. 58-7, 58-8, 58-10 УК РСФСР приговорили к высшей мере наказания, и этот приговор был исполнен.

Нельзя не остановиться, хотя бы кратко, на личности этого страшного палача. Кашкетин Ефим Иосифович (настоящая его фамилия — Скоморовский) родился в 1905 году в Житомире, где закончил 4 класса гимназии, и в 1919-21 гг. служил добровольцем в Красной армии. В 1926 году он вступил в ВКП(б), а с 1927 года стал сотрудником ОГПУ, где ему, судя по имеющимся материалам в архивах КГБ, дали следующую характеристику: "Энергичен, способен, но несколько ленив... Большого самомнения, переоценка своих способностей. Хвастлив, упрям, недостаточно дисциплинирован". Однако вышестоящее начальство поставило на этом документе следующую резолюцию: "При надлежащем руководстве Кашкетин хороший работник. Недостатки его сгущены..." Хотя в 1932 году ему в санчасти после лечения выдали справку о непригодности к дальнейшей службе в органах ОГПУ: "Ввиду наличия выраженных невротических явлений и нарушения зрения в одном глазу". Однако вместо увольнения его повысили в должности до старшего оперуполномоченного. Только 6 октября 1936 года врачебная комиссия установила, что "Кашкетин Ефим Иосифович, 31 года, по состоянию здоровья признан инвалидом третьей группы", с диагнозом — шизоидный психоневроз.

Поразительно, что после такого медицинского заключения его даже перевели на работу в Московский комитет ВКП(б)! Последующая возросшая деятельность чекистских органов обусловила возвращение в ОГПУ столь "ценного" сотрудника, как Кашкетин, и его снова перевели туда на должность оперуполномоченного 3-го отдела ГУЛАГа НКВД. Важно при этом отметить, что, оказывается, был учтен "опыт Кашкетина", который он приобрел в 1934 году, выезжая в командировку на Соловки для ликвидации голодовки политзаключенных. Теперь его командировали в Воркуто-Печорский лагерь с поручением руководить оперативной группой по борьбе с троцкистами. Приказ о такой командировке, судя по номеру в документе с двумя нулями, санкционировался самим "вождем всех народов".

Действительно, палач Кашкетин преданно и жестоко выполнял порученные ему кровавые деяния. В одном из своих донесений на имя

 

- 71 -

зам. начальника 3-го отдела Ухтпечлага НКВД он писал: "Направляю Вам акт об исполнении ста семидесяти трех приговоров, сто семьдесят три выписки к акту и следственные дела. Кроме того, направляю Вам шесть выписок, как не подлежащих выполнению, включая фамилии: Дьяченко В.Л. -расстрелян ранее, Джелаида Е.И. — умер от туберкулеза, Подоров И.В. — расстрелян ранее, Заславский Б.В. — умер 5.01.37 года, Князев Г.Г. — умер 13.11.37 года, Пряхин М.П. убыл в Чибью."

Далее в донесении написано: "Никаких эксцессов или неполадок в процессе операции не было... К месту операции осужденные направлялись группами до 60 человек. Все годное лагерное обмундирование сохранено, описано, упаковано и хранится на "Кирпичном заводе".

И далее: "Чтобы не вызвать излишних кривотолков и догадок, это обмундирование целесообразно сдать "Руднику" после окончания всей операции. Заключенных на "Кирпичном заводе" настораживает тот факт, что ушедшие этапы не проходили через Усу (в тундре есть только одна дорога), а это вызывает недоумение. Через агентуру приняты меры, чтобы развеять даже самые слабые подозрения. Сейчас прошло 10-11 дней, и можно с уверенностью сказать, что настроение заключенных на "Кирпичном заводе" не внушает никаких опасений. Учитывая, что основная масса выписок еще будет привезена нами, я решил закрепить на все это время за 3-й частью место (известное Вам) проведения операций. Там расположился взвод стрелков, оснащенный станковым и легким пулеметами. Во взвод направлен политрук на постоянную работу, до времени окончания операции на "Кирпичный завод" командирован оперработник тов. Бутузов. Для агентурной работы в палатках направлено семь агентов".

Из этого донесения Кашкетина видно, как тщательно и тайно готовилась и проводилась кровавая бойня политзаключенных вплоть до специально разработанных чекистами методов дезинформации узников, подозревавших что-то неладное в судьбе отправляемых с "Кирпичного завода" этапов... И все-таки, земля, как говорится, слухами полнится — и вот даже мне удалось получить во время этапа в Воркуту-Вом довольно правдивые сведения от уголовника Пшеничного, не побоявшегося открыть строгую тайну под угрозой расстрела!

О зверином облике лейтенанта Кашкетина, этого изверга рода человеческого, мною уже сказано выше. Но такие же палачи-чекисты осуществляли свою кровавую тризну и в других, многочисленных

 

- 72 -

лагерях, тюрьмах и спецпоселениях необъятного Советского Союза. Несомненно, к таким местам относятся: Норильск, "Енисейлаг", Колыма, Магадан, Дальстрой, "Тайшетлаг", "Чулымлаг", "Карлаг", "Ветлаг" и многие другие, где чекисты, подобные Кашкетину, уничтожали тысячи и тысячи заключенных "липовыми" приговорами знаменитых "троек" и ОСО*, хотя те имели сроки заключения в политизоляторах и исправительно-трудовых лагерях. По мановению грозной дубины "великого вождя" в эти места направлялись органами НКВД группы кровожадных опричников XX века, которым поручалась ликвидация политзаключенных, не приговаривавшихся к высшей мере наказания. Тогда эти палачи приписывали в своих актах слова, как бы в оправдание: "За дополнительные преступления, совершенные в лагере", но никаких юридических процедур по этим "дополнительным преступлениям" не было и в помине.

Вспоминая 1938 год, становится страшно за преступления по уничтожению безвинных арестантов нашей страны органами НКВД, осуществлявшиеся по указаниям ЦК ВКП(б) и лично Сталина.

Возвращаясь к арестантскому этапу, который двигался по маршруту "Рудник" — Воркута-Вом, отмечу, что наш этап после стоянки "Кирпичный завод", где накануне произошло страшное кровавое побоище, двинулся дальше. Погода вроде бы благоприятствовала нам: солнце светило во все глаза, но от него этапники, кроме конвоиров (у них были темные очки), заболели куриной слепотой. Часа через четыре-пять мы достигли станции Змейка, где появились первые чахлые березки — предвестники приближавшейся зоны лесотундры. У заключенных она ассоциируется с зеленым югом: ведь на Воркуте, кроме карликовой березки и коричневого мха, ничего не растет.

На следующей, безымянной стоянке конвоиры дали команду на ночлег, и заключенные после растопки печи, варки еды и развешивания портянок для сушки прикорнули на нарах и быстро заснули, хотя полярный день продолжался до самого утра. Следующий и последний отрезок пути не отличался от двух предыдущих, если не считать заметного увеличения зарослей березняка и усиления солнечного блеска в воспаленных глазах.

Впереди появились деревянные постройки лагпункта и пристани Воркута-Вом, где нас ожидал надоевший всем "шмон" и барак с двухэтажными нарами из березовых жердей. Заключенным устроили баню с

 

 


* Особое Совещание НКВД СССР.

- 73 -

вошебойкой, выдали рукавицы, кирзовые ботинки, спецодежду б/у. Это делалось в порядке подготовки к погрузо-разгрузочным работам, поскольку вода на Усе поднялась на 5-6 метров выше летнего уровня, а лед потрескался и вспучился — вот-вот мог начаться весенний ледоход...

В июне снег в лагпункте на солнечной стороне растаял, и только с северной стороны бараков лежали почерневшие сугробы, но такие сугробы могут сохраняться до июля. На пристани были приведены в порядок угольные эстакады, причальные стенки и подъездные пути узкоколейки. А когда начался бурный северный ледоход, 10 июня в Воркута-Вом прибыл первый караван барж с заключенными и за ним второй — с различными грузами. Короткая усинская навигация началась, наращивая изо дня в день темпы погрузки на баржи каменного угля и разгрузки шахтного оборудования и строительных материалов (включая целые горы колючей проволоки).

Страна, выполняя ненасытные аппетиты ГУЛАГа с заметным ущербом для густонаселенных областей, выделяла огромные материальные и людские ресурсы, чтобы создать в суровой и безлюдной тундре крупные шахты и населенные пункты для сотен и сотен тысяч заключенных. Этапы с ними беспрерывно отправлялись из тюрем в товарных вагонах, в трюмах барж и пароходов, а также пешими колоннами.

Таким образом, лето 1938 года прошло у меня в интенсивном труде на благо Советской родины и ГУЛАГа. В конце августа начались заморозки, на реке Усе появились первые льдинки, а к концу сентября крепкий торосистый ледяной покров сковал реку до следующего июня. Основная масса арестантов-грузчиков отправилась обратно на свои постоянные базы.

На "Рудник" нас возвращали по узкоколейке, погрузив в полувагоны для перевозки угля. На станции "Кирпичный завод" была остановка, конвой разрешил зэкам оправку, и я увидел то место, где на веревках в мае висела в беспорядке одежда расстрелянных политзаключенных. Там теперь ничего не было, следы кровавого преступления чекистов полностью устранили.

Заключенные Воркуты, оказывается, почти ничего не знали, во всяком случае, в нашем угольном полувагоне никто не сказал об этом ни слова. У меня было желание поговорить на эту тему, но мысль о возможных стукачах в этапе остановила мое намерение.

Поезд между тем продвигался на север, и часа через четыре впереди показалась родная Воркута с ее зонами, сторожевыми вышками и бараками.