ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

 

Домой к отцу побеседовать часто заходили односельчане. Так было до и после оккупации. Стал частым гостем и бывший предколхоза Сурен Суренович Ширинян. Это был мужчина маленького роста, худой, а теперь еще меньше стал, чтобы не бросаться в глаза оккупантам. Как и все стал носить кирзовые сапоги. У них с отцом всегда имелось о чем поговорить, как-никак председатель и зам., вместе решали дела и проблемы колхоза. У председателя были и дела, которые он решал сам. Отец в те годы не спрашивал у Сурена, откуда органам известны имена колхозников, которых забирали ночью. И еще, чекисты не могли знать их домов, и, наконец, за что их забирали? А теперь не страшно было спросить.

Бывший председатель обычно садился на койку у окна и часто поглядывал на дорогу, идущую мимо нашего двора. Часто курил, глубоко затягиваясь. Мать обычно была занята на кухне или сидела с больным братишкой. Бабушка все время вязала, сидя на тахте. Я вертелся возле печи, следил за топкой и слушал их разговор

Отец повторил вопрос. Гость закурил в очередной раз, посмотрел на меня и сказал:

- Теперь можно рассказать...

Меня в те годы неоднократно вызывали в райком и говорили: "Нам нужны шесть крестьян из твоего села. Кто это будет - твоя забота. Вот и думай, кого выдашь первым и как "врагов народа". Если к сроку не будут, заберем тебя, а новый председатель укажет на остальных пятерых".

- Аведис, - продолжал Сурен, - я же понимал, что в любом случае они будут арестовывать крестьян, и про себя решил любыми средствами удержать в селе хотя бы костяк колхоза, а тебя и твоих братьев я считал именно таковыми. Вот почему в 1932 году ты был избран моим заместителем. В селе ты всегда пользовался авторитетом. Да и не только в селе.

Ширинян глубоко вздохнул:

- Ты хорошо знал Мелкона Галустяна (По прозвищу Сари Мелкон, это по-татарски рыжий Мелкой)? Этот был кляузник. Агитировал селян писать на меня анонимки. Так что сам напоролся. Стал врагом номер один. Я не буду называть имена остальных. А вот Матевоса Егикьян мне жать, но я ничем помочь не мог. Ты сам был

 

очевидцем, когда он выступал на собрании и попросил зерна для детей. А сидевший со мной рядом представитель райкома записал его фамилию. В ту ночь, как обычно, к моему дому подкатил "черный ворон". Двое в форме вышли из машины с пистолетами в руках, постучали мне в окно, и мы втроем подъехали к дому "врага народа". У нас все было отработано: я вызывал того, кого надо, через некоторое время "преступник" выходил, иеважно,был он одет или нет, его арестовывали, надевали наручники и увозили. Домой я возвращался один. Но в ту ночь я знал, что Матевоса нет дома. Он пас быков и лошадей в ночном. Только под утро мы встретили его. Увидев меня, он сказал:

- Ширинян, быки слегка нашкодничали в огороде, я сам виноват, вздремнул малость.

Чекисты уточнили его имя, отчество и фамилию и надели на руки браслеты. . Отец слушал, потягивая табачный дым. Потом сказал:

-Значит, председатель вызывал, а "черный ворон" забирал?

Председателя колхоза имени Шаумяна в деревне Пролом называли по-разному. Армяне звали Суреном Суреновичем, русские - Сергеем Сергеевичем, а женщины просто "ынкер", что в переводе с армянского - товарищ.

Только отец звал его по имени.

После долгой беседы бывшие пред. и зам. колхоза пообедали. Вставая из-за стола, отец сказал:

- Тебе надо скрыться от немцев. На меня можешь положиться, я тебя так запрячу в одном из моих тайников, что никто и не заподозрит, куда ты подевался.

Сурен остановился посреди комнаты, улыбнулся, обнял отца и сказал:

- Аведис, ты был и остался верным товарищем. Но ты же хорошо знаешь, что немцы не раз забирали меня и всякий раз отпускали. Более того, в знак уважения подвозили нас с тетей Эльзой к самому дому. А Эльзу я отстоял от высылки. Так что их я не боюсь.

- Так-то оно так, Суреи, но враг есть враг, он может быть явным или скрытым, но верить ему и самоуспокаиваться - это не метод защиты.

Сурен Суренович погладил меня и спросил:

- Грант, ты что-нибудь слышал, что обо мне говорят на селе?

 

Я ничего не мог рассказать, сказал:

- Нет, дядя Сурен, не слышал.

Это была последняя беседа моего отца с дядей Суреном в нашем доме. Отец проводил гостя и вернулся. Я рассказал ему, что видел как дважды Рак заходил к жене дяди Сурена, к тете Леле, когда Сурен был арестован. Отец, не глядя на меня, сказал:

- Ты ничего не видел и не знаешь, понял?

Я ответил:

- Понял.

После гибели Сурена блюститель "нового порядка" Рак оставил свою жену, к перешел жить в центр села, к вдове Шириняна с ее двумя детьми. Дом председателя стал полицейской штаб-квартирой.

В поле валялись каркасы седел. Зимой использовали их вместо санок при спуске с горы по снегу.

Как-то поймали бродячую лошадь. На хребет ей примостили каркас седла, сверху положили мешок с пшеницей, чтобы отвезти на мельницу, по дороге в деревню Васильевку. Мельница XIX века. По пути встретили обер-полицая Карташова.

- Чьи будете?

- Из Пролома. Грант Захарьян.

Карташов посмотрел в свою тетрадь.

- Хорошо! А где ремни и кожа с седла?

Я объяснил, что мы их такими нашли.

- Добро. Завтра я заеду к вам.

Когда вернулись с мельницы, я обо всем рассказал отцу. Утром полицейский на линейке подъехал к нашему двору. С карабином шагнул в дом. Отец предложил ему стул я спросил:

- По какому делу?

Карташов сел и, прижимая к себе карабин, сказал мне:

- Если сейчас же не отдашь кожу с седла, я пристрелю тебя на глазах у отца.

- Еще посмотрим, кто кого, - отец злой подошел к Карташову. Тот знал горячность отца. Еще до войны по рекомендации отца он был принят в колхоз слесарем. Сейчас выпад отца подействовал. Карта шов смягчился и велел мне выяснить, кто содрал кожу с седла и доложить ему.

После этого случая нам на глаза он больше не попадался, но людям делать подлость продолжал.

 

В селе Васильевка Карташов отобрал четверых молодых парней, в том числе и нашего друга Володю Беглегчиева, велел им взять топоры, пилы, еду и ехать с ним на заготовку дров. Завез ребят в лес и оставил там. Сказал, чтоб отдыхали, пока он смотается по делам в одно место. Когда вернется, отведет их к месту работы. Ребята терпеливо ждали, сели обедать, а через некоторое время услышали гул машины. Из нее выскочили Карташов и вооруженные немцы. Стреляя над головами ребят, они их связали, швырнули в кузов и увезли в гестапо, как пособников партизан.

На следующий день их расстреляли...

Без предателей и агентов гестапо оказалось бы беспомощным. Немцам нужны были такие, как Карташов...

В нашем селе жила древняя старуха-немка. Когда немцев переселяли в глубь страны, она из-за немощи никак не хотела покидать свою хату.

- Я старая, дороги не вынесу. Оставьте меня, пусть тут меня и похоронят.

Председатель колхоза Ширинян отстоял ее.

-Зачем тревожить такую старую. Пусть доживет свои дни.

Ее оставили. Она встретила немцев. Ей тут же был выдан спец.паек, который доставляли из города раз в неделю.

Когда появилась эта старуха-немка в нашем селе, у кого жила, я даже припомнить не могу. Она стала заметной фигурой только с приходом немцев.

Председатель колхоза Сурен Ширинян как жил в своем доме, так и остался, не прячась от людей. Карташов никак не мог примириться с этим. Рак донес немцам на Сурена. Его забрали. Старуха-немка на попутных добралась до города и вечером ее с Шириняном привезли в село немцы. Старуха сумела убедить гестаповцев в его "лояльности".

Узнав об этом, Карташов вновь добился его ареста. Так за полгода старуха сумела трижды выручить Шириняна. Карташов не унимался. Немцам, видимо, надоела эта возня, й, когда Карташов снова донес на Шириняна, его забрали и расстреляли.

Прошло немного времени, арестовали и Карташова. В гестапо поступила на него анонимка, будто бы Карташов работает на партизан. Немцы поверили и расстреляли своего холуя. Не зря ведь говорится: "Собаке - собачья смерть".