- 167 -

МОЯ ПРОФЕССИЯ - ШОФЕР

 

Часто вспоминаю город Красновишерск, где я прожил, как ссыльный, лет 12. Девять из них я проработал шофером. За эти годы на своем ЗИС-5 я исколесил все окрестные города и села. По наивности своей считал, что лучше этой машины нет и быть не может. Это патриотическое мнение продержалось до появления первых "студебеккеров" и "фордов", которых уже тогда называли королями дорог.

Я, наверно, смог бы вспомнить более сотни водителей-ассов, работавших в нашем гараже, у которых я учился шоферскому делу и перенимал северную школу. К моему большому удивлению, у нас в гараже я встретил Николая Чалышева, с которым познакомился в Проломе в 1944 году после освобождения Крыма. Теперь работаем вместе шоферами. Из моих наставников многих уже нет в живых, но их дети и внуки обязаны знать и помнить их, об их большом трудовом вкладе в дело Великой Победы и восстановления разрушенного войной.

Помню не только шоферов, но и механиков, слесарей, мотористов, сварщиков. Сколько друзей повстречал я на своем тяжелом жизненном пути! Чего только стоит один Яков Васильевич Баранов - наш главный механик. Мы его так и называли - "Рыцарь гаража!" Мы - водители считали честью для себя общаться с ним. В 1972 году Яков Васильевич с семьей гостил у меня в Сухуми. Это была встреча старых коллег по работе, наши семьи остались очень довольны этой мимолетной встречей.

Александр Иванович Тимонин - начальник гаража. Он был им и до и после войны. Сменные механики Петр Кузьмич Дайнеко, Борис Иванович Клепиков, Вячеслав Попов, Данкин. В годы оккупации Крыма в 1941-44 годах на немцев работали машины, собранные со всей Европы: итальянские, французские, чешские. Сегодня наши машины - МАЗы, КаМАЗы по дизайну напоминают их. Наше автомашиностроение на высоте. Сегодняшний водитель не боится поломки, не делает смазки рессор, не меняет кардан или сорванный редуктор, как это делали мы на ЗИСах. Нет уже стартеров "стахановок", деревянных кабин и тихого хода. Нет и шоферов в грязном и рваном облачении. Сегодня шоферы ездят с комфортом, но с повышенной бдительностью, ибо интенсивность движения повысилась, да и скорость тоже. Вот только с горючим проблема.

 

- 168 -

Нам, ссыльным, было обидно повышенное внимание к старым сослуживцам. Ведь мы работали ничуть не хуже многих. Но поощряли, как правило, их и кого-нибудь из нас, так за редким исключением. И все же с теплом вспоминаю наших диспетчеров: К. Маерова, Касаурова, Алянова, Боковикова. Это люди старой рабочей гвардии достойны самых искренних похвал.

Хочу поименно вспомнить всех, с кем делили горе и радость, кто помог мне получить шоферскую профессию. Это:

Сергей и Иван Поздняковы.

Михаил Манаков.

Василий Нестеров.

Михаил Косянов.

Иван Емельянов.

Иван Щеткин - один из самых высоких.

Анатолий Мельчаков.

Василий Федорович Школа.

Серафим Семириков.

Фома Артамокович Прудников.

Константин Красильников.

Алексей Иванович Суслов.

Николай Судницин.

Василий Сучегошов.

Аркадий и Анатолий Бутимовы.

Владимир Таравик.

Яков Васильевич Кириченко.

Иван Чебишев.

Ведерников - инспектор.

Илюша Ликов.

Иван Радов.

Федор Димитриев.

Василий Клюев.

Мария Кравченко.

Зюскина

Сергей Джуланов.

Петр Степанович Ноздрин.

Александр Поликарпович Абрамов.

Иван Иванович Федцов.

 

- 169 -

Михаил Старцев.

Иван Мырзик.

Аркадий Крючков.

Лапаницин.

Иван Жунев.

Иван Патрушев.

Семен Кичигин.

Федор Суранов.

Константин Иванов.

Иван Давидович Асланян.

Агасер Вартанович Егикян.

Александр Иванович Шмидт.

Есив и Михаил Бейтлеры.

Федор Щадрин.

Николай Фейст.

Ваграм Вартанович Захарьян.

Грант Аветисович Захарьян.

Георгай Петров.

Николай Артемов - второй по росту.

Константин Артемов.

Юрий Филимонов.

Вячеслав Худокормов.

Василий Плотский.

Исай Васильевич Бардаков.

Вячеслав Патоцкий.

Николай Чалышев.

Ира Щеткина.

Саркис Фундукян.

Александр Грибанов.

Василий Филиппов.

Иван Семенович Маринич.

Григорий Кучерявский.

Павел Алиферов.

Петр Иванов.

Иван Иванович Усанин.

Николай Деревяншенко.

Михаил Уваров.

 

- 170 -

Роман и Галина Галавановы.

Александр Сученинов.

Николай Васильевич Пачкин.

Иван Бут.

Степан Геворкович Аветиков.

Павел Пашиев.

Иван Иванович Подгорный.

Иван Грачевский.

Валентин Афанасьев.

Владимир Филиппович Молодых.

Василий Щеголев.

Келлер.

Карбус

Иван Свистунов.

Анатолий Пережогин.

Леонид Амзаев.

Илья Сапогов.

Пуценко.

Гордей и Константин Дринко.

Суханов.

Николай Гафаров.

Архипов.

Хачик Сетракович Терзиян.

Григорий Кагильев.

Тахтамишев.

Васильев.

Пронь.

Поздняков.

Захарченко.

Юзик Ливандовский.

Володя Беледский.

Василий Косолапов.

Федор Штрейск.

Андрей Баталов.

Валерий Маеров.

Мирошниченко.

Петр Сученинов.

 

- 171 -

Александр Судницин.

Харитонов.

Углицких.

Василий Кадышников.

Судницин.

Душейко.

Петр Степанович Орлов.

Родоневич.

Аппарин.

Александр Сученинов.

Левашов.

Иван Байандин.

Максюта.

Константин Шеритов.

Иван Петрович Власов.

 

Обслуживающий персонал гаража

Владимир Григорьевич Рябцев - механик.

Петр Кузьмич Дайненко - механик.

Борис Иванович Клепиков - механик.

Данкин - механик.

Вячеслав Попов - механик.

Денисов - мастер.

Андрей Денисов - токарь.

Андрей Бирзантьевич Егикьян - токарь.

Филипп Николаевич Молодых - зав.складом.

Юрий Петрович Сытин - электрик, гл.механик гаража.

Бернард Бекмезян - электрик.

Эдуард Овсепян - электрик.

Бахчеванов - слесарь.

Борис Давидович Асланян - слесарь.

Федор Кучувасов - слесарь.

Владимир Тертерян - моторист.

Василий Калганов - слесарь.

Андрей Петросян - электросварщик.

Александр Сученинов - кузовщик.

 

- 172 -

Сименов - кузовщик.

Александр Суранов - вулканизаторщик.

Галина Суранова - вулканизаторщик.

Галина Галаванова - автозаправщица.

Жунева - сторож.

Александр Овсянников - медник.

Конопля - дорожный мастер.

Иван Слуцкий - бухгалтер.

Ольга Слуцкая - бухгалтер.

Пережогин -

Андрей Ярмаков -

Аркадий Кочиян-

Сенька Вартанов -

С дядей Костей Маеровым я проработал более десяти лет, и за все это время между вами не было ни единой размолвки. С его лица никогда не исчезала улыбка. Он всегда спешил на помощь людям. Щедрой души был человек!

По его стопам пошли и сыновья, работавшие в гараже. Старший Виктор был диспетчером, а младший Валера - водителем.

Мне, как шоферу, часто выпадало в праздники дежурить в диспетчерской вместе с дядей Костей. Он рассказывал интересные житейские истории, не спеша подбирал нужные слова. Мне из-за его тихого вкрадчивого голоса всегда казалось, что он почему-то осторожничает, словно боится кого-то.

Однажды, когда мы были вдвоем, он тихо начал вспоминать свою трудную жизнь со времен раскулачивания, свои мытарства.

- Вам еще повезло, - говорил он, - предоставили квартиры, работу на выбор. А с нами обошлись куда круче. Привезли нас сюда тоже на баржах. Города еще не было. Выгрузили на пустом берегу. Встретили нас вооруженные конвоиры со злющими овчарками. Огромные, как телята, откормленные, с оскаленными мордами, они рвались к нам, готовые броситься на любого - женщину, ребенка, старика или молодого парня. А ведь более половины из них были больны.

Привезли нас сюда в осенний вечер тридцатого года, будь он неладен! Стали с узелками карабкаться вверх по крутому берегу, а сил нет. Конвоиры науськивают собак, подпускают их поближе к

 

- 173 -

нам, грозятся, нагоняют страх. И люди ползут, вгрызаются в землю ногтями. Еле-еле, но все же взобрались. А там, наверху, сплошной сосновый бор километра на два в глубину, а дальше - болото.

Дядя Костя приумолк, свернул цигарку. После первой затяжки продолжил:

- Ну так вот, мы кое-как провели ночь у костра, беспрестанно воюя со злющими комарами. На следующий день нас тщательно обыскали, потом переписали все семьи: сколько человек, год рождения, откуда прибыли. Потом откуда-то пригнали подводы. С них свалили лопаты, кирки, топоры, пилы, ломы, одноколесные тачки. Подводы уехали, а нас согнали в кучу и объявили: "Вы знаете, кто вы и зачем вас привезли сюда. Вот вам инструмент. Валите лес, стройте навесы, мастерите жилье. На дядюшек не надейтесь. Да поспешайте - скоро начнут кусаться белые мухи."

Ночью ударили первые заморозки. Северный ветер торопил зиму. Дожди чередовались мокрым снегом. Холодно, сыро и негде укрыться, обогреться. Мы работали, как проклятые. От нас пар валил, а чуть приостановишься - сразу коченеешь. Построили первый длинный навес. Под ним продрогшие люди жгли костры, кое-как обсушивались.

С каждый днем дисциплина становилась строже. Мы и сами старались поскорее построить навесы, потом бараки. Нас все время подгоняли конвоиры. Отлучаться из лагеря запрещалось. За это на половину уменьшали фунтовую пайку просяного хлеба. Кто не выполнял дневной нормы по валке леса, того оставляли в лесу. В лагерь ему нельзя было возвращаться. Обессиленный, голодный, иззябший бедолага всю ночь ждал наступления дня. Утром на поверке его, конечно, не было. Конвоиры решали, что сбежал. А когда приводили людей на валку леса, глядь, а он лежит у пня посиневший, встать не может. На него уже никто не обращает внимания. Ведь этого доходягу успели уже списать - не сегодня-завтра ему так или иначе суждено перейти в лучший мир. Врачей у нас не было в помине. Вот так у нас каждый день не досчитывалось по несколько человек.

Когда сколотили несколько навесов, конвоиры загнали мужчин под один навес, женщин и детей - под другой, стариков я нетрудоспособных - под третий. Теперь каждый вечер после работы тот, кто еще имел силы, мог зайти к родным и близким. Все мы страшно обкосились. На зиму, правда, всем выдали лапти, ватные брюкв,

 

- 174 -

фуфайки и шапки.

Неработающая часть ссыльных должна была своими силами обшить свои навесы, приспособив их для зимовки. А работавшие делали это после смены. И как старались! Замерзать-то никому не хотелось. Трудились через силу, спешили отгородиться от ветров и холода, чтобы встретить зиму под крышей и в натопленном бараке.

Обед нам привозили в бидонах на лошадях прямо на лесосеку - двести граммов просяного хлеба и мутная затируха с несколькими зернышками крупы, случайно попавших в миску. Там и еды-то всего на пять минут. Зато в очереди простоишь час и вместо второго блюда от конвоиров наслушаешься столько грубостей, что сыт будешь целый месяц. Они, сытые, тепло одетые, чувствовали себя хозяевами нашей жизни. Как же! Конвоиры и овчарки получали повышенный спецпаек и видели в нас врагов народа.

Однажды конвойный, уминавший на глазах у меня сало с чесноком, сказал: "Мужик, а сало-то, добрая штука! Правда? Гы-гы!" Его издевку; и презрение к нам видели все, на него смотрели сотни голодных глаз.

Конвоир, не спеша, дожевал сало, пригладил большой ладонью жирные усы, сытно отрыгнул, покряхтел, усмехнулся: "Теперь можно и табачком побаловаться!" - демонстративно похлопал по табакерке, вынутой из кармана, свернул цигарку и закурил. Один из двух оставшихся кусочков сала швырнул собаке, а другой мне, думая, что и я, как собака, брошусь к нему с собачьей жадностью. Сало лежало почти рядом, но никто к нему не прикоснулся. Только мальчишка-подросток не вынес такой пытки: "А чего добру пропадать!" - поднялся, сделал несколько шагов, но на него так энергично зашикали старшие, что он с поникшей головой вернулся на свое место.

- Потом, - вздохнул дядя Костя, - вокруг построенных нами навесов-бараков, мы же, под надзором конвоиров, построили сторожевые вышки, на которых день и ночь маячили охранники, не спускавшие с нас глаз. Все это мы потом обтянули проволокой, внутри ограды нас сторожила целая свора овчарок.

Лагерь разрастался не только по территории, но и по числу бараков. Люди все поступали - летом на баржах, зимой- пешком, этапом, по снежным и ледяным дорогам.

Бараки топили сами, кто как мог. Приносили из лесу щепу,

 

- 175 -

обломки веток - надо же было как-то обсыхать. Постелей не было. На голые нары настилали сухой мох. Каждый приносил его за пазухой. В чем работали, в том и спали. Паек был мизерный, работа каторжная. Люди истощились до крайности. Все время в холоде и голоде. Стали пухнуть. Появилась цинга. Пили хвойный отвар. Не помогало. После команды "подъем" - многие не могли подняться. В барак заходили люди в белых халатах - "врачи-выбраковщики", у которых вместо лекарств были в руках мелки. Они дергали за ногу больного. Если тот не шевелился, браковщик ставил на его одежде мелом крест и подходил к другому. Шедшие за ним с носилками люди стаскивали меченого с нар и уносили для погребения. И так было каждое утро.

Бывали случаи, когда меченый, уже стянутый с нар, начинал говорить, что он жив, зачем его уносят, но ему отвечали: "Какой же ты живой, если тебя уже пометили крестом. Не боись, пока до ямы довезем, отдашь концы". Вот, как мы начинали, дорогой Грант Батькович. Дядя Костя порой так величал меня.

Мы закурили. Дядя Костя молча жадно курил, потом растоптал окурок и снова повел свой неторопливый рассказ:

- Знаешь, сколько здесь костей под землей, в нашей округе? Тьма!

Невзирая на нечеловеческие условия, каторжане начали копать котлован под будущий бумажный комбинат. К строительной площадке почти ежедневно в роскошных санях, запряженных тройкой, подъезжали какие-то важные персоны в меховых шапках и тулупах, в дорогих валенках. Сиденья розвальней застланы коврами. Ноги начальства укутаны медвежьими и волчьими шкурами, чтоб, не дай бог, высокопоставленные ножки не заморозились. Встречали их свитами, сопровождали и провожали также. А они приедут, поглядят, что и как сделано, через переводчика бросят слово и укатят с ветерком. После этого начинается: бегают инженеры, мечутся десятники, все орут, матерятся, подгоняют старшие младших, а те - нас.

Вот так, за одиннадцать месяцев построили комбинат. На своих костях. Гляди, какую огромную территорию по берегу Вишеры пришлось нам перерыть, поднять на высотищу не ниже восемнадцатиэтажного дома! Легко сказать, сынок. Эх, ма! Вот она какая, у нас доля!

Дядя Костя тяжело вздохнул, отер глаза, словно хотел выжить из

 

- 176 -

них табачный дым от вновь закуренной цигарки.

- Слава Богу, сынок, и на том, что хоть вам чуть-чуть легче. Но поверь мне, дорогой Грант, и к вам придет признание, и вы станете людьми. Такое вечно продолжаться не может. Что-то изменится. Не может не измениться.