- 302 -

ВОРОНЕЖЦЫ

 

В1964 году на автомашинах "Победа" и "Москвич" мы совершили пробег по маршруту Сухуми-Сочи-Анапа, затем через переправу в Керчь-Феодосию-Пролом-Симферополь и обратно. Мы - это Трдат, руководитель пробега, я - владелец "Победы", Анник, Имастуи и мальчик Вреж Трдатович. Из Краснодара к нам присоединились на "Москвиче" Хачик с супругой Раисой и сыном Арсеном и еще Агасер Егикян.

После двадцатилетнего отсутствия все, что мы увидели в родных местах, показалось нам удивительно маленьким. Даже дома и горы казались меньше привычного. На юго-востоке Пролома возвышалась высокая скала-стена. Теперь она вроде бы ушла под землю: стала ниже и доступнее. Может, мы повзрослели и видели в жизни более высокие дома и горы. А, может, они в нашем детском восприятии были большими и недоступными, а взрослым и море стало по колено?

В Симферополе мы сделали остановку у фронтового друга Трдата Петра Григорьевича Пацоры, живущего на ул. Барышева, 3. Эту улицу ни один таксист не знал и не смог отыскать. После нескольких опросов встречных Трдат с большим трудом подвез нас к дому товарища. Приняли радушно, хотя нас было девять человек. Когда мы заикнулись, что нас много, Петр, улыбаясь, напомнил нам поговорку: "В тесноте, да не в обиде".

За столом долго вспоминали, кому какая досталась доля в жизни. Наш мужской разговор поддержала хозяйка, учительница Мария Игнатьевна. Вот что рассказала она в тот вечер:

- Я уроженка деревни Ярки Воронежской области. В нашем селе, да и не только в нашем, на масленицу проводились массовые гуляния. Собирались малые и старые, хороводили, организовывали игры, скачки, боролись. Нам, детворе, было очень интересно поглядеть на эти состязания. Бывало и такое, когда село шло на село в кулачном бою.

Об этом я слышал впервые и попросил Марию Игнатьевну подробнее рассказать об этих боях. И она рассказала про удивительный обычай.

- В каждом селе имеются мужчины, одаренные физически, атлетического телосложения, смелые и ловкие. В этот праздник на

 

- 303 -

меже двух сел встречаются два богатыря. По бокам их сопровождают два надежных односельчанина, чтобы обезопасить бойца с флангов. Два силача вступают в кулачный бой - кто кого собьет с ног.

Победителя приветствует село, он ликует. Ему преподносят призм, подарки, слава его распространяется по всему району. Такими силачами у нас в селе были Комовы - Игнат Тимофеевич - мой отец, и дядя Петя, его младший брат. Без призов и подарков они с ристалища не возвращались.

Отец жил в одной половине села, дядя Петя - в другой. Жители села часто задавались вопросом: какой из Комовых сильнее? Не поедут же два брата на кулачки. Вот тогда и придумали - вывести в поле сельского бугая и дать братьям померяться силами с гордостью села. Задача состояла в том, чтобы поставить бугая на колени.

Народу собралось - уйма. Пришли даже из соседних сел. Вывели быка в поле, поставили в центре круга. В носу у зверюги было продето мощное кольцо. И толпы медленно вышел отец. Шел с засученными рукавами. Подошел к быку, погладил по спине, пох лопал по могучей шее и встал у головы великана. Из толпы неслись крики, свист, улюлюканье. Но когда отец взял быка за рога, на ступила мертвая тишина. Слышно было, как отец негромко произнес: "Ну, кто кого?". И тут все услышали, как бык замычал и пал на колени. Что тут началось - надо было только видеть, а еще лучше слышать. Село в один голос орало: "Слава Игнату! Игнат - богатырь!"

Долго не могла угомониться толпа. Из нее выскочили молодые ребята, человек десять. Подняли отца, понесли на руках на возвышение. А бык вскочил на ноги, отряхнулся и смотрел на толпу, мотая головой, словно не хотел признать результата первой схатки.

Потом наступил черед дяди Пети. Он смело подошел к быку, взялся за мощные рога и, покачивая быку голову, расставил ноги пошире. Мощным рывком влево крутанул голову быка. Бык устоял, но лишился одного рога. Он остался в руке дяди Пети. Взорвалось всеобщее: "Ура!" Вновь подбежали ребята, подхватили дядю Петю, подняли над головой и с рогом в руке понесли и усадили рядом с отцом. Рог долго хранился в доме дяди Пети, как трофей за победу нал быком.

В 1944 году из областей России, Украины людей семьями перевозили на постоянное местожительство в опустевшие дома, сослан-

 

- 304 -

ных из Крыма. В ту пору мне было восемнадцать лет. Я все отчетливо помню. Нас подвезли к дому в большом армянском селе. Власти предложили нам дом, хозяйство, фруктовый сад с урожаем на деревьях. Во дворе в кучах лежала часть выкопанного картофеля. Крепкое было хозяйство. Все было в нем, не было только хозяина.

Ответственный за поселение, показывая нам дом, гордо произнес:

- Пожалуйста, заселяйтесь и живите себе в. удовольствие. Это армянское село, а армяне, как известно, народ трудолюбивый и аккуратный. У них все всегда должно находиться в полном порядке. Точно так же и у болгар, у немцев, у греков, живших в Крыму. В основном это были крестьяне, любившие и понимавшие землю, почитавшие труд. Особенно немцы. Их села всегда отличались чистотой, стандартными домами, ровными и аккуратными улицами, заборами. Насчет уплаты за дом и хозяйство: хотите, можете враз дать, а хотите - в рассрочку.

Отец на эту тираду никак не отреагировал. А тот, заметив, что переселенец никак не реагирует на его щедроты, заговорил снова:

- Вы что, недовольны? Вам так повезло! Большой особняк, колодец, сад, сарай, даже корова сохранилась. В селе остались армянки, у которых мужья русские, видимо, они ухаживают за скотиной. Да и охрана в селе на высоте.

После продолжительного молчания отец ответил:

- Вы говорите, мне повезло? Но я не собираюсь на чужом несчастье строить себе счастье. Как будут в этом доме жить мои дети? Как их воспитывать? Обретут ли они счастье и покой, если дети, родившиеся в этом доме, скитаются где-то на чужбине, в нищете и проклинают правительство и новых жильцов? Если, конечно, они еще живы. И они будут правы. Спасибо, но такого добра мне не надо.

У представителя власти видно что-то екнуло внутри. Он вновь обратился к отцу:

- Товарищ Комов, я заселил новыми жильцами сотни домов. Все остались довольны и благодарны. Свою миссию я выполняю честно. А вы удивили меня, боле того, заставили задуматься. Что же происходит? Шел четвертый год войны. Не всякий выжил под оккупацией. Смерть, как тень, следовала за каждым. Люди играли с ней в прятки, помогали партизанам, саботировали новый порядок, а когда освободились из-под немецкого сапога, радости их не было

 

- 305 -

предела. В свои семьи стали возвращаться воины. Старики, женщины, подростки приступили к уборке хлебов, фруктов, овощей. И тут, на тебе, такая надобность срочно всех выселить. Оставить веками нажитое, оставить выстраданный урожай. 20 минут на сборы! И оккупация, и высылка, и заселение домов моих земляков происходило и происходит на моих глазах. Это - предательство. Это - дикость! Страна наша самая справедливая, самая демократичная - и вдруг... Язык право не поворачивается сказать. Вот мы с вами откровенно беседуем без свидетелей. Но я боюсь, что завтра или позже, кто-то из нас исчезнет, как исчезают миллионы... Отец вплотную подошел к собеседнику, положил свою тяжелую руку ему на плечо и сказал: "Раз уж пошел разговор на откровенность, то я выскажу все, что накипело, может, разгружусь, успокоюсь. А ты знай, если со мной что-нибудь случится, то сядешь рядом со мной. Так что я тоже сомневаюсь в тебе, но хочется поговорить по душам. Раз мы думаем и говорим одинаково, значит, мы еще можем положиться друг на друга. Мы давно перестали мыслить самостоятельно и жить своим умом. В нас сидит страх. Мы выполняем то, что нам диктуют сверху. Если заберут нас, кто думаешь будет виноват? Один из нас. Так было в 1937-38 годах. Трусы, подхалимы ради того, чтобы сохранить свою шкуру шли на подлость, предавали, соседа, товарища, брата, жену, отца. Писали анонимки, стучали на всех. Их доносы становились главным документом обвинения. Сейчас дело обстоит несколько иначе. Сейчас они занимаются обманом, приписками, воруют, хитрят, лицемерят ради наживы. Мы со дня рождения не знаем, что такое совесть, честность, порядочность, мужество. У нас отобрали смысл жизни, идею, подсунули идейный суррогат. Разрушили святыню народа - церковь и заменили ее безбожными сектами, красными уголками, где проповедовали чуждые народу идеи и насилие. А церковь, которая с детства учила отличать белое от черного, нравственность от безнравственности, добро от зла была признана вне закона. И мы потеряли человеческое достоинство, уважение и доверие своих близких. Младший перестал признавать авторитет старшего. Распространилось пьянство, наркотики; хулиганство стало нашим постоянным спутником в жизни, матерщина не умолкает даже в общественно-культурных местах, матерят Бога и Христа. Чтобы восстановить то, что мы потеряли благодаря октябрю 1917 года, нам, по меньшей мере, надо три чет-

 

- 306 -

верти века, если не весь век целиком. А годы, прошедшие после Великого Октября, на календаре истории надо обрамить черной лентой. Это годы мракобесия и геноцида своего народа. Выйти из безнравственности, в которой мы утопаем, нам поможет слово Божье, проповедующее любовь к ближнему.

После такого разговора местный властитель старался уговорить отца остановиться в этом доме:

- Зачем вам, Игнат Тимофеевич, уходить? Останьтесь. Будем рядом, будем встречаться. Нам есть, о чем поговорить.

- Нет уж, помилуйте, - ответил отец. - Я уже сказал.

Мы поехали в русское село. Там отец нашел отъезжающую семью, купил у нее дом. Я жила с отцом пока не вышла замуж за Петра Григорьевича. Здесь, в Симферополе, обустроились, заимели двух сыновей, а от них четырех внуков, и живем.

Слава богу, что сохранились еще светлые души, чистые сердца. Если бы не эти островки высокой нравственности в океане зла, ой, как тошно было бы жить на этом свете.