- 6 -

Вычегодские берега

 

Взгляд скользит вниз, мимо перистых облаков, окрашенных лучами заходящего солнца, туда - к земле, погружающейся в сумерки наступающего вечера. Там прихотливо извивается серебристая лента Вычегды, отражая свет ушедшего дня. В ее излучине, словно вмерзший в лед, стоит катер, а за ним - огромная связка плотов. И только белый бурун за кормой подсказывает, что кораблик движется, упрямо волоча куда-то свой непомерный груз. Самолет пошел на посадку, в иллюминаторе поплыли веселые огоньки, мигающие на мачте катера, и мне показалось, что сквозь реактивный рев я слышу монотонную песню его надрывающегося движка.

Эта, такая знакомая, картина вызвала волну воспоминаний. Там, внизу - многохоженная мной в молодости, своеобразно близкая сердцу земля. Сколько она видела слез и страданий моего да и многих других народов...

Хотя аэродром, втиснутый в тело Сыктывкара, оказался на том же месте, что и много лет назад, я не сразу разобрался, куда направить стопы. Город явно изменился. Столица Коми АССР, богатой лесом и полезными ископаемыми, за двенадцать лет моего отсутствия (1958-1970), похоже, удвоилась или утроилась. Сразу бросались в глаза, что этот симпатичный, летом утопавший в зелени, с деревянными домами и тротуарами на окраинах, городок уже стал жертвой поспешной застройки. Словно грибы после дождя повыросли безликие бетонные коробки вперемежку с традиционными в Коми керками, зачастую уже покосившимися. Над городом маячила телебашня. Нет более того тихого Сыктывкара. Увы, жизнь все меняет, отодвигая в туман прошлогодни молодости и их воспоминания. Но все-таки попробую их восстановить.

* * *

 

Познакомился я с Сыктывкаром в тяжелом 1941 году, будучи семилетним мальчишкой.

Унылый караван барж, влекомый колесным пароходом со странным названием «Кадровик», пристал к пустынному берегу напротив устья Сысолы. Тогда это место еще не было застроено, и город начинался чуть вдалеке. Ссыльные здесь были не в диковинку. Врач С.Матулайтис в своих воспоминаниях писал, что

 

- 7 -

в 1899 году был сослан в Усть-Сысольск (дореволюционное название Сыктывкара). Ирония судьбы - социал-демократ С.Матулайтис терпел лишения ссылки в далекие годы царского самодержавия как будто затем, чтобы подготовить почву своим соотечественникам. Только эпоха была не та, масштаб иной и ссыльные другие. Обремененные детьми учительницы, крестьянки, домохозяйки и чудом избежавшие прелестей Краслага или Печжелдорлага несколько десятков мужчин.

Итак, после недельного нудного плавания баржи причалили к солнечному берегу Вычегды. Город отсюда не был виден. Состоящее в основном из женщин и детей общество несчастных растерянных людей, за долгие недели вынужденного путешествия успокоившееся и как бы смирившееся со своей судьбой, высыпало на берег: дети побегать по лугу и искупаться, женщины - постирать, немногочисленные мужчины, собравшиеся в кружок, - обсудить свое положение, поговорить о начавшейся войне. Никто не знал, за что нас арестовали, куда и зачем везут, что ждет впереди. И никто не знал подробностей начавшейся войны. Люди питались слухами, тут же их создавали, пересказывали друг другу и вскоре, словно эхо, слушали искаженные отголоски только что пересказанного, украшенные светлой надеждой, в которую так хотелось верить.

Вычегда - красивая северная река, несущая свои воды в Северную Двину, по величине равнозначная Неману, со сравнительно быстрым течением и довольно коварная. Здесь наше общество понесло первую и, к сожалению, не последнюю потерю - утонул купавшийся подросток. Возникшие суматоха и плач нагнали на нас с братишкой страху. Мы услышали безнадежный крик матери утопленника, впервые столкнулись лицом к лицу со смертью. Для нас, детей, даже вынужденное путешествие было своеобразным приключением. И вдруг, словно порыв холодного ветра, дохнула жестокая реальность жизни. Очевидно, в этот момент и кончилось мое светлое, теплое детство.

Перепуганные случившимся, мы с братишкой юркнули в темный трюм баржи и спрятались в своем углу. Каждая семья складывала свои пожитки отдельно, кое-кто даже отгородил свой угол простынями, за которыми мы, дети, чувствовали себя словно за стенами родного дома. Но детский испуг короток. Опять мы на палубе: надо взглянуть на прибывших водолазов. Интересны были и они, и их катер с двигателем, высоко поднятым над кормой. Не

 

- 8 -

найдя утопленника, водолазы уплыли восвояси, обдав водяными брызгами наши баржи.

Первая остановка нашего каравана на Коми земле была в Жешарте. Литовцев там направили на работу в мастерские, где из дерева изготовляли различный ширпотреб. Мастерские находились в здании закрытой церкви. Рядом по распоряжению властей ликвидировали церковное кладбище и на «освободившейся» территории посадили картошку. И сажали, да не один год. Как будто в Жешарте не хватало свободного места.

Далее следовало Айкино. Это село было широко известно, поскольку сюда подходила железнодорожная ветка. Из Айкино долгие годы шло снабжение всего вычегодского бассейна. Часть высаженных на берег отправили в Серегово, так сказать, на «курорты». Здесь же баржу покинула группа учеников еврейской духовной школы во главе с наставником-раввином. В 1939 году они бежали из занятого гитлеровцами польского Белостока в Литву, откуда их выслали на Север. В течение всего пути, надев на голову ритуальные шапочки, повернувшись лицом к стене баржи и ни на кого не обращая внимания, они усердно молились своему Богу. Но Бог не услышал их молитвы - в первую же зиму большинство из них, непривычных к физическому труду, плохо одетых, погибло.

Странно, но вначале мои земляки неохотно покидали баржи. Многие плохо представляли, где они находятся, о Коми крае никогда не слышали, поэтому держались за баржу как утопающий за соломинку, боясь расставания с соотечественниками и предпочитая плыть против течения Вычегды - по течению своей судьбы. Однако во время остановки в районе Сыктывкара многие захотели сойти. Город давал больше надежд на устройство и выживание: много учреждений, предприятий, более разнообразное трудоустройство. Высадившиеся были размещены в Дырносе, на кирпичном заводе, и в Кочпоне, и еще большая группа - на Слободском рейде, в 20 километрах вверх по Вычегде, а также в деревне Слобода, для работы в колхозе.

Облегчила ли близость города их голодное существование в тяжелые годы войны, неведомо. Известно лишь, что на Слободском рейде была высокая смертность спецпереселенцев, о чем свидетельствует памятник на заброшенном кладбище бывшей деревни Слобода.

 

- 9 -

Со временем часть литовцев из пригородов перебралась в город. Сюда приехало и несколько человек из дальних районов. В пятидесятые годы в Сыктывкаре существовала немалая колония литовцев, которая дружно сходилась раз в две недели, а позднее раз в месяц, в комендатуру отмечаться. Комендатура находилась в правом крыле (в торце) здания Министерства внутренних дел. Изредка и в городе можно было услышать литовскую речь. Еще и сегодня, по прошествии шестидесяти лет, в Сыктывкаре, Корткеросе, Усть-Неме, Кебанъеле и в других местах можно встретить литовцев, литовских евреев и их обрусевших потомков.

Мать рассказывала мне, что никак не решалась покинуть баржу. Ее, хорошо знавшую русский язык, многие уговаривали сойти. Казалось, что баржа - это единственная нить, связывающая нас с Литвой, с прошлым, и ее страшно было оборвать.

После Сыктывкара в барже стало просторнее. Не стало тесноты, суеты, очередей у туалета, зато появились бесчисленные комары, от которых не было спасения. Их назойливое жужжание напоминало звуки еврейских молитв.

Пищали комары, шлепали пароходные плицы, а река раскручивала поворот за поворотом, доверчиво показывая обрывы, заливные луга, серые северные деревни и своего верного спутника - лес, который, как бы стыдясь своей назойливости, изредка удалялся от реки, но только до следующего поворота, чтобы за ним вновь встать молчаливым и упорным стражем ее берегов. С этим лесом, с пармой, нам было суждено не расставаться долгие годы. В нем зарабатывали на хлеб, им согревались, всякими способами уничтожали, а он нас за это при каждом удобном случае гнул нас в дугу.

Прекрасные сосновые боры из корабельных сосен заставляли трепетать сердце не медью стволов или их грацией, а ... кубатурой. Лес рубили беспощадно и безудержно... только давай, давай: лес нужен стране как хлеб, как уголь, как металл. Все это будет позже, а теперь взирали литовцы на немую стену леса, точно стараясь угадать свою судьбу: что там, за ней? Но северной тайгой просто так не полюбуешься, мечте не предашься. Она полна комарами, которые теплыми летними вечерами, при безветрии, особенно у воды, висят тучами, пугая все живое. Их нашествие выкурило из баржи и нашу семью. На первой же остановке за Сыктывкаром на берег выгрузились и мы вместе с 41 семьей и несколькими одинокими старцами. Желающих высадиться было больше, чем требовалось. Многие теперь уже хотели бы сойти, да пришлось плыть в верховья Вычегды, которые даже в Коми считались медвежьим углом.