- 155 -

ПРЕСТУПЛЕНИЕ СОВЕРШЕНО - ЗАБУДЬТЕ...

 

Шел седьмой год ссылки. Все эти годы каждый вечер единственной темой разговоров и бесконечных воспоминаний был Кавказ, его солнце, его тепло, его фрукты, виноград, его щедрая земля. Долгим зимним вечером люди теснились поближе к печке, разговаривали о жизни, вспоминали любимый Кавказ, вздыхали, тоскуя по этому потерянному раю. Я в то время столько наслышался из разговоров взрослых о прекрасном и чудесном Кавказе, что мало-помалу перестал воспринимать его как конкретную местность на территории нашей страны; «Кавказ» стал для моего детского сознания таким же отдаленным как, например, сказочная страна Эльдорадо, которая существует в мечтах, но не в действительности. Порой я даже не мог поверить, что мы в самом деле жили на этом самом Кавказе, где летом 30—35 и даже 40 градусов жары, где целые «горы» яблок, персиков, груш, арбузов и всяких других вкуснейших фруктов... Попробуйте представить себе это, когда за окном вашей избы воет метель, вьюга, наметающая снежные сугробы чуть ли не до крыши дома, когда на улице сорокаградусные морозы, когда знаете, что кругом на сотни и сотни километров Сибирь и больше ничего, и если за все прошедшие годы ни разу не держал в руке яблоко или любой другой фрукт, просто ни разу не видел их в глаза. И еще: ведь меня увезли в ссылку, когда мне было неполных пять лет, так что за годы жизни в Сибири я забыл все, что было в прошлом. Поэтому, естественно, разговоры взрослых о Кавказе я воспринимал как нечто из области сказок.

Много лет спустя я читал всякую историческую литературу о нашем народе, узнал, что в разные времена жестокая судьба уводила ассирийцев в разные края: в горы Турции, в

 

- 156 -

Персию, на Кипр и т.д. Но все эти места находились не очень далеко от родины ассирийцев — Месопотамии, и к тому же с точки зрения климата или окружающей природной среды резкого контраста не было. Но Сибирь, Томск, Нарымский край... Никогда еще в истории ассирийцев не было такого полного и катастрофического разрыва между их биологической, психической сутью и окружающей средой. Этот разрыв находил свое отражение даже в такой мелкой, на первый взгляд незначительной детали, о которой я сейчас расскажу. Прошли уже годы после возвращения из ссылки, но ассирийские старики, вспоминая жизнь в Сибири, с неиссякаемым изумлением говорили: «За все годы жизни там, в Сибири, ни одного камешка не видели! Идешь иногда по деревенской или полевой дороге и думаешь: ну хоть бы один камешек на пути попался, до чего же я соскучился по обыкновенному камню-камешку, которых на Кавказе миллионы лежало кругом и которые мы ногами отшвыривали с дороги. Если бы хоть однажды на глаза попался б камень — как бы я обрадовался! Как привету с родины. Но нет, ни разу ни одного камешка мы так и не увидели в Сибири!..» Так рассуждали люди, которые раньше жили в горах, а после бегства из Турции — на Кавказе, среди привычной для них природы.

Годы ссылки проходили один за другим. Ассирийцы, получившие уже письменный отказ на свои просьбы о помиловании, не надеялись больше на какие-либо перемены в своей судьбе. Ссылка была, как им сказали в самом начале, бессрочной, т.е. навсегда. Каждый следующий год наступал и проходил, не принося ничего нового. Но это было обманчивое ощущение. Безостановочно работающее время готовило большие перемены. Приближался час исполнения Высшей воли, которой подчиняется все сущее в мире, которой должен был подчиниться даже такой великий вождь, как товарищ Сталин.

А было это так. В один из мартовских дней 1953 года мы пришли утром в школу как обычно, но звонка на урок все не было и не было. Вместо звонка нам вдруг дали команду построиться на линейку в большом школьном коридоре. Опять долгая заминка, мы стоим, ждем, наконец, выходит к нам директор школы по фамилии Полуэктов (тоже сосланный в эти края, коммунист) и встает лицом к нашему строю. Это был

 

- 157 -

громадный ростом, очень сильный мужчина. «Дети, — едва выговорил он странно дрожащим, ослабевшим голосом. — дети, случилось самое большое и непоправимое... несчастье. Умер... Умер...» Он не договорил до конца, поднес к глазам платочек, его подбородок вдруг мелко-мелко задрожал, крупное волевое лицо как-то жалко сморщилось, он отвернулся от строя учеников и, весь ссутулившись, вышел из коридора прочь. Перепуганные и пораженные его видом и поведением, мы стояли, ничего не понимая. За директора досказала заведующая учебной частью Анастасия Ивановна. Она сказала: «Дети, умер наш любимый вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин. Расходитесь по домам, сегодня занятий не будет».

За неделю до смерти Сталина произошел один удивительный случай, который мой отец помнит до мельчайших деталей. Он был вызван в правление колхоза к председателю Мартемьянову. Руководитель колхоза жестоко разругал отца, кажется, за невыполнение каких-то работ или по той причине, что отец никак не мог выплатить долги колхозу. Сцена такая: Мартемьянов сидит за своим столом и сердито выговаривает отцу; отец стоит, прислонившись к косяку двери, молча выслушивает председателя. И вдруг в этот момент портрет Сталина в тяжелой застекленной раме, висевший за спиной председателя, сам по себе, без всяких видимых причин, срывается со стены на пол, едва не покалечив председателя, и с грохотом разбивается на мелкие куски. Перепуганный председатель махнул на отца рукой: «Все, иди отсюда!» Отец вышел на улицу, размышляя, что, наверное, неспроста Сталин упал со стены, это какой-то знак...

И действительно, через неделю грозный правитель, полупарализованный, с распухшим и неподвижным языком, скончался. Мой отец узнал об этом одним из первых в районе. В морозный день он возил, как всегда, корм для скотины на колхозную ферму. По дороге его окликнул Шобо Данилов, молодой мужчина, наш родственник. Он крикнул:

— Дядя Лазарь, попридержи лошадей!

Сани замедлили свой ход, а Шобо плюхнулся на солому рядом с отцом:

— У меня есть для тебя «шихда» (по-ассирийски «шихда» — хорошая, радостная весть), так что с тебя причитается...

 

- 158 -

— Только ты меня, дядя Лазарь не выдавай, об этом еще нельзя говорить...

— Ну, что такое произошло, выкладывай, — сказал отец.

— А то произошло, — здесь Шобо стал говорить почти шепотом, — что моя жена Дуся, ты знаешь, она телефонистка, сегодняшней ночью дежурила на станции и приняла шифрованную телеграмму — Сталин умер!!!

В это трудно было поверить — Сталин, казалось, был бессмертным. Но когда уже все газеты Советского Союза, включая и бакчарскую районную газету, вышли с портретом Сталина в черной траурной рамке, все остальное население Сибири стало перед совершившимся фактом: Сталин умер. Отец говорит, что все ассирийцы втайне радовались. Они, бывшие горцы, беженцы из Турции и Ирана, при всем своем невежестве и неграмотности все же крестьянским умом понимали, что их ссылка в Сибирь каким-то образом связана с правлением этого беспощадного деспота и тирана. Вот уж они-то нисколько не были огорчены смертью этого страшного человека. Скорее наоборот: теперь у них возникли какие-то пока еще смутные, неясные надежды на перемены в их судьбе.

В самом деле, ассирийцы воспряли духом, снова стали писать в Москву заявления о пересмотре их дела и помиловании. Но прошло еще долгих-долгих три с половиной года, прежде чем пришло к ним долгожданное освобождение. Произошло это следующим образом. Весной 1956 года несколько ассирийцев неожиданно были вызваны в Бакчар, и там, в район-ном управлении внутренних дел им объявили: «Москва приняла решение о вашем освобождении. Вы снимаетесь с режима спецпоселения, можете возвращаться на Кавказ, на родину. Но вы можете остаться и здесь, все-таки уже освоились с этими местами, и хозяйство свое есть, а как колхозники вы показали себя с самой лучшей стороны. Так что подумайте...»

Остаться здесь! Да чего там думать, если все эти годы ассирийцы днями и ночами грезили о своем Кавказе! Ехать, немедленно ехать домой, на Кавказ!

В нашей деревне Поротниково все были в чрезвычайном волнении, когда из района вернулись первые ассирийцы со

 

- 159 -

справками об освобождении на руках. Никто не мог оставаться спокойным. Первые освобожденные семьи стали с лихорадочной быстротой собираться в дальнюю дорогу. Почему такая спешка, ведь их никто не торопил? Это так, но они, ошалевшие от радости, в то же время были охвачены наивным страхом: вдруг все это опять переменится, вдруг придет новый приказ, и их заставят остаться здесь... Так не лучше ли скорей уехать отсюда, пока Бог миловал? Это, конечно, был наивный страх, но ассирийцы так долго ждали часа своего освобождения, что понять их можно.

С замирающими сердцами все население нашей деревни провожало первые пять освобожденных семей. Уезжавшие счастливчики подбадривали тех, кто оставался: «Ничего-ничего, завтра-послезавтра ваша очередь наступит, и скоро, Бог даст, все опять будем вместе на Кавказе». И вот уже они пожимают руки сотням людей на прощанье, вот они со своими вещами в кузовах грузовиков, вот машины тронулись в путь — в сторону Томска, а там — железная дорога до самого Кавказа.

Грустно было оставшимся. Наступит ли их черед, придет ли тот день, когда и они, вот так, отправятся радостно в путь, на родину?

А ход событий был действительно необратимым. Каждую неделю новую группу ассирийцев вызывали в район, а оттуда они возвращались, как на крыльях, — свободны! И начиналась радостная суета сборов. Ни одного лишнего дня не хотели ассирийцы оставаться в Сибири.

Бывшие ссыльные возвращались к своим очагам, имея на руках оправдательный документ, справку с печатями. По предъявлении этого документа они могли получить прописку, паспорт, работу. Каждый совершеннолетний ссыльный получал такую справку лично в руки от начальника районного управления внутренних дел и расписывался за его получение. Многие ассирийцы до сих пор бережно хранят эти справки. Они и сами не могут объяснить: зачем хранят эти никому теперь не нужные бумажки? Некоторые говорят: для памяти, ведь сколько настрадались мы там, не дай Бог другим этого! Я снял копию с такого по-своему интересного, можно сказать, уникального, документа. Вот она — точная копия той справки, которая выдавалась на руки при освобождении:

 

- 160 -

 

копия

Верховный Суд

Союча Советских Социалистических

Республик

17 сентября 1956 г.

№ 02-8785-С-54

СПРАВКА

Дана Вартанову Лазарю, 1895 г. рождения, в том, что Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 16 апреля 1955 г. Постановление Особого совещания при министре Государственной Безопасности СССР от 12 ноября 1949 года в отношении его отменено и дело производством прекращено с освобождением его от спецпоселения.

Председатель Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР:

(Морозов) подпись

Печать: …

 

Все так просто, обыденно. Было, значит, такое постановление о вас, а теперь оно отменено. Можете ехать обратно, домой. Читая этот документ, я задумался над датой «12 ноября 1949 г.» — в этот день, согласно справке, Особое совещание приняло постановление о нашей ссылке. Получалось так, что нас увезли в ссылку не летом 49-го, а в ноябре или декабре. Как же так, ведь нас везли в Сибирь именно летом! Да, я был маленьким и, конечно, могу ошибиться с этой датой. А что скажут другие? Я спросил многих старых ассирийцев, и все они подтвердили, что дело происходило летом. Это раз. К тому же есть моя собственная память: я хорошо помню зеленый берег Оби, на который нас высадили с баржи для короткого отдыха. Потом мы плыли по реке Чая, а ведь такие маленькие речки, как Чая, зимой, скованные льдом, не судоходны. Наконец, имеется еще одно важное свидетельство — маленькая поэма «История ссылки ассирийцев», сложенная самим народом. Ведь ее вторая строфа начинается с прямого указания на

 

- 161 -

дату ссылки «Тринадцатого июня это началось...» — говорится в ней. Сомнений у меня больше не оставалось: нас везли в Сибирь летом. А как же тогда быть с Постановлением от 12 ноября 49-го? Противоречие это объясняется просто.

В жизни часто бывает так, что какой-нибудь жулик-завскладом или вор в должности директора магазина пустит «налево» какой-либо товар, а потом находит лазейки и оформляет эту сделку справкой, чтобы в бумагах все было «как положено». В нашем случае власти Азербайджана и Грузии поступили точно так же. Сначала нас, ассирийцев, окольными железными дорогами, далеко от центра, провезли, как контрабанду, в Сибирь. Вполне возможно, что санкции Москвы на эту операцию еще не было: потом «оформим» — решили организаторы ссылки. Но чтобы решиться на это, чтобы отправить целый народ в Сибирь, с расчетом «оформить» потом эту акцию в столице — для этого надо быть совершенно уверенным, что там найдутся друзья-единомышленники. Да, так оно и было. Те, кто отправили нас в ссылку — Багиров, первый секретарь Азербайджанской компартии и его коллеги из Грузии, — эти негодяи имели в столице могущественного друга и покровителя, Берию, и имя его не требует комментариев. Итак, когда ассирийцы коченели от холода, страдали от сибирской вьюги и метелей, когда они уже насмерть простуживали легкие, там, в Москве, министр государственной безопасности, 12 ноября, где-то между завтраком и обедом, устроил в роскошном кабинете это самое Особое совещание (все «свои ребята», с подарками, с приветами приехали, недоразумений быть не может) и охотно поддержал предложение «товарищей из республики» выселить оттуда всех «врагов народа», «агентов империализма», «турецких шпионов», выдающих себя за... ассирийцев. Решено и подписано! Участники совещания, наверное, даже гордились собой: как смело и решительно они обезвредили «врагов». Дикому произволу был придан вид законности, санкция на ссылку была оформлена. Так против нашего народа было совершено уголовное преступление, и совершили его те, кто именовались членами Особого совещания при министре государственной безопасности.

 

- 162 -

На такие размышления навели содержание вышеприведенного документа и странная дата, которая в нем проставлена.

Мы стремились домой, в родной край, которым был для нас Кавказ. Легко сказать — обратно домой. Везли-то нас сюда, на край света, за казенный счет, а как возвращаться — самим надо голову ломать, это же не шутка, почти десять тысяч километров пути. Деньги-то какие нужны на такую дорогу, представляете? И как ни рвалось от нетерпения сердце из груди, скорее, скорее на Кавказ! — но пришлось месяца три готовиться. Все до ниточки распродали, свой сруб, скудное имущество, корову Любу отвели на бакчарский базар, денег на билеты едва набрали, и одних сухарей — два огромных чемодана насушили. Как мы добирались до своего Эльдорадо, то есть до Кавказа, это целая эпопея. В общем, добрались-таки до станции Акстафа, где нас более семи лет назад погружали в товарные вагоны для отправки в Сибирь. А от этой станции до родного села Гринфельд — всего несколько километров. И вот — вернулись... А на родине нас не ждали. Дома ассирийцев давно уже были заняты чужими людьми, по преимуществу азербайджанцами. Наш дом, например, просторный, из красного кирпича, облюбовал себе партийный работник Рашид Алиев. И вышло так, что ассирийцы, вернувшись из ссылки к порогу родного дома, не могли в него войти. Они оказались в положении бездомных пришельцев. Некоторых из жалости приютили у себя на время старые знакомые. Немцев в селе не было, все они находились еще в ссылке, в Казахстане. Население состояло в основном из азербайджанцев и армян. Ассирийцам предложили работу в колхозе, с этим проблем не было. Но жить-то было негде. Из этого положения выходили как могли. Нашей семье и другой многодетной семье колхоз предоставил для жительства сарай, в котором раньше сушили изюм, а теперь он пустовал. Мы перегородили сарай на две равные части, вставили стекла в крохотные окошечки, отремонтировали проломанную во многих местах крышу и стали жить.

Семью Даниловых поселили в помещении колхозной бани, которая давно не использовалась. Там было еще хуже: пол цементный и зимой очень холодный, а с труб, которые прохо-

 

- 163 -

дили вдоль стен и под потолком, постоянно капала вода. Не более комфортабельно были устроены и другие ассирийские семьи.

Ассирийцы, идя на колхозные поля, проходили мимо своих домов, каждый кирпич и каждая трещинка которых были им знакомы до мелочей. Они могли подойти вплотную к стене родного дома и ощупать его руками, но, увы! — этот дом у них отобрали, и теперь в нем — чужие люди. Глубину их страданий может понять только тот, кто своими руками строил себе дом. Тяжело вздыхая, ассирийцы шли прочь, на колхозные работы.

Их ограбили, но конкретного преступника не было. Все же ассирийцы попытались отыскать справедливость. Они выбрали из своей среды трех наиболее грамотных и активных людей, собрали все вместе деньги им на дорогу и отправили эту маленькую делегацию в Москву — хлопотать о возвращении им их домов. Ассирийские делегаты около двух месяцев обивали пороги различных учреждений, хлопотали, но безрезультатно. Их нигде толком даже не выслушали, и вообще опытные бюрократы никакого желания не имели вмешиваться в такое запутанное дело. Так что из Москвы наши посланцы вернулись с пустыми руками.

Ассирийцев освободили от ссылки. Но это не тот случай, когда можно сказать: справедливость восторжествовала. Их как бы великодушно простили, но и только. Им дали возможность работать, но этим правом пользуется всякий уголовник, когда он возвращается из мест заключения. После семи лет страданий в Сибири, болезней, смертей, потери близких ассирийцы не получили ни материальной, ни моральной компенсации. В совершенном против ассирийцев преступлении власть так и не призналась. Только в справке, которую выдавали каждому освобожденном ссыльному, косвенно, намеком («постановление отменено», «дело производством прекращено»...) признается, что была допущена ошибка. Да, ошибка, только и всего.

Каково же было ассирийцам жить в сараях рядом с прекрасными домами и садами, которые когда-то были их собственностью! Простые азербайджанцы, давние жители села, хорошо знавшие нас, при встрече не скрывали своих эмоций,

 

- 164 -

цокали языками, удивляясь превратности судьбы, и соболезнующе приговаривали: «Бедный Лазарь! (это о моем отце). Какой он имел дом — и в каком сарае он живет теперь...» То, что говорили о моем отце, в равной мере относилось ко всем другим ассирийцам. Нам морально было очень тяжело. Наверное, это была главная причина того, что наша община племени ботанае приняла решение куда-нибудь уехать из родного села.

Новое место было найдено в соседней Грузии. Примерно в тридцати километрах к югу от Тбилиси есть небольшой городок Гардабани, с ним почти сливаются несколько деревень. Здесь и решили жить ассирийцы.

Именно в это время, когда искали в Грузии подходящее место для переселения, и состоялась удивительная встреча ассирийцев с теми немцами, которые когда-то были крупными хозяевами в селе Гринфельд, а потом их выслали в Казахстан. Рядом с городом Гардабани наши люди обнаружили поселок городского типа, очень аккуратный, с прямыми улицами, асфальтированными дорогами и, что очень редко можно встретить в этих краях, — с уличными фонарями. Всем своим видом этот поселок резко контрастировал с соседними деревнями со смешанным грузинско-азербайджанским населением. Стали расспрашивать, что и как. Оказалось, что поселок этот называется «Ботаника», а построен он недавно немцами, которые вернулись из ссылки. Приехав, они не захотели оставаться в Гринфельде, где их дома тоже были заняты другими людьми. С разрешения грузинских властей они и основали этот поселок. У них был свой сельский совет, без разрешения которого никто не имел права селиться здесь, так что население состояло из одних немцев, это и было гарантией порядка. Встреча бывших батраков и бывших хозяев была очень сердечной, ассирийцев пригласили жить в этом поселке. Некоторые семьи, в их числе и наша, приняли приглашение и никогда потом об этом не жалели. Нам выделили земельные участки, строительный материал для постройки домов. Начиналась новая жизнь...

 

- 165 -

Раны, как известно, заживают, хотя шрамы от них остаются навсегда. Мы построили себе новые дома, через несколько лет все ассирийские семьи более или менее благоустроились. Мне казалось, что теперь все хорошо, жизнь вошла в нормальную колею. Но один случай снова пробудил память о печальном прошлом, о нашей драме.

В Тбилиси я случайно познакомился с двумя ассирийскими стариками, одного звали Бабаджан, и ему было 69 лет, а другого — Дарявуша, и ему исполнилось 74 года. И были они родными братьями. Оба седовласы, головы белы, как снег. Они приехали из столицы Казахстана Алма-Аты, чтобы здесь в очередной раз попытаться через суд решить один жизненно важный для них вопрос. Об этом вопросе чуть попозже. Я был удивлен: как и почему они оказались в далеком Казахстане, где ассирийцы, со времени их массового бегства из Турции и Ирана, кажется, никогда не поселялись?

Тогда братья рассказали, что примерно через год после массовой высылки ассирийцев из Азербайджана в Сибирь, в 1950 году, настал черед ассирийцев Грузии и Северного Кавказа. Повторилась точь-в-точь та же история, как с нами; почерк был один и тот же. Ночью неожиданно огромное количество ассирийских семей было «взято в плен» (выражение младшего брата — Бабаджана) армейскими подразделениями, которыми руководили офицеры НКВД, и в товарных вагонах отправлено в ссылку в необжитые степи Казахстана, где были исключительно суровые природные условия. Так же как и нас, их объявили «врагами народа». Так же как и мы, в невыносимых условиях они перенесли жестокие страдания и мучения, потеряли много человеческих жизней. Так что если у нас была Сибириада, то у них была своя, казахстанская эпопея, такая же трагическая, как наша. Но я об этом писать не хочу, потому что не имею морального права: такие вещи надо знать лично и записывать только правду, только факты, а иначе получится вымысел.

То, что я пишу здесь, касается только этих двух стариков, двух братьев по имени Бабаджан и Дарявуша, но в их горестной судьбе отражается судьба многих других ассирийцев, вы-

 

- 166 -

сланных в Казахстан. Их имена пока неизвестны, но когда-нибудь и среди них найдется человек, который все документально запишет — то, что помнит сам, и то, что хранит память других людей. И тогда мы узнаем подробности. А может быть, эти воспоминания уже и написаны, но пока мы о них не знаем.

Итак, Бабаджан и Дарявуша находились в Тбилиси, чтобы хлопотать о своем деле через суд. Дело это никак не приближалось к справедливому решению, хотя старики уже несколько лет ходили по различным учреждениям со своим ходатайством. Я их встретил, когда они были в состоянии полного отчаяния и безнадежности, потому что после их пятилетних хлопот, теперь, вот сейчас, Верховный суд Грузии — последняя и высшая инстанция — отказал в удовлетворении их иска. Я ознакомился с бумагами, документами и всяческими справками этих стариков, а этих бумаг накопилось уже несколько папок за последние годы. Вот в чем состояло дело Бабаджана и Дарявуша, в том виде, как они сами излагали письменно эту историю.