ПРОШЛОЕ НЕ ПРЕДАЕТСЯ ЗАБВЕНИЮ

 

Мое повествование подходит к концу. Замечательные слова произнес мой отец: «Если мы не будем помнить и уважать свое прошлое, каким бы оно ни было, то и другие нас не будут уважать». А уважать — значит хранить в памяти и передавать другим.

Майор КГБ Тигран М., о неожиданной встрече с которым в Каире я рассказал в начале книги, как-то спросил меня:

— Что вы испытывали после сибирской ссылки? Ведь такое никогда не забывается, правда?

Его, опытного работника органов госбезопасности, как любого другого нормального человека, поражал абсолютный произвол того, что было сделано с нами той июньской ночью 1949-го. Я ответил ему так:

— Конечно, но с другой стороны, нет смысла без конца бередить душу воспоминаниями о пережитом. Наши старики не любят разговаривать на эту тему. Я одно точно знаю: после сибирской каторги никакого чувства ненависти не поселилось в наших сердцах. Как можно ненавидеть, например, град, который нежданно-негаданно обрушился и побил весь подрастающий урожай? Таким же стихийным бедствием воспринималось в крестьянском сознании наших стариков то зло, которое выпало на нашу долю. Ведь у него, у этого зла, не было ни конкретного лица, ни конкретного адреса.

Понимаешь, когда-то мы жили в горах Турции. Там одно право действовало — право более сильного. Время от времени какой-нибудь бек или ага, соседний или дальний, налетал со своими людьми, угонял скот, похищал красивую девушку, но к подобным напастям люди были готовы, укрывались, отбивались, защищались, как могли. Здесь же, в родной Советской

 

стране, какое-то таинственное, непредставимое, недоступное сознанию Особое совещание при министре государственной безопасности СССР в далекой Москве решило судьбу ассирийцев. Значит, когда в кавказском селе Гринфельд ассирийские крестьяне: мой отец Лазарь, Савва, Йосип, Беньямин, Ишо, Саргис, Гиваргис, Шамун, Израэл, Даниэл и другие, а также их жены — с граблями, серпами, тяпками, лопатами, вилами отправлялись ни свет ни заря на колхозные поля и трудились до седьмого пота, неведомое им Особое совещание постановило, что они — враги народа, обрекая этих людей на сибирскую каторгу...

Вот это страшно осознавать. И чем больше лет проходит, тем ужаснее думать о том, что тогда с нами сделали...

— Ну ладно. Надо все-таки забыть. Жизнь у всех наладилась... все в прошлом ведь.

— И да и нет. Для моей мамы это в настоящем. В нашем сельском доме на стене висят рядышком в рамках две увеличенные фотографии, на них две красивые девушки. Одной шестнадцать, другой неполных восемнадцать лет. Это сестры мои — Эльза и Марта. Покоятся их тела в мерзлом сибирском грунте, может, и могильных холмиков теперь уже не осталось... а души этих чистых, невинных созданий, надеюсь, пребывают там, где нет ни смерти, ни Сибири. Мама моя как взглянет на фотографии, так начинает причитать и обливается слезами. Для нее это никогда не станет прошлым.

Мне пишут жертвы репрессий

 

В 1990 году из ставшего для меня далеким города Тбилиси пришло письмо. Точнее, оно было переадресовано мне, тогда жителю Чикаго, редакцией журнала «Ниневия». Этот журнал, издающийся в Сан-Франциско, в течение двух лет из номера в номер печатал на английском языке главы из моей документальной повести о сибирской ссылке ассирийцев. Очевидно, некоторые номера чудом дошли до Тбилиси и были прочитаны. Человек, написавший письмо, в очень трогательной форме сообщал, что это трагедия его семьи описана мною в главе «Очевидцы свидетельствуют». Когда я работал над книгой, я,

 

конечно, не предполагал, что когда-нибудь жертвы организованного государственного преступления, невинные ассирийцы, заговорят сами. Но это произошло, и я был счастлив узнать, что эти люди живы, растят своих детей и хранят память о прошлом. Письмо в моем переводе на английский было опубликовано в журнале «Ниневия». Оно как бы говорило: вот история, которая не сочинена, но возникла из самой нашей жизни, нашей судьбы. И я думаю, что лучше всего, если книгу завершат слова тех самых реальных людей, о которых она написана. Итак, мой рассказ подошел к концу. Теперь пусть говорит читатель.

 

Уважаемый Илья!

Совершенно случайно, от друзей, мы получили и прочитали первые главы Вашей книги об ассирийцах. К упомянутым Вами обстоятельствам моя семья имела прямое отношение.

Вы очень точно передали все волнения и тяжелые переживания многих наших самых близких родных, которые прочно засели в нашей памяти.

Моя мать — Назра Бид-Джаму — жива и нередко рассказывает об историях, случившихся с ней в молодости. Отец — Михаил Бид-Буну умер в 1988 г. В 1983 г. умер брат Теймур.

Я имею четверых детей:

Марика — 9 лет

Сима — 7 лет

Назра — 5 лет

Георгий — 2 года

Зовут меня Николай, жена Мзия Биткаш.

Давид Сафаров гостил у нас прошлым летом, в настоящее время живет в Москве. При встрече было много грустных, веселых воспоминаний. Но никто из нас не мог ожидать, что что-то, случившееся с родителями, может так сблизить нас.

Пользуясь случаем, хочу выразить свою благодарность лично Вам, уважаемый Илья. Спасибо всей редакции журнала «Ниневия» от меня лично и от имени всех наших друзей.

Какими бы ни были границы государств между нами, наша взаимная любовь, любовь ассирийца к ассирийцу не имеет границ.

 

Большое Вам спасибо, уважаемый Илья, за Ваш труд, за Вашу память, за преданность истории нации, времени. Не имеет значения, кто ботанае, джилвае, тхумнае, тйарае и т.д., равное, что есть сурае.

Мы желаем лично Вам дальнейших творческих успехов. Благодарим за Ваш усердный труд. Желаем счастья Вашим друзьям, ассирийцам, знакомство и встреча с которыми были бы счастьем.

Вечная память тем сурае, которые сочли бы за счастье читать Ваши труды, но не дожили.

Успехов Вам. Удачи.

От Николая Бидбунова Мзии Биткаш Назры Бид-Джаму

31 октября 1990 г. Тбилиси