- 253 -

КУРЬЁЗНЫЙ СЛУЧАЙ

 

Конец февраля выдался вьюжным и холодным. Март на носу, а весной и не пахло.

После долгих зимних наступательных изнуряющих боев, ког-

 

- 254 -

да фашистов отогнали от Москвы, остатки разведроты старшего! лейтенанта Михайлина вдруг сняли с передовой и оттянули в тыл аж на целых семь километров. Сказывали, что сам комдив распорядился: «Пусть ребята отдохнут: они заслужили того. Да и одно временно рота пополнит свои ряды». И в самом деле, с начала боев под столицей с декабря 41-го дивизионные разведчики во главе с Михайлиным не вылезали с переднего края: ходили брать «языков», первыми принимали удары противника, прорывались иногда во вражеский тыл, наводя среди немцев панику. Ни днем, ни ночью передышки. По ходу наступательных операций за три месяца рота потеряла много боевых товарищей, хотя не раз пополнялась (а как же!). Но ряды ее заметно поредели. Может, одна треть от основного состава разведчиков и осталась.

И нате вам! В тыл (какой там тыл!) на отдых! Небывалый, приятный случай. Никто такого не ожидал.

Деревенька, в которой по воле судьбы оказались разведчики, была наполовину разбита и сожжена. Из-под снега торчали развалившиеся печные трубы, обгоревшие срубы изб. Но, несмотря ни на что, в оставшихся хатках теплилась жизнь. Народ, выдержавший оккупацию фашистов, освободительные бои, воспрянул душой — копошился, рыл землянки, находил прокорм для семей, боролся за жизнь. Основу деревенского населения составляли старые люди, женщины да дети. Они-то и приняли радушно уставших, переутомленных красноармейцев, расселив их по два-четыре человека по избам.

Активнейшее участие в таком расселении, разумеется, принял бойкий, находчивый старшина роты Гриценко.

— Умыть прежде всего! — просил он женщин, бабулек. — А кормежка у них армейская. Есть свой повар, так что зря не беспокойтесь!

«Эх! Хорошо бы всех ополоснуть, вымыть!» — подумалось старшине, когда вечером двое бойцов попросили выдать смену белья: «Не помним, когда переодевались». Мысль-идея о баньке всю ночь не давала старшине покоя. Он раздумывал, прикидывал, соображал (что твой генерал), как решить такую, казалось бы, пустячную, но важную задачу: где, как? И вспомнилось. Вчера, подходя вереницей к деревне, увидел у самой речки под косогором не то сараюшку, не то развалюху-лачужку с пристройкой. И утром мигом туда. Полуразбитый колхозный склад-хранилище: ящики пустые, мешки с какой-то трухой, доски, грабли, мусор. «То, что

 

- 255 -

надо!» — подумал Гриценко, оглядываясь кругом. Вернулся. Быстро отобрал трех бойцов и вместе с ними — к намеченному объекту. Пришли. Каждому дал задание: «Очистить помещение от мусора! Утеплить! Застеклить единственное оконце! Найти ведро! Нет — два!»

— А где достать ведра? — спросил один из бойцов.

— Вас что, надо учить, где и как добываются ведра?

— А самого главного нет,— приуныл старшина,— объемистой посудины, в чем греть воду.

— Товарищ старшина, вчера мы проходили у разрушенного мо ста — в полукилометре отсюда — я заприметил бочку железную.

— Молодец, Пашка! Вот тебе и задание: прикатить, вычистить, вымыть, поставить на кирпичи. Задания всем ясны? Приступайте к выполнению!

Работа закипела!

За первыми хатенками тянулся хвойный лес, прикрывая деревушку от северных ветров. А само селение полуподковой красиво располагалось на пригорке вдоль речки, промерзшей в эту холодную зиму чуть не до дна. Где-то в юго-западной стороне (там проходила линия фронта) временами слышались взрывы бомб и снарядов. Пролетали совсем низко наши самолеты-штурмовики. А высоко в небе кружила зараза немецкая — «Рама» — самолет-разведчик. По ней стреляли наши зенитки.

Один из бойцов в минуту отдыха сбегал к поваленным взрывом березкам, наломал веток: какой-никакой, а будет веник. Поправили дверь, утеплили, как могли, само помещение, раздобыли ведра. Даже ковш деревянный выпросили у соседки.

— Завтра еще затемно всем сюда! — приказал старшина. И еще строже: — Не болтать лишнего, все-таки военная тайна.

Конечно же, тайна старшины разведроты вскоре стала почти для всех ясной явью. Сараюшка и красноармейцы, копошившиеся возле него, были у всей деревни как на ладони.

— Что затеял ваш командир? — не без любопытства спрашивали жители деревни у бойцов.

— Не знаем,— перемигиваясь, отвечали те, сохраняя военную тайну.

А ранним утром, в темноте, старшина Гриценко давал последние указания:

— Чтоб ни одного колечка дыма не видно было! Натопить, чтоб задница лопалась от жары!

 

- 256 -

— Натопишь здесь...— засомневался один из подчиненных.

— Что за нытье?! Еще раз проверить! Утеплить! Застеклить! — Старшина Гриценко не любил нытиков и неумех.

— А дым пойдет по-черному — ничего! Выдержите! Не мамины сыночки.

Это был не старшина, а чудо-старшина! Он радел, заботился по-отцовски о своих парнях-разведчиках, гордился ими: «Мои разведчики!» Любил их всех. Они платили ему тем же.

Его большой жизненный опыт и знания хозяйственника одного московского театра (откуда он ушел добровольцем на фронт) очень пригодились ему в разведроте. А здесь еще военная спайка, когда люди вверяли судьбу свою, жизнь друг другу в минуты, часы, дни невыносимо трудных, жутких испытаний, преподнесенных войной, когда жизнь подчас висела на волоске, и спасение ее зависело не столько от самого себя, сколько от друзей, товарищей, рядом с тобой сражающихся. Дружба фронтовая проверялась в опасностях войны. Вот в таких военных пертурбациях старшина Гриценко вместе с разведротой отмахал не один десяток верст. Его уважал и любил по-своему командир роты, старший лейтенант Михайлин, доверял ему. И на сей раз:

— Ухожу в штаб дивизии — вызывают... Присматривай...

Через какое-то время приготовления к банным процедурам завершились. Весело потрескивали дровишки под бочкой с водой. Тут же, в деревянной бадейке, ледяная вода, принесенная из речки.

— Эх! Комроты задерживается,— почесал затылок старшина.— Ну да ждать не будем...

Первыми, естественно, стали бойцы, оборудовавшие и готовившие баню. Последним разделся старшина Гриценко. Мылись, плескались, обливались водой, то горячей, то холодной. Мыльная пена летела во все стороны.

— Лихо! Здорово! — кряхтел, отдувался Пашка, который при катил бочку из-под моста, натирая мыльным полотенцем спину и все прочее любимому старшине. Смеялись, гоготали ребята, забыв про все на свете.

Вдруг тряхнуло сараюшку. Раздались дальние и близкие взрывы. Фашистские самолеты, вылетев из-за леса, сбросили бомбы на деревушку явно без особой цели, лишь бы не возвращать смертоносный груз на свой аэродром.

— Туши печку! — не выдержав, крикнул Пашка двум распарившимся друзьям. Вздрогнули. Прислушались.

 

- 257 -

— Ничего! Продержимся! — ответил за них намыленный старшина.

И продержались бы. Немецкие самолеты улетели восвояси. Стихло. Помывка — хорошее словечко! — продолжалась.

Вдруг в дверях парной показалась фигура перепуганного ротного повара, который неподалеку от баньки в большом ведре варил кашу для разведчиков.

— Товарищ старшина!.. Там... Бомбы! — Какие тебе бомбы?!

— Неразорвавшиеся, под самой вашей баней! То есть под вами! Мгновенно сработал рефлекс самосохранения. Намыленные, с полотенцами и без, в чем мать родила, пулей выскочили из баньки-сараюшки трое со старшиной. Никому не хотелось вот так, запросто, по-дурацки, взлететь на воздух. Чего ради? Прикрываясь мокрым полотенцем, Гриценко, вытаращив глаза, набросился на повара:

— Это твоя кухня дымила?!

А Пашка тем временем остановился, хотелось посмотреть: где там бомбы? Старшина во все горло:

— Пашка, ко мне! Не смей!

Первые минуты страха прошли. Февральский холодок освежил их раскрасневшиеся тела. Стоят, смотрят, думают, что делать.

А сверху, с пригорка, выбежавшие из хатенок жители молча глазели на любителей попариться и невольно улыбались, особенно женская половина.

Гриценко пошел в разведку один: где там проклятые бомбы? Зашел с восточной стороны, куда указывал повар. Мать родная! В самом деле, две бомбочки с хвостиками лежали у самого сарая. Два следа от них широкой лыжней шли по заснеженному крутому косогору вверх.

— Нам здорово повезло! — обрадованно сообщил вернувшийся из разведки старшина, передавая свежее нательное белье, гимнастерки, шинели, шапки озябшим ребятам.— Жалко, что фашисты, сволочи, сорвали нашу баню. Пашка, тебе установить знак: «Опасно! Немецкие бомбы!»

А вернувшийся на следующий день командир роты Михайлин не улыбался, но и не ругал никого (за что? На фронте всякое бывает). Потом успокоил разведчиков:

— Ладно! Домываться после войны будем! Берегите себя!

2001 г.