ФРОНТОВАЯ ОКАЗИЯ

 

Когда Булат Окуджава написал повесть «Будь здоров, школяр!», по которой потом был поставлен фильм «Женя, Женечка и «Катюша», столько упреков посыпалось в адрес автора! Как это так, мол, он не заметил на войне героическое. А описал сплошную бытовуху?! Но что делать, если на войне всякое бывало — и героическое, и трагическое, и трагикомическое...

 

19 ноября 942 года 3500 советских орудий и минометов залпами возвестили начало окружения немецких войск под Сталинградом. От грохота, рева и гула канонады в двух шагах не было слышно человеческого голоса.

Кольцо окружения 6-й армии Паулюса медленно и верно на-

 

чало сжиматься. Противник упорно, с остервенением пытался удержать занятые позиции, сопротивлялся отчаянно.

Перед советскими атакующими танковыми корпусами, стрелковыми дивизиями и другими наступающими частями была поставлена первостепенная задача: как можно быстрее и дальше на запад отбросить обороняющиеся немецкие войска от окруженной 330-тысячной армии немцев, чтобы не случилось деблокирования. Задача не из легких. Немцы где только могли дико огрызались, предпринимали контратаки, но выдержать ошеломляющий натиск наших войск, естественно, не могли. Не ожидали они такого сокрушительного удара от «рус Иванов». А наши красноармейцы, втихомолку посмеиваясь между собой, говорили шепотком: «Вот если бы такими ударами мы встретили фрицев в 41-м году. Могли бы? Могли! Ни одна гитлеровская сволочь не прошла бы нашу границу!».

Погодные условия: густой туман да частые снегопады — мешали военным действиям не только авиации, но и нашей матушке-пехоте. Из-за того не всегда гладко проходили задуманные военно-тактические мероприятия. В кутерьме боев, передвижений довольно часто случались всевозможные непредвиденные ситуации. То танковый корпус, прорвав немецкую оборону, вырвался вперед, забыл, что наши стрелковые полки не успевали за ним. То в тылу советских войск вдруг оказывалась недобитая немецкая группировка.

Командиры стрелковых рот и батальонов в подобных случаях просто останавливали свои подразделения, чтоб как-то сориентироваться. Чтоб самим не попасть в «котелок»: на войне всякое случается, воевать учились непосредственно в боях.

Таковые события военных действий проистекали в излучинах Дона и западнее него. С боями освобождались от немецкой оккупации станицы, хутора, поселки.

Стрелковый батальон майора Бахметьева за день боев и переходов, изрядно устав, все-таки выполнил боевое задание: выбил немцев из небольшого хутора и погнал фашистов дальше на запад.

Быстро темнело. Усилился снегопад. Связь между ротами поддерживалась только связными красноармейцами. (Солдатами и офицерами нас стали называть с начала 943 года.) Третья рота почему-то отстала. Комбат отдал команду передовым взводам и ротам остановиться, окопаться.

«Надо подтянуть отставшую роту, хозяйственные взводы»,—

 

думал Бахметьев. И передал по цепочке: «Старшинам накормить бойцов! С утра на сухом пайке — не годится!»

Рота старшего лейтенанта Прокошина, окапываясь, занимала полукруговую оборону прямо в поле между двумя отрогами широких лощин, используя воронки от снарядов. Окончательно стемнело. Усиливался северный ветер, неся шапки мокрого снега. «Не курить! — тоже по цепочке передал команду командир роты: маскировка прежде всего, предусмотрительность никогда не мешает. Без надобности не стрелять!»

Расположив ротную походную кухню в левой лощине за крутым поворотом — от ветра, плечистый старшина роты, как добрый хозяин, сам раздавал ломти хлеба, повар орудовал черпаком. Бойцы по очереди от своих окопчиков быстро спускались вниз, получая порции обеда и ужина заодно. Наконец, старшина, подставляя солдатский котелок, шутливо попросил повара: «Налей-ка сверху погуще, командира роты подкормить надо, замерз, поди. Отнесу».

В ста метрах от переднего края обороны в окопе, чудом сохранившемся от летних боев, старший лейтенант Прокошин, прикрываясь плащ-палаткой от ветра и снега, слушал докладывающего связного рядового Потапова, который только что вернулся из 1-й роты.

— А теперь иди перекуси, пообедай.

Подошедший старшина указал Потапову на дорогу: «Спустишься в лощинку — за поворотом кухня. Ступай».

Старшина остался на собеседование с командиром роты.

Потапов что-то задерживался — вернулся не скоро. Темень и метель, скорее всего, мешали ему найти верную дорожку. А когда пришел к своим друзьям-красноармейцам и приступил к трапезе, сразу же начал ругаться: «что за баланду сварил старшина? Противную на вкус, и хлеба забыли дать».

Бойцы, располагавшиеся поблизости, с недоумением переглянулись.

— Ты что, Потап? Околесицу несешь!

— Идите, посмотрите, попробуйте это хлёбово! И пахнет черте чем!

— Разборчивый больно! — кто-то брякнул в ответ.— Сегодня был такой суп!

Кто-то поправил: «Кулеш с картошкой. Ложка стояла. И с мясом!» Потапов свое: «Где старшина? Пусть сам кушает эту гадость!» " Подошел старшина. — В чем дело, Потапов? Что шумишь?

 

— Попробуй-ка сам, товарищ старшина.

Старшина понюхал, но пробовать не стал. Секунды на соображения.

— Потапов, быстро со мной к командиру роты! Котелок захвати! Побежали.

— Откуда у тебя немецкая... посудина?

— Позже расскажу!

— Товарищ старший лейтенант, справа в лощине... немецкая кухня! — с ходу выпалил сообразительный старшина.

— Рассказывай, Потапов, куда и как ходил?

— Спустился по лощинке — как вы сказали. В темноте разглядел кухню. Подставил котелок, повар плесканул вот это... пойло. Понюхайте. Хлеба не дали, а я забыл спросить. Повернулся и пошел назад.

— Кого еще видел?

Теперь Потапов трезво осознавал, где он был и кто и что ему налил.

— Такая темнота была, и снег лепил... Еще человека видел силуэтом... Только тот пошел в другую сторону, вверх.

Стало ясно всем, что это была немецкая стоянка.

— Потапов, покушаешь позже,— быстро проговорил комроты,— а сейчас пулей летим к командиру батальона.

Ожидать до утра не стали. С военной осторожностью провели разведывательные операции. Подтянулась 3-я рота, что шла правым флангом. Подключили первую. По сигналу двух красных ракет и длинной пулеметной очереди бахметьевский батальон ринулся на противника. Бой длился недолго. Неожиданная атака удалась. И часа не прошло, все затихло. Из рассказов пленных (нашлись переводчики) выяснилось, что эта недобитая группа — остатки немецкого стрелкового батальона — уставшая, голодная, решила остановиться именно здесь, на небольшой высотке, полагая, что «русские остановятся в хуторе», который она сдала накануне, и дадут ей передохнуть.

Чуть рассвело. Утро.

— Потапов, ко мне! — команда старшины выполнилась безукоризненно.

— А теперь расскажи про немецкий котелок. Откуда он у тебя? Где твой? Наш.

— Так это же позавчера было, товарищ старшина. Днем — помните? — брали станицу. Там из-за плетня фашистская тварь в

 

упор стрельнула в меня. Промахнулась. Только испортила вещмешок и котелок продырявила. Потапов остановился.

— Продолжай, досказывай,— не унимался старшина. Подошел старший лейтенант Прокошин. Закурили.

— А что? Котелок немецкий я позаимствовал у ихнего пленного. Мы обменялись: я предложил ему свой, дырявый, он мне — свой.

— Ой, Потапов, не привирай!

— Так точно — не привираю! Он мне сказал даже «Гут! Гут!»

— Так вот, Потапов, котелок новый — наш — получишь у меня сегодня же! А немецкий выбрось.

Прокошин улыбнулся: «Пусть пользуется Потапов немецким: ничего страшного. Котелок неплохой — памятный».

Старшина промолчал: согласился с мнением командира роты.

2003 г.