ПО ЛЬДИНАМ ЧЕРЕЗ МОРЕ
В Устьвыме существовал арестантский театр. Он разъезжал по многочисленным лагерям и по командировкам, успевая за год хоть на пару дней побывать почти у всех и показывая назидательные спектакли о врагах народа, то есть о нас самих. Несмотря на издевательские сюжеты, зэки шли на эти зрелища с величайшим интересом и аплодировали до изнеможения, ибо могли увидеть там живых, настоящих актрис из плоти и крови. Для тех, кто годами не видел в тайге женщин, это было потрясающе.
В этом театре художником работал эстонец Микки. Арестанты дали такое уменьшительное имя Хейно Миккиверу, ибо оно комично контрастировало с его гигантским ростом и могучими плечами. Микки был прекрасный портретист и подрабатывал на гастролях, рисуя на скорую руку молодых заключенных, мечтавших послать свое изображение тем девушкам, с которыми они заочно переписывались. Позже, когда мы подружились, Микки сделал мне отличный портрет маслом: худощавое лицо, арестантский бушлат, зимняя шапка. Лет тридцать спустя многие считали, что это нарисован мой сын Борис.
Микки рассказал мне, что во время войны служил в эстонских войсках СС, что-то вроде полиции. За это его посадили на три года в лагерь. Вскоре после освобождения он снова получил "червонец". Я поинтересовался: за что? Микки сделал вид, что не понял меня. Чувствовалось, что-то тяжко огорчило его в истории со вторым арестом. Поэтому я не стал переспрашивать.
После освобождения я пошел заочно учиться в Ленинградскую лесотехническую академию и съездил из Питера на экскурсию в Таллин. Тут я решил разыскал Хейно. Эстония маленькая, должен же кто-то там знать своего художника! За часок он и вправду нашелся. Долго мы ходили с ним по таллинским улочкам, а к вечеру Хейно завел меня в парк Кадреорг к памятнику русалки на морском берегу.
- Помнишь, ты спрашивал, почему я получил второй срок, - начал Хейно, словно разговор об этом произошел лишь вчера.
- Так вот, отсидел я три года, вышел на волю и решил бежать к братьям-финнам. Через залив напрямую - километров семьдесят. Ранней весной, когда лед в море начало ломать, пограничные посты перевели на берег. В ту же ночь я пошел через залив как раз от этой русалки. Конечно, дело рискованное, я чуть не погиб, но через три дня добрался до финского берега. Финны меня отогрели, накормили, а потом... арестовали и передали советской госбезопасности. Оказывается, по договору 1940 года они обязались выдавать всех беженцев из СССР...
Много позже, уже в восьмидесятые годы, ко мне в Сухум, где я жил до гражданской войны, зашел эстонский ученый Эйларт. Он сразу заметил на стене портрет, сделанный Хейно Миккивером, и рассказал, что дружил с Микки, пока тот с божьей помощью бежал в Швецию. Финнам он больше не доверял.