Глава 22
ПАРЛАМЕНТ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Первые альтернативные выборы в Верховный Совет Украины памятны нам всем. Начавшаяся в 1989 году предвыборная кампания шла бурно, со множеством митингов, горячих критических выступлений. Я тогда не был выдвиженцем какой-либо партии, вообще был беспартийным, хотя и стоял на платформе РУХа. Избрать меня в Верховный Совет предложило собрание жителей 522 микрорайона Харькова и Товарищество украинского языка.
Я много общался с людьми, выступал на митингах. И тогда же узнал: для того, чтобы опорочить меня в глазах людей, был пущен слух: Алтунян сидел в тюрьме за изнасилование. Не знаю, кто был его «автором», КГБ или обком партии, который тогда был еще у власти. Но отголоски этой клеветы проявлялись еще долго.
Тогда по моему избирательному округу проходило четыре кандидата: летчик-испытатель авиационного завода, декан одного из факультетов авиаинститута, техник-конструктор объединения «Коммунар» и я. В первом туре я набрал 40 процентов голосов, летчик — 30, остальные — совсем немного. Мы двое вышли в следующий тур. Честно говоря, я не сомневался в победе, поскольку у меня большое преимущество — 40 процентов. Кроме того, проигравшие в первом туре обратились к своим избирателям с призывом отдать голоса за меня. Но, как оказалось, я очень ошибался. Против меня выступил весь партийный аппарат района и его функционеры на местах. Была про-
делана колоссальная работа, чтобы на выборах меня завалить. Кроме слухов об уголовном прошлом, пытались обыграть и мою национальность. Говорили, что я житель Армении, приехал недавно в Харьков, чтобы спровоцировать, организовать здесь новый Нагорный Карабах...
И все же я победил, хотя и с разницей всего лишь в 200 голосов! Но и тогда соперники потребовали пересчитать голоса в нескольких избирательных участках — там, где особенно сильна была позиция моего конкурента. Пересчитали, но результат оказался в мою пользу. Вот так я победил. И сразу включился в работу.
Депутатские обязанности — понятие весьма широкое. Вначале я был членом комиссии по защите прав ветеранов, инвалидов, малообеспеченных, репрессированных и воинов-интернационалистов. Работал в подкомиссии по делам репрессированных и горжусь тем, что принимал участие в подготовке Закона о реабилитации жертв политических репрессий на Украине. Это был первый в истории СНГ подобный закон. Мы впервые поставили вопрос об ответственности государства за всю его историю — от 1917 года до наших дней.
К сожалению, под этот закон попали не все политические осужденные. Он не коснулся тех людей, кто воевал с оружием в руках за независимость Украины, то есть тех, кого у нас привыкли называть «бандеровцами». Не спорю, вопрос этот сложный. Но в лагерях я встречал заключенных, которые «тянули» 25-летний срок за участие в этой борьбе. В то же время я уверен, что предвзятое отношение к этим людям базируется в основном на старых идеологических штампах. Оно внедрялось в наше сознание партийной пропагандой и до сих пор не изжито. Не хочу защищать тех, кто действительно зверствовал, убивал женщин и детей, да, такие были. Но многое тайное сейчас становится явным. Открылись многие архивы КГБ, и мы узнали жуткие вещи. Например, о том, что существовали специальные отряды НКВД, бойцы которых были переодеты в форму Украинской повстанческой армии. Эти люди разбойничали по селам, чтобы дискредитировать саму идею национального освобождения Украины. Для этого использовались все средства.
Да, и сегодня еще я с болью понимаю, что у нас на Украине сохраняется состояние гражданской «холодной» войны. Они ведь живы еще, те, кто с оружием в руках воевал против сталинской системы: оуновцы, бойцы УПА... По-разному можно относиться к этим людям, но нельзя отрицать, что они боролись за то, к чему мы фактически пришли сейчас. Но раз была вооруженная борьба, значит, лилась кровь, были жертвы. Как сегодня к этому относиться?
Я—за цивилизованный подход к этой сложной проблеме. Пришло время раз и навсегда подвести черту. И с той и с другой стороны правда об ОУН/УПА, как и правда о роли Советской Армии в освобождении Западной | Украины, — далеко не вся правда. Ведь известны случаи, j когда немцы расстреливали бойцов ОУН и УПА, а гестапо их жестоко преследовало. Когда я думаю обо всем этом, мне очень хочется, чтобы мы последовали примеру сегодняшней Испании. Там ведь тоже в тридцатые годы страна раскололась на франкистов и республиканцев. А сейчас там можно увидеть, как в одном кафе за одним столиком сидят два фронтовика и вместе пьют пиво, вспоминая свою жизнь. Один из них бывший франкист, другой — коммунист, и когда-то они воевали друг против друга. Но сейчас они получают одинаковую пенсию, поскольку оба они граждане Испании.
У нас этого нет. Десятки, сотни людей влачат жалкое существование — те самые «бандеровцы», которым уже далеко за семьдесят. В это же время бывшие энкаведисты, которые стояли на вышках лагерей, следователи, пытавшие политических заключенных, обеспечены большими пенсиями. Их всех приравняли в правах к участникам войны, хотя они вовсе не были на фронте... Нет, я не призываю к ненависти. Ни тех, ни других стариков я не хочу сажать по тюрьмам, наказывать. Пусть они получают свои пенсии. Но пусть будет осуждена сама система, поднимавшая людей друг против друга. Пора создавать у себя на Украине Общество взаимного согласия. Это очень сложная проблема. И я боюсь, что мы не доросли еще до истинной демократии, до всепрощения, до социального согласия, ибо этому должно предшествовать покаяние. Мы все должны по-
каяться, так как в том, что наша страна стала империей зла, виноваты все. Конечно, виноваты по-разному. Не все коммунисты были палачами, но все мы терпели зло, все мы боялись, были равнодушными, раз столько лет вокруг нас торжествовали зло и неправда.
Как депутат, я являлся также заместителем председателя комиссии по помилованию при Президенте Украины. Убежденный противник смертной казни, я не поставил своей подписи ни под одним решением о расстреле. Есть дикие, ужасные убийства, истязания, насилия над детьми Все это проходит через мое сердце. Но все же я убежден, что цивилизация и смертная казнь — вещи несовместимые. Уверен, что необходимо и в Украине ввести как альтернативу пожизненное заключение.
В своем родном Харькове я вел регулярные депутатские приемы. Выслушивал буквально всех, кто ко мне приходил, а это были далеко не только мои избиратели, люди шли отовсюду. К сожалению, коэффициент полезного действия этой моей работы был невысок. Я постоянно натыкался на равнодушие со стороны административной власти, и пробить эту стену бывало очень трудно. Но все же есть люди, которым я помог и квартиру получить, и на работу устроиться, и в больницу попасть на лечение, и таких людей немало.
Когда мы говорим о первом нашем Парламенте, чаще всего вспоминаем его недостатки и просчеты. А их и не могло не быть. Да, выборы 1990 года были уникальны для нашей странь!. И все же в Верховный Совет Украины было избрано 80 процентов коммунистов. Дело в том, что это были не рядовые коммунисты, а секретари ЦК, все члены Политбюро, большинство зав. отделами ЦК КПУ, очень многие секретари горкомов, обкомов, райкомов. То есть те, кого мы называем «партократией». А если к ним добавить наших «красных» директоров, высший генералитет, руководителей колхозов и совхозов, вот и получится основной состав Парламента. И почти все его недостатки объясняются именно этим.
Демократы хоть и создали Народную Раду — оппозиционную часть Верховного Совета, но потом разъединились, разбежались по группам. В Верховном Совете рабо-
тали десять депутатов, которые прошли через лагеря: Левко Лукьяненко, Вячеслав Чорновол, братья Михаил и Богдан Горыни, Ирина Калинец, Левко Горохивский, Олесь Шевченко, Богдан Ребрик, Степан Хмара и я. Зачастую именно мы задавали тон многих обсуждений, были возмутителями спокойствия. Но этого оказалось мало. Большинство депутатов блокировало принятие многих демократических законов. Парламент так и не принял один из основополагающих законов жизни — о частной собственности на землю с правом ее продажи. Нашей демократической разболтанности и разъединенно противостояло железное колхозное лобби и партийная дисциплина социалистов и коммунистов. Как тут не вспомнить афоризм Егора Гайдара о том, что демократы обладают удивительной способностью объединяться за два часа до расстрела...
За годы существования первого Парламента наше общество пережило несколько потрясений: ГКЧП, распад Советского Союза, появление независимого государства Украина... А Верховный Совет Украины оставался таким, каким был. И все же именно этот Верховный Совет принял Декларацию Независимости Украины. И это навсегда останется в истории.
... Уже ушел в историю первый Парламент. А я все не могу не думать, каким же должен быть настоящий Парламент, чтобы его название с большой буквы было оправдано. Просто необходимо, чтобы он был профессиональным, чтобы там трудились грамотные люди. Порядочность и профессионализм. Мы должны быть уверены, что если это комиссия по экономическим вопросам, там работают экономисты, если по законодательным — юристы. Парламент должен добиться четкого разделения властей. Это очень важно. Сам он должен заниматься только законодательной деятельностью и ничем другим. Это его главное преимущество и задача. Должны быть созданы и такие законы, чтобы три ветви власти — законодательная, исполнительная и судебная — нигде не пересекались, не противоречили друг другу, а только дополняли друг друга.
Здесь я отдельно хочу остановиться на законах. Вопрос этот очень важный. Одной из удивительных особенностей нашей сегодняшней системы является то, что до сих пор
совершенно не разработаны процессуальные нормы. В законах записано, например, что человек имеет право на свободу слова, свободу печати. Закон написан — и все. И нигде дальше не указано, каким образом это мое право может быть реализовано. Почти в любой другой стране, если такой закон написан и принят, юристы тут же разрабатывают соответствующую процедуру, как это реализовать. Существуют сотни процессуальных актов, имеющих силу закона. Вся американская Конституция изложена на двух страницах. А сколько к ней процедурных актов! И если там написано о частной собственности, то до тонкостей разработано, каким образом ее реализовать, как добиться своего права в различных ситуациях. А мы здесь можем сотни раз повторять: «Я имею право...» — и ничего не добиться, поскольку не знаем, как, каким образом это свое право осуществить. И так во всем. Так было вчера, так есть и сегодня. Я уверен, что от уровня развития процессуальных норм зависит и уровень развития культуры, законности, демократии.
Самой массовой оппозиционной политической партией Украины сегодня является РУХ. В свое время мне понравились первые лозунги РУХа, его претензии на лидерство в возрождении украинской национальной культуры. Я стал членом РУХа — того истинно народного движения, которое возглавлял Вячеслав Чорновол. Я возглавлял Харьковскую краевую организацию.
Неправильно будет представлять себе РУХ как партию старого образца с суровой дисциплиной, строгой отчетностью, демократическим централизмом, подчинением меньшинства большинству, иерархической лестницей. У нас такого нет. Структура организации достаточно рыхлая, и я считаю, что это нормально. Это партия западного типа. Конечно, надо признавать Устав, но жесткой подчиненности, требования полного единомыслия по всем вопросам — нет. Но именно РУХ сегодня на Украине самая массовая, самая последовательная демократическая партия.
К сожалению, в моей родной Слобожанской Украине РУХ не пользуется такой поддержкой, как в западных областях. Это естественно. В Харькове очень сильна была
коммунистическая партия, отголоски ощущаются и сегодня. В Харькове очень сильно тяготение к России, сильный военно-промышленный комплекс, а значит, все экономические связи тянутся в Россию. В этом нет ничего плохого, еще раз говорю, они естественны. Нам с Россией нужно восстанавливать братские, уважительные и взаимовыгодные отношения — в этом наша будущность. Но порочны и неосуществимы мечты некоторых о возрождении Советского Союза.
Раскол РУХа тоже очень навредил нашему движению и идеям. Та его часть, которая называется «Всенародный РУХ Украины», своими действиями сильно затормозила возрождение и украинской культуры, и украинского самосознания именно на Слобожанщине. Я глубоко убежден, что большевизм как явление нетерпимости к инакомыслию, как уверенность в своей собственной абсолютной правоте вовсе не обязательно выступает под красными знаменами. А под любыми. Такого рода большевизм (трагический пример Германии — тому подтверждение) может прекрасно произрастать и на национальной почве. И то, что в Харькове часть отколовшегося РУХа стоит на нациалистических красных позициях — нанесло большой вред всему движению. Взять хотя бы один из их лозунгов: «Украина для украинцев!» Какие тут могут быть комментарии?
Позиция истинного РУХа всегда была самой демократической. Россияне на Украине должны жить лучше, чем в России, а евреи — лучше, чем в Израиле. Это не лозунг, это наша цель, мы хотим, чтобы так было. И знаем, как этого добиться. У нас есть разработанные крупными специалистами программы политического, экономического, социального развития. Но для того, чтобы они воплотились в жизнь, нам нужен истинно народный Парламент. И чтобы в нем было побольше людей, выстрадавших идеи демократии и свободной Украины. Тогда они смогут, наконец, принять фундаментальные законы о частной собственности на землю, о настоящей народной приватизации. Это должны быть люди, которые любят не себя в Украине и демократии, а Украину и демократию в себе.