ПОСЛЕСЛОВИЕ

С Григорием Сергеевичем Климовичем меня познакомил „Новый мир". В далеком 1989 году в отделе писем этого журнала мне показали пачку откликов бывших узников на первую публикацию в СССР исследования А. И. Солженицина „Архипелаг ГУЛАГ". Одним из самых интересных было письмо Г. С. Климовича. Так началась наша многолетняя переписка, затем последовали и многие встречи, интервью, совместная работа по изучению сопротивления в сталинских лагерях.

Очевидцы и участники событий вспоминают о прошлом по разному. Одни медленно взвешивают каждое слово, пытаясь ничего не упустить, цедят ответы на вопросы — возникает впечатление, что душевная работа освобождения от груза прошлого происходит прямо у тебя на глазах. Другие сыплют фактами, цифрами, историями, легендами, стоит только спросить. Они никогда не загоняли пережитое в темный угол сознания. Душевная работа по осмыслению далеких и тяжких событий уже давно прошла, перед Вами их целостная версия. Именно к последним относится Григорий Сергеевич. Мысленно он никогда не расставался с ГУЛАГом, вернее, ГУЛАГ не отпускал его. Воспоминания о Норильских событиях Г. С. Климович начал писать еще задолго до перестройки.

Март 1953 вместе с вестью о смерти Сталина принес в советские политические лагеря надежду на скорое освобождение. Но „ворошиловская" амнистия 1953 года почти не коснулась Особлагов, системы лагерей с особо строгим режимом для политзаключенных: Минлага в Инге, Горлага в Норильске, Дубравлага в Мордовии, Степлага в Центральном Казахстане, Речлага в Воркуте и других. В 1953 и 1954 годах по ним прокатилась волна организованных политических забастовок, первых за послевоенные годы. Три самых крупных из них — в Норильске и в Воркуте в 1953 г. и в Котляре (ныне г. Жезгазган) в 1954 г. позднее стали называть восстаниями. Это были не первые восстания в ГУЛАГе. До нас докатились глухие сведения о том, что и до 1953 года несколько раз заключенные, разоружив охрану, уходили в побег целыми лагерями,

так было в 1942 г. в окрестностях Усть-Усы (Коми), в 1947 г. на атомном общобъекте „Арзамас-16" и на 501 стройке (Ямал), в 1948 г. в окрестностях поселка Ягодный (Колыма). В 1953 и 1954 г. забастовавшие узники не пытались бежать, они оставались в зонах и требовали приезда представителей властей (обычно из ЦК КПСС) для пересмотра дел. Во всех случаях порядок в лагере обеспечивался органами самоуправления (комитетами, комиссиями или штабами), выбранными демократическим путем, как правило, по принципу национального представительства. Обстановка в зонах была даже более спокойной, чем в „мирное" время, прекращался террор против стукачей, национальная рознь. Лозунги восставших часто апеллировали к советским законам: „Требуем уважения прав человека!", „Мы за советские законы, но против тех, кто их извращает!", „Да здравствует Советская конституция!", во многом предвосхитили лозунги диссидентского движения 60-70-х годов. В Норильске (26 мая — 4 августа 1953 г.) волнения охватили все шесть лаготделений Горлага и два лаготделения ИГЛ „Норильлаг". По данным архивов число одновременно бастующих доходило до 16378. Существенно то, что забастовка началась до ареста Берия, а ее подавление совпало с известием о его аресте. 3-е л/о бастовало после этого еще 3 недели, так как комиссия ГУЛАГа, действовавшая от имени Берии, срочно вернулась в Москву. Забастовка в Воркуте 19 июля — 1 августа 1953 г. охватила 9 из 17 отделений Речлага. Число бастующих к 29 июля (в 6 л/о) достигало 15604 человек. С самого начала волнения начались под лозунгом борьбы с бериевским режимом. В Кенгире, 3 л/о Степлага, забастовка продолжалась 40 дней (16 мая — 26 июня 1954 г.). Когда в конце ее поддержали заключенные 1 лаготделения и 3-го лагпункта 2-го лаготделения — число бастующих достигло 10800. Из трех крупнейших, переломных в истории ГУЛАГа восстаний — Норильское, в организации которого Григорий Сергеевич сыграл важную роль, — самое первое, самое продолжительное и самое массовое. О нем уже вышли книги и на украинском, и на литовском, были публикации на многих европейских языках и даже на японском, а вот книги об этих событиях на русском до сих пор не было. Г. С. Климович восполняет этот пробел ^*.

Один важный, крайне актуальный для нас сегодня эпизод Норильского восстания — надо обсудить особо. Как пишет Г. С. Климович^*, в руки восставшим узникам 4 лаготделения попали списки стукачей. Их оказалось немало, каждый пятый зэка. Я не нашел подтверждения этому эпизоду и жуткой цифре в других воспоминаниях, но знатоки проблемы говорят, что 20 % давших подписку о сотрудничестве с оперчастью очень высокая, но реальная цифра.

За шесть лет работы с бывшими узниками сталинских лагерей мне не раз пришлось сталкиваться и с лагерными стукачами. Позволю себе отклониться от основной темы и рассказать подробней, как произошло мое первое знакомство с ними. Штудируя литературу о ГУЛАГе, изданную на Западе, я обнаружил, что еще в 50-е годы два моих нынешних коллеги по работе были разоблачены как злостные стукачи. И тут я вспомнил замечательно точное описание А. Жигулина в повести „Черные камни" физиономии стукача — когда он только входит в комнату, у него глаза собаки, которая ждет удара. Да, точно! У тех моих знакомых были именно такие глаза, причем всегда, постоянно, всю жизнь. Как же гложет их страх, что вот-вот кто-то снова плюнет в них этим страшным словом „стукач"? Этот взгляд мелькал не раз и у других не самых чистоплотных моих знакомых. Я помню затравленный жуткий взгляд одного из них в ликующей толпе у Белого дома в августе 91-го. Как же было ему тогда страшно? Может быть, этого и достаточно, спросите Вы. Может быть, сам этот вечный страх и есть наказание? Нет! Потому что есть и другой тип стукачей. Представьте себе гладкого, обходительного, уверенного в себе, да еще и осененного своим „героическим" лагерным прошлым члена аж пяти (я даже не знал, что их у нас столько) творческих союзов, завсегдатая Дома творчества. Именно туда он и пригласил меня, чтобы я расспросил его о лагерной юности. Вот он медленно плывет от столика к столику, то пошелестит у одного, то вальяжно склонится у другого, то блеснет очками у третьего. До меня доносятся обрывки его фраз, из которых я понимаю, что он повторяет старую кегебешную фальшивку о Солженицине. Это насторожило. Я прекрасно знал, что отношение к Александру Исаевичу среди бывших зека тогда было, мало сказать, прекрасное. Это была смесь глубокого уважения с почти нежностью. „Первый из наших, кого услышали". Даже

предложенный тогда „Мемориалом" проект, собирать комментарии зэка к „Архипелагу ГУЛАГ" из-за этого сорвался. „Нет! Исправлять Солженицина не будем!", — писали мне. То, что настроение моего нового знакомого выпадает из общего настроя бывших зэка, не находило тогда объяснения. Но вот вернемся в тот самый Дом творчества: я беру у упомянутого завсегдатая интервью, он говорит и говорит и ничего, ни имен, ни событий, ничего нового из его слов не открывается. И вдруг вопрос: „Так вы у них (в обществе „Возвращение") по связям с Солженициным?" Ах, вот что тебе от меня надо? Дальше больше. То он на встрече бывших зека расскажет дочке одного из погибших узников такую гадость против отца, что она будет рыдать. Убедительно расскажет, все также вальяжно поблескивая очками, но при этом даже ни разу не встретившись с ее отцом в лагерях. То вдруг напишет пасквиль в газете. Это один пример, а таких, как он, было хоть и не как в Горлаге, но тоже, ох, как немало. На их жаргоне это, кажется, называется „агент влияния". Не секрет, что КГБ собирался дирижировать демократическим движением у нас в стране, многие общественные движения были буквально пропитаны выходцами из его рядов. Глубоко уверен, что их разрушительная деятельность — одна из причин наших неудач. Помните цифру, которую называл Олег Калугин — 75 % народных депутатов РСФСР в 1993 г. были связаны с КГБ. И что? А ничего! Мы живем, сделав вид, что не замечаем этой гнили.

С той же проблемой, что и мы в 1991, узники Горлага столкнулись в 1953, обнаружив во вскрытых сейфах оперчасти упомянутые списки. Как и всегда в истории ГУЛАГа возникает сомнение, а были ли они настоящими? Или, может быть, эта была подделка оперов с тем, чтобы вызвать в лагере резню и затем победоносно подавить восставших. Не знаю, были ли подобные сомнения у восставших, но так или иначе они нашли единственно верный выход — всех назвать и... простить! Иными словами, им удалось то, что никак не дается многим посткоммунистическим правительствам, а именно люстрация.

Поскольку, исходя из смысла этого слова, происходящего от латинского корня lustro, то есть освещать, просвечивать, ничего, кроме того, что проделали норильские повстанцы, оно не содержит. А помните, как нас пугали им в 1991 году? „Охота на ведьм", „зачем нам раскол общества?", „мы все виновны, все должны покаяться!" Сейчас я уверен, так говорили именно те, кому было в чем каяться и кто делать этого не собирался. Я

уверен, что то, что в 1991 году в большинстве республик СССР демократы так и не сумели или не захотели настоять на люстрации, огромная стратегическая ошибка. Как же можно удивляться тому, что воруют и берут взятки в стране всеобщей безнаказанности, где убивали и предавали 70 лет и ничего, „все виноваты". По моему мнению, постсоветские государства сейчас переживают не столько экономический кризис, сколько моральный, а экономические проблемы — это лишь его следствие.

Многие воспоминания и исследования, посвященные Норильскому восстанию, существенно расходятся в том, каково же было число жертв его кровавого подавления. Называют разные цифры, расходящиеся иногда в десятки раз ^*. Мне близка точка зрения Евгения Степановича Грицяка, главного зачинщика забастовки (именно ему сразу после выстрелов в 3 лаготделении удалось остановить работы в Горстрое), соратника Г. С. Климовича по комиссии зэка. Он писал мне: „Неужели мы так очерствели, что нам обязательно подавай тысячи, миллионы, а жизнь одного или десятка человек мы и в счет не берем?" „Наша беда, что мы [...] часто оцениваем те или иные события по количеству жертв, а не по достигнутым результатам. Я с горечью замечаю, что люди часто расценивают эти [Норильские] события как очередной зверский нажим на з/к со стороны Москвы, не видят там никакой борьбы, никакого сопротивления и тем самым обесценивают борьбу з/к, которая положительно повлияла не только на их дальнейшую судьбу, но и явилась началом расшатывания этой уродливой системы. Нужна только правда" ^**.

Призыв Евгена Степановича сегодня актуален точно так же, как и тогда, когда он был произнесен, в 1991 году. Оглядываясь в те времена, когда горстка энтузиастов начинала сбор материалов по истории сопротивления в ГУЛАГе, организацию встреч его участников и конференций на эту тему, я вспоминаю, как нам тогда казалось, что еще чуть-чуть и мир изменится, станет действительно гуманней. Лично для меня Чеченская война обна-

жила всю тщетность только наших усилий. Отдельная человеческая жизнь по-прежнему ничего не стоит. Сколько нужно приложить сил, чтобы в стране, где привыкли считать жертвы миллионами, отношение к человеческому достоинству стало другим? Я уверен, что корни всех наших сегодняшних бед в прошлом. А.И. Солженицин в „Архипелаге" приводит продолжение известной пословицы „Кто старое помянет, тому глаз вон", А КТО ЗАБУДЕТ, ТОМУ ДВА. Ровно это с нами и произошло. Нравственная слепота и равнодушие обрушились на наше общество и корень их в том, что мы так и не смогли по настоящему извлечь уроки из трагического прошлого.

Николай Формозов