Следственное дело № 71/50. 1944 г.

ПОКАЗАНИЯ ОБВИНЯЕМОГО АРКАДИЯ БЕЛИНКОВА

Народный Комиссариат Государственной Безопасности СССР

Управление НКГБ по Московской области

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Допрос начат в 20 час. 30 минут 1944 г. января мес. 31 дня.

Окончен в 4 час. 00 минут 1/11 44 г.

Я, зам. нач. 2-го отделения Следотдела УНКГБ МО капитан Новиков*

допросил в качестве обвиняемого

1. Фамилия - Белинков

2. Имя и отчество  - Аркадий Викторович

3. Дата рождения - 1921 г.

4. Место рождения - гор. Москва

5. Местожительство - гор. Москва Тверской бульвар, д. 29, кв. 1

6. Нац. и гражд. - еврей, гр-н СССР -

7. Партийность - член ВЛКСМ с 1938 года 7/XII исключен из ВЛКСМ

первичной комсомольской организацией

8. Образование - Высшее

9. Паспорт - Изъят при аресте

10. Род занятий - Студент-дипломник Литературного института

Союза Советских писателей СССР

11. Социальное происхождение - Из служащих.

Отец — начальник Центральной бухгалтерии Наркомлегпрома РСФСР, мать — педагог

12. Социальное положение - Учащийся

13. Состав семьи - Отец Белинков Виктор Лазаревич,

мать Белинкова Мира Наумовна — проживают: Тверской бульвар, д.29, кв.

14 Каким репрессиям подвергался - Не подвергался

15. Какие имеет награды при советской власти            Не имеет

16. Категория воинского запаса     Снят с учета по болезни (порок сердца)

17. Служба в Красной армии     Не служил

18. Служба в белых и др.к.-р. армиях 

19. Участие в бандах, к.-р. организацях и восстаниях     Не участвовал

20. Сведения об общественно-политической деятельности     Не имел

 

Вопрос. Ваше отношение к советскому строю?     

Ответ. Положительное.

Вопрос. Так ли это?

Ответ. Безусловно так.

Вопрос. За что же вы исключены из ВЛКСМ?

Ответ. Формулировка решения комсомольской организации мне не объявлена. Но я полагаю, что из комсомола исключен за неправильные взгляды на литературу и искусство и их роль в социалистическом обществе.

Вопрос. К чему же сводились ваши взгляды?

Ответ. Я был убежден, что литература может и должна развиваться в независимости от исторической и современной действительности по своим внутренним законам, не считаясь ни с какой идеологией. В связи с этим я пришел к выводу, что литература не играет той роли, которая ей отводится в нашей стране и на нее не следовало бы обращать столь серьезного внимания. Я считал, что каждый писатель имеет свой круг читателей и для него только нужно работать, какой бы он не был по своим размерам. Иными словами — для себя лично я считал, что можно и нужно писать только для избранного круга читателей, хотя бы для пяти человек. После комсомольского собрания, на котором мои взгляды были подвергнуты резкой критике, я начал понимать, что они являются антимарксистскими и несовместимыми с той политикой советского правительства и коммунистической партии, которую они проводят в литературе и искусстве. Постепенно от этих взглядов я начал отходить.

Вопрос. Установлено, что вы враг советской власти и как таковой до дня ареста занимались антисоветской деятельностью. За нее вы и арестованы. Что желаете в связи с этим показать?

Ответ. Я не враг советской власти и антисоветской деятельностью не занимался.

Вопрос. Показываете неправду. Ваша антисоветская деятель-

 

ность нам известна. Приступайте к даче показаний по существу совершенных вами преступлений.

Ответ. Антисоветских преступлений я не совершал. Вина моя состоит только в том, что у меня были антимарксистские взгляды на литературу.

2 февраля 1944 г.

Допрос начат в 21 час. 10 м.

окончен в 2 час. 20 м. 3 февраля.

Вопрос. Вы намерены давать показания о своей антисоветской деятельности?

Ответ. Антисоветской деятельностью я не занимался. Признаю свою вину только в том, что у меня были антисоветские взгляды на литературу.

Вопрос. Речь идет не только о ваших антисоветских взглядах на литературу, но и о вашей антисоветской работе.

Ответ. Антисоветской работы у меня не было. Что же касается моих антисоветских взглядов, то они изложены в моем неизданном романе «Черновик чувств» и в стихотворении «Русь 1942 года».

Я считал, что буржуазные государства в отношении демократизма и свободы слова имеют преимущества по сравнению с Советским Союзом. Это убеждение привело меня к тому, что я чувствовал себя в Советском Союзе чужим человеком, эмигрантом. Отсюда и строки в моем романе: «Эмигрант я. Мы тайно живем в России с какими-то заграничными паспортами, выданными Обществом друзей Советского Союза».

В связи с этим же я писал о «тягостной поре диктатуры пролетариата», которая мешала, как я полагал, свободному развитию индивидуальности художника. В ряде мест моего романа есть утверждения, опорочивающие советскую действительность. К ним относятся строки о том, что в Советском Союзе сажают в тюрьму людей за то, что они рискнули пройтись по улице «имени пролетарского писателя Горького в разноцветных штанах», а также о том, что «пролетариат не делает искусства по своему образу... а делает какие-то странные вещи, похожие на него подвыпившего и всегубоулыбающегося».

В стихотворении «Русь 1942 года» строками: «Трудно сказать, что ей (России) лучше — краткий курс или белых церквей малиновый звон» я ставил вопрос о том, что же лучше для России — идеология марксизма-ленинизма или религиозные убеждения.

Вопрос. Неужели вы намерены всерьез утверждать, что под «малиновым звоном белых церквей» имели в виду только религиозные убеждения?

Ответ. Да, я имел в виду именно религиозные убеждения.

 

 

Вопрос. А мы понимаем вас шире — в строках стихотворения речь идет не о религиозных убеждениях, а о строе типа буржуазно-демократических государств. Так это?

Ответ. Повторяю, что в стихотворении «Русь 1942 года» я ставил вопрос о том, что для России лучше — идеология марксизма-ленинизма или религиозные убеждения.

Вопрос. Россия сама, без вашей помощи, определила, что ей лучше. Скажите лучше, что для вас приемлемее — советская власть или буржуазно-демократический строй?

Ответ. Я над этим вопросом не задумывался. Но считаю, что для меня приемлемее советский строй, хотя я и считал, что буржуазные государства в отношении демократизма имеют преимущество в сравнении с Советским Союзом.

Вопрос. А по нашим данным для вас приемлемее буржуазно-демократический строй. По этой причине вы и распространяли идею «переустройства» советского строя на буржуазно-демократический лад.

Ответ. Я уже показал, что для меня приемлемее советский строй и идеи «переустройства» этого строя на буржуазно-демократический лад я не распространял.

Вопрос. Вы распространяли эту идею не только в своем пасквильно-клеветническом произведении, но и в беседах со своими знакомыми. Почему скрываете это?

Ответ. Как в своем романе «Черновик чувств», так и своим знакомым я говорил только о том, что буржуазные государства в сравнении с Советским Союзом имеют преимущество только в отношении демократических свобод. Далее, я считал и говорил, что после войны в Советском Союзе будет некоторое послабление в части цензуры. Других вопросов я не касался и о необходимости переустройства советского строя на буржуазно-демократический лад не говорил.

4 февраля 1944 г.

Допрос начат в 18 час. 20 м

окончен в 23 час. 25 м.

Вопрос. Сегодня вы так же намерены утверждать о том, что к советской власти относились положительно?

Ответ. Да, я по-прежнему намерен утверждать, что к советской власти относился положительно.

Вопрос. Поизведения пасквильно-клеветнического характера в отношении советской действительности писали?

Ответ. Нет.

Вопрос. Но ведь ваш «Черновик чувств» — это гнуснейший пасквиль на советскую действительность. Признаете это?

Ответ. В целом свой роман «Черновик чувств» пасквилем на

 

советскую действительность не признаю. Однако в романе содержится ряд антисоветских утверждений, касающихся советской литературы, и ряд мест, порочащих советскую действительность.

Вопрос. Своим знакомым читать «Черновик чувств» давали?

Ответ. И сам читал и читать давал.

Вопрос. В разговорах со знакомыми враждебные взгляды на советскую действительность высказывали?

Ответ. Высказывал только в части, касающейся литературы.

Вопрос. А по другим вопросам?

Ответ. Высказывал также по вопросу советской демократии.

Вопрос. Что конкретно?

Ответ. Своим знакомым я говорил о том, что в Советском Союзе отсутствуют сегодня свобода слова и свобода печати и что буржуазные государства в этом отношении имеют преимущества по сравнению с Советским Союзом. Когда я говорил с кем-то из своих знакомых о том, что повесть Зощенко «Перед восходом солнца» снята с печати в журнале «Октябрь», также о том, что газета «Известия» резко осудила Сельвинского за одно стихотворение, — я сказал: «Судите сами, о какой же свободе может идти речь».

О других вопросах советской действительности ничего антисоветского я не высказывал.

Вопрос. А по нашим данным это не так. По нашим данным вы не только высказывали свои антисоветские взгляды на литературу и советскую демократию, но и вели активную антисоветскую работу по сколачиванию антисоветских кадров из числа ваших знакомых.

Приступайте к даче показаний о своей преступной деятельности.

Ответ. Такой работы я не вел. В числе моих знакомых антисоветски настроенных лиц нет.

Вопрос. Ваши показания по этому вопросу не соответствуют действительности. В проведении этой работы вы будете изобличены. А теперь остановимся на ваших показаниях. Вы признали, что:

1. Писали произведения антисоветского содержания.

2. Эти произведения давали читать своим знакомым.

3. Высказывали антисоветские взгляды на советскую литературу и советскую демократию.

После этого неясно — почему же вы заявляете о своем положительном отношении к советской власти?

Ответ. В целом к советской власти я относился положительно. Но к политике советского правительства в области литерату-

 

ры я относился враждебно и считал, что в Советском Союзе отсутствуют свобода печати и свобода слова. Эти взгляды я не отождествляю с советской властью.

9 февраля 1944 г.

Допрос начат в 22 час. 40 м

окончен в 23 час. 40 м.

 

Вопрос. Кому вы давали читать роман «Черновик чувств»?

Ответ. Мой роман «Черновик чувств» читали многие мои знакомые, в частности, читали его студенты литературного института Лацис, Эльштейн, Штейн, Рашеева, Ингал, а также студенты МГУ — Рысс Марианна, Грановская Фаина.

Лично я читал свой « Черновик чувств» в разное время следующим лицам: Саппак Владимиру, Шерговой Галине, Сельвинской Марине, Лозовецкой Жене, Усыскиной, Евдокимову Николаю, Воркуновой (все студенты Литературного института) Натан Лиде, Черняк Иссе, Бейлиной Елене, Лешковцеву Владимиру, Бубновой Елене, ее мужу Сулимову (студенту МГУ), а, также студенту педагогического института Долгину Юлиану, студентке сельскохозяйственного института Мацкевич Елене, ее мужу Смирнову Евгению, студентке медицинского института Перчиковой Татьяне и ее мужу (фамилию не знаю), Толстой Лиде (б. студентке Литературного института), Соколовскому Александру (б. студенту Литературного института).

Кроме этих лиц я давал читать свой «Черновик чувств» писателям: Шкловскому, Шенгели, Антокольскому и Зощенко, а также директору Литературного института Федосееву и профессору этого института Сидорину.

Вопрос. Кто вам печатал «Черновик чувств» ?

Ответ. Когда я работал над этим романом, то я печатал его на собственной машинке. Затем в марте 1943 года я отдал роман в перепечатку в государственное машинописное бюро на 2-й или 3-й Тверской-Ямской улице. Под мою диктовку печатала роман машинистка этого бюро Адамская Надежда Семеновна, бывшая наша соседка по квартире.

Вопрос. Сколько экземпляров вам напечатала Адамская?

Ответ. Адамская напечатала два полных экземпляра. Третий экземпляр был напечатан неполностью, так как у меня не хватило бумаги.

Вопрос. Где же находятся эти экземпляры романа?

Ответ. Первый экземпляр в обложке, обтянутой зеленой шерстью и черным шелком с моим портретом, я подарил своей близкой знакомой Рысс Марианне, а второй был у меня. Впослед

 

ствии свой роман я переделывал и оставшийся у меня экземпляр изрезал. Второй экземпляр романа я давал читать уже названным выше лицам.

Вопрос. У кого из ваших знакомых в настоящее время имеются рукописи ваших произведений?

Ответ. Роман «Черновик чувств» в зеленой обложке находится у Рысс Марианны, проживающей по улице Большая Полянка, д. 10, кв. 20 или дом 20, кв. 10.

Второй вариант этого романа я отдал Грановской Фаине Ефимовне, проживающей по ул. Малая Бронная, д. 15, кв. 41 или 42. У Грановской, по-видимому, есть также моя новелла «Другая женщина». У других лиц моих рукописей нет.

Вопрос. Где проживает Адамская Надежда Семеновна?

Ответ. Адамская была нашей соседкой по квартире. Проживает она в Москве, но адрес ее мне неизвестен. Изредка Адамская заходит к моим родителям, а также к другим жильцам квартиры.

10 февраля 1944 г.

Допрос начат в 15 час. 30 м.

окончен в 19 час. 50 м.

Вопрос. На предыдущем допросе вы назвали ряд лиц, которым давали читать свой роман «Черновик чувств». Расскажите, когда вы с ними познакомились, что вам о них известно — подробно о каждом.

Ответ. Моими знакомыми являются: (далее следует перечисление.]^*

 

11 февраля 1944 г.

Допрос возобновлен в 0 час. 30 м.

Вопрос. Кто такая Бубнова Елена и когда вы с ней познакомились?

Ответ. Бубнова Елена (отчества не знаю) — дочь бывшего наркома просвещения РСФСР, врага народа Бубнова. Познакомился с ней летом 1943 года в Московском государственном университете. Она является студенткой искусствоведческого факультета этого университета. Кто познакомил меня с ней и при каких обстоятельствах, затрудняюсь вспомнить. Во время знакомства Бубнова пригласила меня к себе на квартиру. Вскоре после знакомства я зашел к ней на квартиру по адресу: Страстной бульвар, д. 12, кв. 8. На квартире у Бубновой познакомился с ее мужем Сулимовым Владимиром — студентом Государственного института театрального искусства.

 

 

В этот же вечор к Бубновой пришла Перчикова Татьяна со своим мужем. Фамилии и имени ее мужа не знаю. Всем им я прочел отрывки из своего романа «Черновик чувств».

После этой встречи ко мне на квартиру один раз заходил муж Бубновой — Сулимов с мужем Перчиковой. Больше с ним я не встречался. Бубнобу же я видел несколько раз случайно в Московском государственном университете и один раз встретился с ней на улице Герцена у Консерватории. Последний раз виделся с Бубновой 29 января 1944 года в МГУ и пригласил ее с мужем к себе домой, но 30 января был арестован.

Вопрос. Почему вы не хотите сказать, при каких обстоятельствах и кто вас познакомил с Бубновой?

Ответ. Я затрудняюсь вспомнить обстоятельства моего знакомства с Бубновой. Предполагаю, что с ней меня познакомил кто-либо из моих знакомых студентов МГУ, когда я заходил в университет.

Вопрос. Кто из ваших знакомых знает Бубнову?

Ответ. Мне кажется, что Бубнову знают мои знакомые Эльштейн Генрих и Черняк Исса, возможно, кто-либо из них и познакомил меня с Бубновой.

Вопрос. Откуда вам известно о знакомстве Эльштейна и Черняк с Бубновой?

Ответ. Это мое предположение, так как эти лица учились в МГУ. Черняк учится в университете и сейчас.

Вопрос. Как реагировали Бубнова и Сулимов на ваш роман «Черновик чувств»?

Ответ. Свой роман «Черновик чувств» я читал им поздно вечером и по этой причине обменяться мнениями мы не смогли. Но мне кажется, что мой роман произвел на них неприятное впечатление, так как кто-то из них после чтения романа сказал, что мои литературные взгляды, высказанные в романе, их не устраивают.

Вопрос. Бубновой и Сулимову вы высказывали свои антисоветские убеждения?

Ответ. Своих антисоветских убеждений я им не высказывал, так как встреча с ними была поздно вечером и я торопился домой.

Вопрос. А во время последующих встреч?

Ответ. С Бубновой я встречался случайно, большей частью в МГУ.

Встречи были кратковременные и по этой причине своих антисоветских взглядов я не высказывал ей. С мужем Бубновой — Сулимовым у меня был разговор об итальянском и греческом искусстве. Современного искусства мы не касались, и поэтому мне не было необходимости высказывать Сулимову свои антисоветские взгляды.

Вопрос. Известно, что Бубновой и Сулимову вы не только

 

читали свой пасквиль «Черновик чувств», но и высказывали свои антисоветские взгляды. Почему умалчиваете об этом?

Ответ. Еще раз заявляю, что Бубновой и Сулимову своих антисоветских взглядов я не высказывал, за исключением прочтения им моего романа «Черновик чувств», где мои взгляды нашли частичное отражение.

 

12 февраля 1944 г.

Допрос начат в 18 час.

окончен в 21 час. 50 м

Вопрос. Вам предъявлено обвинение в том, что вы, будучи враждебно настроены к советскому строю, в кругу знакомых лиц, высказывали свои антисоветские убеждения и клеветнические измышления о советской действительности и руководителях Советского государства.

Группировали вокруг себя политически неустойчивых студентов московских учебных заведений и пытались создать нелегальный литературный кружок, на сборищах которого имели намерение подвергать критике политику ВКП(б) и Советского правительства в области литературы и искусства и с антисоветских позиций истолковывать советскую действительность. Кроме того, написали ряд произведений антисоветского содержания.

Обвинение вам понятно?

Ответ. Понятно.

Вопрос. Виновным себя признаете?

Ответ. Признаю себя виновным частично.

Вопрос. В чем частично?

Ответ. Признаю себя виновным в том, что у меня были антисоветские взгляды по ряду вопросов, связанных с литературой. Я считал, что литература может и должна развиваться в независимости от исторической и современной действительности по своим внутренним законам, не считаясь ни с какой идеологией.

На основании этого я пришел к выводу, что литература не играет той роли, которая ей отводится в нашей стране, и на нее не следовало бы обращать серьезного внимания. Далее, я считал, что не вся литература должна быть массовой, а что можно писать и для определенного круга читателей, хотя бы для пяти человек.

Кроме того, я считал, что в Советском Союзе отсутствует свобода слова и печати и что буржуазные государства в этом отношении имеют преимущества по сравнению с Советским Союзом. Это убеждение привело меня к тому, что я чувствовал себя в Советском Союзе чужим человеком, эмигрантом и диктатура пролетариата для меня была тягостна, мешавшая, как мне каза-

 

лось, свободному развитию индивидуальности художника. Эти взгляды я высказывал своим товарищам, а также они нашли отражение в неизданном моем романе «Черновик чувств» и в отдельных стихах.

В романе «Черновик чувств» есть ряд мест, опорочивающих советскую действительность.

В высказывании клеветнических измышлений на руководителей Советского правительства виновным себя не признаю. Однако с моей стороны были высказывания о том, что литературная значимость трудов руководителя Советского государства значительно меньше их социально-экономического смысла. Не признаю себя виновным также в попытке создать нелегальный литературный кружок. Но признаю, что я действительно делал попытку создать литературный кружок на легальных основаниях. В этот кружок должны были войти мои товарищи Борис Штейн, Надя Рашеева, Аня Михальчи, Лида Натан, Марианна Рысс. Цель кружка — научиться самостоятельно работать над вопросами теории и истории литературы. Навязывать свои антисоветские взгляды на литературу членам кружка я не собирался, но в процессе нашей работы я их высказывал бы.

Вопрос. О своей антисоветской работе и антисоветских замыслах вы дали скудные показания. Предлагаем вам этот пробел восполнить на следующих допросах.

15 февраля 1944 г.

Допрос начат в 10 час. 15 м,

окончен в 22 час. 30 м.

Вопрос. Когда вы познакомились со Шкловским?

Ответ. В июле-августе 1943 года.

Вопрос. При каких обстоятельствах?

Ответ. Всех студентов-дипломников Литературный институт прикреплял для консультации к писателям. По моей просьбе я был направлен с письмом от дирекции института к Шкловскому. У Шкловского я был на квартире в доме № 17/19 по Лаврушинскому переулку и рассказал ему о своем желании получить от него помощь. Шкловский согласился. Через несколько дней после знакомства я принес Шкловскому для ознакомления свой роман «Черновик чувств».

Вопрос. Почему именно у Шкловского вы изъявили желание получать консультации?

Ответ. Потому что Шкловский — мой любимый писатель.

Вопрос. Раньше с ним знакомы были?

Ответ. Нет.

Вопрос. Сколько раз вы были у Шкловского?

Ответ. Много раз.

 

Вопрос. Зачем к нему заходили?

Ответ. Первое время я получал у Шкловского консультации, а затем заходил к нему в гости.

Вопрос. Какую оценку дал Шкловский вашему роману «Черновик чувств» ?

Ответ. Шкловский считал, что роман неудачный, но не говорил мне о том, что в ряде мест романа есть антисоветские утверждения.

Вопрос. Шкловскому высказывали свои антисоветские взгляды?

Ответ. Да, Шкловскому я высказывал свои антисоветские взгляды на литературу и говорил ему о своем отношении к политике советского правительства в области литературы и искусства.

Вопрос. Как реагировал на ваши высказывания Шкловский?

Ответ. Мои взгляды он осуждал.

Вопрос. Так ли это?

Ответ. Безусловно так.

Вопрос. Расскажите о своем знакомстве с Антокольским, Зощенко и Шенгели.

Ответ. С Антокольским я познакомился летом 1941 года в Литературном институте. Антокольский руководил в институте творческим семинаром. В январе 1944 года два раза у Антокольского я был на квартире, заходил к нему в гости. С Зощенко знаком с осени 1943 года. Тогда он жил в гостинице «Москва». К нему меня направил Шкловский. Мне хотелось узнать мнение Зощенко о моем романе «Черновик чувств».

Вопрос. Какого же мнения Зощенко о вашем романе?

Ответ. Зощенко сделал ряд замечаний чисто литературного характера. О моих антисоветских взглядах в романе Зощенко ничего не сказал.

Вопрос. Сколько раз вы были у Зощенко?

Ответ. Только один раз.

Вопрос. Когда познакомились с Шенгели?

Ответ. С Шенгели познакомился в 1940 году в Литературном институте, где он вел творческий семинар. До этого я заходил к нему с целью получить от него отзыв о моих литературных способностях. Этот отзыв мне был нужен для поступления в Литературный институт. По рекомендации Шенгели я был принят в институт.

В 1941 году Шенгели уезжал из Москвы и до лета 1943 года я с ним не виделся. Летом 1943 года Шенгели приезжал в командировку и заходил ко мне на квартиру. В это время он читал мой роман «Черновик чувств».

Вопрос. Какие замечания сделал Шенгели по части ваших антисоветских взглядов в этом романе?

Ответ. На эту тему я с Шенгели не разговаривал.

 

Вопрос. С кем из писателей вы знакомы еще?

Ответ. Я также знаком с Сельвинским и Асеевым. Кроме того, по институту был знаком с Фединым и Леоновым, бывал у них на творческих семинарах. Сельвинский в институте руководил творческой кафедрой и вел семинар. В отсутствие Сельвинского в Москве, Асеев был его заместителем по кафедре.

Вопрос. У кого из них бывали на квартире?

Ответ. Бывал на квартире у Сельвинского и Асеева. У Леонова и Федина на квартире не был.

Вопрос. Сельвинский и Асеев знакомы с вашим романом «Черновик чувств»?

Ответ. Мой роман «Черновик чувств» читал только Сельвинский. Причем он читал второй вариант романа, из которого выброшены строки о «тягостной поре диктатуры пролетариата».

16 февраля 1944 г.

Допрос начат в 10 час. 40 м

окончен в 15 час.

Вопрос. Во время ареста у вас на квартире изъято стихотворение «Пролог». Предъявляем вам его. Это ваше произведение?

Ответ. Да, мое, записал я это стихотворение 5 ноября 1941 года в гор. Сызрань или в Куйбышеве, куда я был эвакуирован вместе с родителями.

Вопрос. Какую оценку дадите этому стихотворению в смысле его политической направленности?

Ответ. Свое стихотворение «Пролог» считаю антисоветским. В этом стихотворении я изложил клевету на отдельные периоды развития советской власти, в частности, на современный военный период.

23 февраля 1944 г.

Допрос начат в 15 час 35 м, окончен в 0 час 15 м. 24/11.

Вопрос. Кто из ваших знакомых разделял ваши антисоветские взгляды?

Ответ. Я считаю, что мои антисоветские взгляды разделяла Рашеева Надежда Александровна. Что же касается остальных моих знакомых, то они не были согласны со мной.

Вопрос. Кто же не был согласен с вашими взглядами?

Ответ. Мои взгляды на литературу осуждали Лацис, Эльштейн, Евдокимов, Рысс, Штейн. Остальным знакомым мои антисоветские взгляды не были известны.

Вопрос. В числе лиц, читавших ваш роман «Черновик чувств»,

 

вы назвали много лиц. Почему же вы заявляете, что многие ваши знакомые не знали о ваших антисоветских взглядах?

Ответ. Свои антисоветские взгляды я высказывал ограниченному кругу лиц. Остальные же названные мною лица только читали мой роман, но в их присутствии антисоветских убеждений я не высказывал.

1 марта 1944 г.

Допрос начат в 17 час. окончен в 2 час 30 м. 2/III

Вопрос. На одном из предыдущих допросов вы показали о своей попытке создать литературный кружок. Где вы мыслили создать этот кружок?

Ответ. У себя дома или же у своих товарищей.

Вопрос. С какой целью вы пытались создать литературный кружок в домашних условиях?

Ответ. Научиться самостоятельно работать над вопросами теории и истории литературы.

Вопрос. Творческие семинары в институте существовали?

Ответ. Да.

Вопрос. Почему же вы не использовали их для самостоятельной работы над собой?

Ответ. Семинар под руководством Сельвинского, в котором я был, с начала войны не работал. Семинар Асеева меня не удовлетворял. По этой причине я решил создать литературный кружок вне стен института.

Вопрос. На творческих семинарах вы боялись высказывать свои антисоветские убеждения. Более подходящим местом для этого вы считали литературный кружок в домашних условиях. Так обстояло дело?

Ответ. Создавая литературный кружок, антисоветских целей я не преследовал.

Вопрос. Что же вы практически предприняли для осуществления своего намерения?

Ответ. В апреле 1943 года я создал литературный кружок, который существовал не больше месяца. Из-за отсутствия активности у членов этого кружка он распался.

Вопрос. Кто принимал участие в работе кружка?

Ответ. В литературный кружок входили следующие лица:

1. Я — Белинков

2. Штейн Борис

3. Рысс Марианна

4. Рашеева Надя

5. Михальчи Аня

6. Натан Лида

 

Причем Михальчи была на занятиях кружка только один раз, а Натан вовсе не была. Кроме того, один или два раза на собрании кружка был Ингал и два раза Шенгели — преподаватель нашего института.

Вопрос. По какому принципу вы подбирали участников кружка?

Ответ. Специального подбора состава кружка я не делал. В него вошли главным образом близкие мои товарищи Рашеева, Штейн и Рысс. Михальчи и Натан были приглашены мной по той причине, что они занимаются западно-европейской литературой.

Вопрос. С этими лицами вас объединяла общность антисоветских взглядов. Почему об этом умалчиваете?

Ответ. Антисоветски настроенными указанных лиц я не считал и не считаю.

Вопрос. На предыдущем допросе вы показали, что ваши антисоветские взгляды на литературу разделяла Рашеева. Почему же вы сегодня заявляете о том, что она не была антисоветски настроена?

Ответ. Рашееву я не считал и не считаю антисоветски настроенной, хотя она и разделяла некоторые мои взгляды на литературу. В частности, она согласна была со мной, что литература может развиваться по своим собственным законам вне зависимости от окружающих условий, что литература не вся может быть массовой.

Никаких высказываний в отношении советского строя и его порядков от Рашеевой я не слышал.

2 марта 1944 г.

Допрос возобновлен в 21 час

Вопрос. Вчера на допросе вы назвали ряд лиц, которые принимали участие в работе созданного вами литературного кружка. Всех ли вы назвали участников этого кружка?

Ответ. Всех.

Вопрос. Лешковцев Владимир принимал участие в работе вашего кружка?

Ответ. В работе созданного мною кружка Лешковцев участия не принимал.

Вопрос. Почему же?

Ответ. Лешковцев является студентом физико-математического факультета МГУ и литературной деятельностью не занимается. По этой причине он и не был членом организованного мною кружка.

Вопрос. Вы знали о том, что Лешковцев сам является руководителем кружка?

Ответ. О том, что Лешковцев является руководителем круж

 

ка, я слышу впервые. Но по приглашению Лешковцева в ноябре-декабре 1943 года я зашел к нему на квартиру, где, кроме самого Лешковцева, были следующие лица: Смирнов Евгений, его жена Мацкевич Елена, молодой парень по имени Лев и еще один молодой парень, которого я совершенно не знаю. Всем нам собравшимся Лешковцев рассказывал о метагенетических лучах. После рассказа Лешковцева все мы разошлись. Лично я пошел в Консерваторию.

Был ли это кружок — сказать затрудняюсь.

Вопрос. Вам предлагал Лешковцев сделать доклад о литературе?

Ответ. Специального предложения со стороны Лешковцева я не получал. Но присутствующие у Лешковцева лица просили меня рассказать им о Восьмой симфонии Шостаковича, которую я успел прослушать в Консерватории. Так как я спешил в этот день, то исполнить их просьбу не смог, пообещав в следующий раз рассказать им что-либо из истории литературы.

Вопрос. Свое обещание исполнили?

Ответ. Нет.

Вопрос. Почему же?

Ответ. Во-первых, этой просьбе я не придавал значения, во-вторых, о ней забыл.

Вопрос. После этого вы бывали у Лешковцева?

Ответ. Нет.

Вопрос. А Лешковцев к вам заходил?

Ответ. Несколько раз был.

Вопрос. С какой целью?

Ответ. Заходил он ко мне как к товарищу.

Вопрос. Лешковцев вам рассказывал о предполагаемых докладах на собраниях созданного им кружкам?

Ответ. Об этом Лешковцев меня не информировал. Но я знаю, что Смирнов Евгений должен был делать доклад о молодом человеке. Сделал ли он доклад на эту тему — не знаю.

Вопрос. С тезисами доклада Смирнова вы знакомились?

Ответ. Не помню.

Вопрос. Смирнов и Мацкевич присутствовали на собраниях созданного вами литературного кружка?

Ответ. Нет.

Вопрос. Сколько раз собирался созданный вами кружок?

Ответ. Три раза.

Вопрос. Когда это было?

Ответ. Первое собрание кружка состоялось в середине апреля 1943 г. На нем присутствовали: я — Белинков, Штейн Борис, Рысс Марианна, Рашеева Надя и Михальчи Анна. На этом собрании я сделал вступительное слово о характере работы кружка, о нашей тематике. Председателем кружка присутствующие избрали меня, а секретарем Марианну Рысс. Второе собрание кружка

 

 

состоялось в конце апреля 1943 г. Присутствовали: я — Белинков, Штейн Борис, Рысс, Рашеева и Ингал Георгий, который прочел свою пьесу «Алиса Ванье». Для обсуждения этой пьесы мы собрались через день после ее читки.

На следующих двух собраниях кружка выступал поэт Шенгели. Он читал стихи. Кроме меня — Белинкова, присутствовали:

Штейн Борис, Рысс, Михальчи, Рашеева и Ингал. После этих собраний кружок распался.

Вопрос. Вы пытались возродить работу кружка?

Ответ. Нет.

Вопрос. Эльштейн читал свой роман у вас на квартире?

Ответ. Да, Эльштейн у меня на квартире читал свой роман «Одиннадцать сомнений». Это было в начале декабря 1943 года.

Вопрос. Кто во время этой читки присутствовал?

Ответ. Кроме меня присутствовали: Штейн, Лацис, Грановская Фаина, автор романа Эльштейн, член комитета ВЛКСМ института Каменкова-Павлова Ольга. После чтения состоялось небольшое обсуждение романа.

Вопрос. Еще подобные сборы были у вас на квартире?

Ответ. Были неоднократно. У меня почти ежедневно бывали как студенты Литературного института, так и отдельные студенты МГУ, в частности Грановская Фаина. Дело в том, что я, вследствие болезни, очень редко бывал в институте. Поэтому ко мне заходили мои товарищи и мы вели беседы на литературные темы.

Вопрос. Иными словами кружок существовал?

Ответ. Кружок больше не существовал, и я не пытался его возрождать. В этот период времени обсуждался вопрос о моем поведении в комсомольской организации института и мне было не до кружка. Что же касается посещений моей квартиры отдельными студентами института, то они были вызваны тем, что я был болен и находился дома. К тому же моя квартира находится через дом от института.

14 марта 1944 г.

Допрос начат в 21 час 15 м.

Допрос окончен в 2 ч. 25 м. 15/III

Вопрос. В чем вы признаете себя виновным?

Ответ. На предыдущих допросах я признал и сейчас признаю себя виновным в том, что я, начиная с 1941 года и до дня своего ареста, написал ряд антисоветских произведений, а также высказывал свои антисоветские взгляды Рашеевой Надежде Александровне.

Вопрос. Кто она такая?

Ответ. Рашеева Н. А., 1923 года рождения, уроженка города Харбин; русская или еврейка, точно сказать не могу, гр-ка СССР,

 

член ВЛКСМ, студентка Литературного института Союза Советских писателей, проживает М. Бронная, дом № 44/15, кв. 4.

Вопрос. Как давно вы ее знаете?

Ответ. Познакомился я с Рашеевой в 1938 году через Николая Роликова, своего соученика по 125 средней школе Советского района, у нее на квартире. С весны 1943 года Рашееву я знал как студентку Литературного института, в котором учился и я.

Вопрос. Какие у вас с Рашеевой были взаимоотношения?

Ответ. Дружеские. Между нами ссор и неприязненных отношений не было.

Вопрос. Как часто вы встречались с Рашеевой?

Ответ. Начиная с 1938 года и вплоть до дня моего ареста за исключением периода ее пребывания с октября 1941 по зиму 1943 г. в эвакуации в гор. Свердловске, я с Рашеевой встречался у себя и у нее на квартире 2-3 раза в неделю. Реже видел я ее в институте.

Вопрос. Что вас с Рашеевой сближало?

Ответ. Дружба и с весны 1943 года общность антисоветских взглядов.

Вопрос. Вам Приходилось слышать со стороны Рашеевой разговоры, направленные против Советской власти?

Ответ. На этот вопрос я затрудняюсь ответить.

Вопрос. Почему?

Ответ. Рашеева в антисоветских беседах со мной не высказывала своего мнения по тем или иным моим антисоветским суждениям, а всегда заявляла, что она со мной согласна.

Вопрос. Изложите свои антисоветские взгляды, которые вы высказывали Рашеевой.

Ответ. Весной 1943 года на квартире Рашеевой я последней прочел свой антисоветский роман «Черновик чувств». Этот роман ей очень понравился. Тогда же я Рашеевой говорил о том, что якобы в СССР нет настоящей, литературы, отображающей действительное положение в стране, что советский режим не позволяет писателям публиковать такие произведения, которые бы шли вразрез с официальной точкой зрения Советского правительства в вопросах искусства. В искусстве, говорил я, главное — форма, а не содержание. При этом я клеветал на советскую демократию, утверждая, что у нас нет свободы слова и печати. Говоря об этом, я всячески восхвалял буржуазно-демократические государства, заявляя, что там якобы люди пользуются действительными свободами, могут высказываться о том, о чем они думают. Летом 1943 года у себя на дому Рашеевой я говорил о том, что после войны должна произойти перемена в советской литературе. На смену марксистским взглядам на литературу придет мною задуманная «теория» необарокко.

Вопрос. Что это за теория?

Ответ. Это новое направление в литературе — необарокко.

 

Сущность этой теории сводится к проповеди аполитичности в искусстве. Отрицание влияния на развитие искусства общественных событий. В искусстве, заявлял я, главное — форма, а не содержание. Марксизм, как я утверждал, устарел и стал ненужным. По моим глубоким убеждениям люди в СССР живут в страшное время. Нас окружает якобы тягостная социалистическая действительность.

Вопрос. Когда вы задумали эту теорию?

Ответ. Летом 1943 года.

Вопрос. Кто в этом вам помогал?

Ответ. Никто.

Вопрос. Так ли это ?

Ответ. Да, так.

Вопрос. Рашеева разделяла вашу теорию необарокко?

Ответ. Да, разделяла, но своих мнений не высказывала.

Вопрос. Еще какие антисоветские разговоры вы вели с Рашеевой?

Ответ. Больше никаких.

15 марта 1944 г.

Допрос начат в 21 час. Допрос окончен в 24 часа

Вопрос. На допросе от 10 февраля 1944 года вы назвали ряд лиц, которым давали читать свой антисоветский роман «Черновик чувств» и, в частности, назвали некого Долгина Юлиана. Кто такой Долгин и с какого времени вы с ним знакомы?

Ответ. Долгин Юлиан, отчества не знаю, студент Московского государственного педагогического института. Познакомила меня с ним Рашеева Н. А. в октябре 1943 года у меня на квартире.

Вопрос. Как часто вы встречались с Долгиным с октября месяца 1943 года по день вашего ареста?

Ответ. Долгин раз пять был у меня на квартире. Один раз в декабре 1943 года видел я его на ул. Воровского около Клуба писателей. В середине декабря 1943 года мы с Долгиным виделись на похоронах Тынянова Ю. Н. И незадолго до самого ареста в январе 1944 года я два раза встречал Долгина на квартире Рашеевой.

Вопрос. Долгин являлся вашим единомышленником по антисоветской работе?

Ответ. Нет.

Вопрос. Антисоветские разговоры с Долгиным вы вели?

Ответ. Да, вел.

Вопрос. Какие, когда и где?

 

Ответ. В начале зимы 1943 года у себя на квартире Долгину сообщил, что я создал «теорию необарокко».

Вопрос. Конкретно что именно вы ему сообщили об этой своей «теории»?

Ответ. Долгину я рассказал, что я создал «теорию необарокко», отрицающую современную советскую художественную литературу и доказывающую, что литература находится якобы независимо от социально-экономической действительности. По этой моей «теории» литература должна быть аполитична. В литературе, говорил я, главное форма, а не содержание.

Вопрос. Как на это реагировал Долгин?

Ответ. Отрицательно. С моей теорией «необарокко»^* Долгин согласен не был.

Вопрос. Какие еще антисоветские разговоры вы вели в присутствии Долгина?

Ответ. В декабре 1943 года также у себя на дому Долгину в присутствии наших общих знакомых Эльштейна и Рашеевой я говорил, что книга Зощенко «Перед восходом солнца» подверглась жесткой и, как мне казалось, несправедливой критике. Говоря об этом, я ядовито заметил — судите сами, о какой же свободе печати может идти речь в советских условиях.

Вопрос. Как отнеслись к этому Долгин, Эльштейн и Рашеева?

Ответ. Как мне тогда казалось, они на это мое антисоветское высказывание не обратили внимания. Во всяком случае мне с их стороны ничего сказано не было.

28 марта 1944 г.

Допрос начат в 10 час. 50 м.

Допрос окончен 15 час. 45 м

Вопрос. Вы знакомы с фохтом?

Ответ. Да, Фохта Бориса Александровича я знаю.

Вопрос. Кто он такой?

Ответ. Немец, профессор философии.

Вопрос. Как давно вы его знаете?

Ответ. С Фохтом я познакомился осенью 1943 года.

Вопрос. Где?

Ответ. В Литературном институте меня с ним познакомила Рашеева Надежда Александровна.

Вопрос. Кто она такая?

Ответ. Студентка Литературного института Союза Советских писателей. На допросе от 14 марта 1944 года я дал подроб-

 

 

ные показания и рассказал о своих взаимоотношениях с Рашеевой и о тех антисоветских разговорах, которые я вел с ней.

Вопрос. Расскажите об обстоятельствах вашего знакомства с Фохтом.

Ответ. Осенью 1943 года я зашел в Литературный институт, с тем, чтобы встретиться там с Рашеевой Н.А.

Вопрос. Какая была цель этой вашей встречи с Рашеевой?

Ответ. Особой цели у меня не было. С Рашеевой я встречался как с хорошим своим товарищем, занимавшимся в Литературном институте, в котором в 1943 году я сдавал государственные экзамены.

Вопрос. Продолжайте свои показания.

Ответ. Через несколько минут после моего прихода в Литературный институт начался перерыв занятий, и я увидел, как из аудитории вышел лектор, следом за ним вышли студенты, в том числе и Рашеева.

Я спросил у Рашеевой, кто этот человек, вышедший из аудитории, и она мне сказала, что это их новый профессор логики — Фохт Борис Александрович.

Вопрос. Что Рашеева в этот раз рассказала вам о Фохте?

Ответ. Ничего особенного. На мой вопрос, хорошо ли читает Фохт лекции, Рашеева мне ответила, что он очень хороший ученый и очень интересный человек и что, кроме того, у него дома имеется превосходная библиотека. Желая ознакомиться с библиотекой Фохта, я тут же попросил Рашееву познакомить меня с ним, что она и сделала.

Вопрос. Как это произошло?

Ответ. Когда прозвенел звонок на лекцию и Фохт направился к аудитории, Рашеева представила меня последнему и заявила, что я являюсь ее хорошим знакомым, дипломником Литературного института, желаю с ним познакомиться, и тут же я с Фохтом поздоровался за руку.

Вопрос. О чем вы с ним разговаривали?

Ответ. Я поинтересовался у Фохта его библиотекой, на что он мне ответил, что если меня его библиотека интересует, я могу договориться с Рашеевой и прийти к нему на дом посмотреть его библиотеку. На этом разговор с Фохтом был у меня закончен. Он пошел в аудиторию читать лекцию, я вернулся домой.

Вопрос. Вы были на квартире у Фохта?

Ответ. Да, был вместе с Рашеевой.

Вопрос. Расскажите об этом более подробно,

Ответ. Через несколько дней после состоявшегося знакомства я вновь встретился с Рашеевой.

Вопрос. Где?

Ответ, У себя на дому или в Литературном институте, точно не помню. При этой встрече мы договорились о совместной поездке на квартиру к Фохту.

 

Вопрос. А в этот раз Рашеева что-либо рассказала вам о Фохте?

Ответ. Рашеева сообщила мне, что Фохт часто устраивает у себя на квартире сборища — преимущественно из студентов, каких учебных заведений — она не сказала, и что на этих сборищах, или, как она сказала, «семинарах» под руководством Фохта читается книга Канта в подлиннике.

Вопрос. Откуда об этом Рашеевой известно?

Ответ. Рашеева мне сказала, что она сама является участницей сборищ.

Вопрос. Рашеева называла вам фамилии лиц, принимавших участие в сборищах на квартире Фохта?

Ответ. Нет, не называла, и я ее об этом не спрашивал.

Вопрос. О содержании разговоров, происходивших на этих сборищах, Рашеева вам рассказывала?

Ответ. Нет, не рассказывала.

Вопрос. Какова была цель этих сборищ?

Ответ. Изучать в подлиннике Канта.

Вопрос. Кто был инициатором этого?

Ответ. По словам Рашеевой, — профессор Фохт.

Вопрос. Какую при этом преследовал Фохт цель?

Ответ. Этого я не знаю.

Вопрос. Кто Рашееву втянул в эти сборища?

Ответ. Не знаю.

Вопрос. А разве Рашеева вам об этом не говорила?

Ответ. Нет, не говорила.

Вопрос. С какого времени Рашеева стала посещать эти сборища?

Ответ. Этого она мне не сказала.

Вопрос. А вы у нее спрашивали?

Ответ. Нет, не спрашивал.

Вопрос. С какой целью Рашеева сообщила вам об этих сборищах?

Ответ. Говоря об этих сборищах, Рашеева предложила мне стать постоянным посетителем их.

Вопрос. Вы дали на это свое согласие?

Ответ. Нет, я заявил Рашеевой, что специально Кантом не интересуюсь, но что к Фохту на дом поеду с тем, чтобы познакомиться с его библиотекой.

Вопрос. Когда вы были на квартире у Фохта?

Ответ. Вскоре после вышеизложенного моего разговора с Рашеевой.

Вопрос. Точнее, когда это было?

Ответ. Осенью 1943 года.

Вопрос. Назовите домашний адрес профессора Фохта.

Ответ. Забыл. Ехал я на дом к Фохту вечером вместе с Рашеевой и сейчас затрудняюсь вспомнить его домашний адрес.

 

Вопрос. Чем вы с Рашеевой занимались на квартире у Фохта?

Ответ. По приезде к Фохту мы застали на квартире последнего двух юношей и двух девушек, мне неизвестных, читающих под руководством Фохта книгу Канта «Критика чистого разума» в немецком подлиннике.

Спустя некоторое время после нашего приезда в комнату вошли еще двое молодых людей, также мне неизвестных, которые приняли участие в чтении Канта. В этом чтении активное участие принимала и Рашеева.

Вопрос. А вы?

Ответ. Я слушал.

Вопрос. Как долго продолжалось чтение?

Ответ. Не больше одного часа.

Вопрос. А потом?

Ответ. Я с Рашеевой и еще кто-то вышли от Фохта.

Вопрос. А остальные?

Ответ. Остальные остались.

Вопрос. Назовите фамилии лиц, принимавших в этот раз участие в чтении книги Канта на квартире Фохта.

Ответ. Не знаю. С ними меня никто не знакомил и после этого я с ними никогда не встречался.

Вопрос. Вы лично с Фохтом у него на квартире разговаривали?

Ответ. Нет, не разговаривал.

Вопрос. Почему?

Ответ. Он был занят чтением Канта, и я считал для себя неудобным с ним разговаривать о каких-либо посторонних вещах.

Вопрос. С библиотекой Фохта вы ознакомились?

Ответ. Нет.

Вопрос. Выше вы показали, что к Фохту вы ехали специально для ознакомления с его библиотекой, что вам мешало ознакомиться с последней?

Ответ. У Фохта, как я уже сказал, были неизвестные для меня лица, с которыми он был занят, и я считал для себя неудобным просить его ознакомить меня с его библиотекой.

Вопрос. Когда еще вы были на квартире у Фохта?

Ответ. Больше на квартире у Фохта я никогда не был.

Вопрос. А Рашеева?

Ответ. Не знаю.

Вопрос. Разве она вас в другой раз не приглашала на квартиру к Фохту?

Ответ. Нет, не приглашала.

Вопрос. А с Фохтом вы после этого встречались где-либо?

Ответ. Да, один раз зимой 1943 года я встретил Фохта около Литературного института Союза Совет писателей, поздоровался, но ни в какой разговор в этот раз я с ним не вступал.

 

После этого я с Фохтом нигде и никогда не встречался.

Вопрос. Вы явно скрываете свою антисоветскую связь с Фохтом и участниками сборищ, устраиваемых на квартире последнего. Следствие еще вернется к этому вопросу и потребует от вас более подробных показаний.

8 апреля 1944 г.

Начало допроса в 10 час. 30 м.

Допрос окончен в 21 час. 50 м

Вопрос. Как давно вам известен студент Литературного института Эльштейн?

Ответ. Эльштейна Генриха Натановича — студента-выпускника Литературного института ССП СССР я знаю с января 1943 года. Наше знакомство состоялось на квартире моей приятельницы Черняк Иссы — студентки 3-го курса филологического факультета МГУ. Придя однажды в январе 1943 года к ней в гости, я застал Эльштейна, с которым там и познакомился. У Черняк с Эльштейном в течение зимы 1943 года я встречался несколько раз. Позже, весной 1943 года, встретив Эльштейна в Литературном институте ССП, я узнал, что он из МГУ перешел на критическое отделение этого института. Затем с Эльштейном я стал встречаться значительно чаще. Это было или в Литературном институте, или у моих знакомых Черняк и Михальчи.

Летом 1943 года Эльштейн впервые был у меня на квартире. И с этого времени стал посещать меня довольно часто.

Вопрос. Что служило поводом для его посещений?

Ответ. Главным образом наши литературные беседы, а также привлекала его моя библиотека, которая не только для него имела притягательную силу. А так как книг на дом я никому не давал, то мои приятели, пользуясь библиотекой, очень часто проводили время у меня на квартире. В том числе был и Эльштейн.

Вопрос. Охарактеризуйте Эльштейна подробнее.

Ответ. Несмотря на то, что Эльштейн очень часто бывал у меня, я никогда у него на квартире не был. С его слов мне известно, что у него больная мать, что он с ней в неважных отношениях. В то же время о его прошлом я ничего не знаю.

Из моих наблюдений я убедился, что Эльштейн весьма способный человек, очень любит литературу, но учился в то же время неважно — видимо, потому, что не умеет организовать дисциплину своего труда.

Вопрос. Эльштейн часто присутствовал на ваших антисоветских сборищах?

Ответ. В то время, когда мною был организован литературный кружок и его сборища происходили в моей квартире, Эльштейн находился вне Москвы. Он был или в деревне, или на лесо-

 

заготовках и потому на этих сборищах не присутствовал. Однако, бывая у меня осенью 1943 года и зимой 1944 года довольно часто, он встречался с моими знакомыми и принимал участие вместе с ними в чтении и обсуждении разных наших литературных произведений.

Раза три-четыре Эльштейн в 1943 году присутствовал и принимал участие в обсуждении моего романа «Черновик чувств» антисоветского содержания.

Приблизительно в октябре 1943 года Эльштейн два раза читал у меня начало своего романа под названием «Одиннадцать сомнений».

Вопрос. Содержание этого романа антисоветское?

Ответ. Я считаю, что содержание романа «Одиннадцать сомнений», — в той части, насколько я с ним знаком, — не является антисоветским. Однако, должен отметить, что некоторые высказывания автора (Эльштейна), выдаваемые за марксистские, — таковыми на самом деле не являются и противоречат марксизму.

Вопрос. Эльштейн свои антисоветские взгляды вам высказывал?

Ответ. Нет, не высказывал.

Вопрос. А вы с ним своими антисоветскими взглядами делились?

Ответ. Да, и неоднократно.

Вопрос. В какой обстановке?

Ответ. Это было главным образом в присутствии Рашеевой, Лациса, Штейна, Ингала, Саппак и других моих знакомых — в моей квартире.

Вопрос. Воспроизведите конкретные факты ваших антисоветских высказываний в присутствии Эльштейна.

Ответ. Высказывая свои антисоветские взгляды по целому ряду вопросов в присутствии Эльштейна, я неоднократно говорил, что литература должна быть оторванной от действительности и не зависеть от нее, что действительность, мол, не влияет на литературу и литература в свою очередь не влияет на действительность.

Литература, как я утверждал, должна развиваться по своим собственным, свойственным ей законам, не зависимым от действительности и социальной среды.

В его же присутствии я неоднократно говорил, что все то, что сейчас происходит в советской литературе, противоречит чисто литературной необходимости и многое, что делают писатели К. Симонов, Алигер, Жаров, Уткин, Корнейчук, Ванда Василевская, Горбатов и другие, будто бы делают ненужное и вредное для литературы дело, исходя в своих произведениях не из «литературной необходимости», а из необходимости служения существующей действительности. В присутствии Г. Н. Эльштейна я

 

говорил также, что являюсь противником марксизма и придерживаюсь главным образом взглядов «Марбургской школы» Канта и Бергсона.

Вопрос. Как реагировал Эльштейн на эти и подобные им ваши антисоветские высказывания?

Ответ. Эльштейн во многом со мной не соглашался и любил подчеркивать, что является сторонником марксистских мировоззрений. В то же время, в процессе наших таких разговоров, Эльштейн в разное время высказывал свои взгляды, явно расходящиеся с его утверждениями.

Вопрос. В чем они выражались?

Ответ. Эльштейн в октябре-ноябре 1943 года говорил мне о том, что советская литература переживает очень тяжелый период и находится в состоянии художественного упадка. Что творчество многих советских писателей будто бы зависит скорее от меркантильных причин, чем от художественных замыслов. Что многие писатели пишут стихи и прозу не потому, что так диктовала им их художественная необходимость, а потому, что это оказалось во всех отношениях более выгодным.

Такие его взгляды особенно ярко выделились в то время, когда Эльштейн начал писать книгу под названием «Одиннадцать сомнений». Содержание этой книги таково, которое не только не служит на пользу существующей действительности, но наоборот, противоречит его взглядам и воззрениям, которые Эльштейн любил выдавать за чисто марксистские.

Вопрос. Он вам объяснял, почему именно назвал свое произведение «Одиннадцатью сомнениями»?

Ответ. Я этим вопросом интересовался и спрашивал Эльштейна. Прямого ответа он не дал, но заявил, что все будет понятно из последующего текста.

Вопрос. Что же вы поняли?

Ответ. Эльштейн прежде всего под «сомнениями», видимо, подразумевал отдельно взятую главу своего романа, так как он говорил, что роман будет состоять из одиннадцати таких глав, или, как он их называл, «сомнений». Всего он нам прочитал приблизительно три с половиной «сомнения». Во-первых, я обратил внимание на страшную композиционную сумбурность, па сплошной поток всевозможных наблюдений, высказываний, мнений, — что это скорее всего можно отнести к жанру дневника, чем романа. Одновременно с этим я обратил внимание на то, что Эльштейн, несмотря на неоднократные заявления о своем полном согласии с существующей действительностью и марксистскими взглядами, допустил в этом романе ряд явных расхождений с марксистским учением.

Прежде всего, содержание романа «Одиннадцать сомнений» безусловно оторвано от существующей действительности. Эльштейн изображает в этом романе молодого человека-интелли-

 

гента, страшного скептика и индивидуалиста, оторванного от современной действительности, недовольного окружающей действительностью, но в то же время будто бы являющегося сторонником этой действительности. По замыслу Эльштейна, герой его романа «Одиннадцать сомнений», желая написать книгу о современном молодом человеке, вдруг обнаруживает, что между его намерением и окружающей действительностью лежит для него непроходимая пропасть.

Герой романа, по замыслу Эльштейна, будто бы должен иметь хорошие намерения, а в реальности это получается не так. Получилось то, что его герой недоволен и тяготится существующей действительностью. Всех людей, например, окружающих его, он считает не чем иным, как подлецами.

Писателей и литературу он считает никуда негодными; что литература заставляет мыслить людей одинаково, а он хочет, чтобы они мыслили по-разному. Дальше он делает вывод, что будто бы весь мир плохо устроен, что человек в нем не может делать то, что ему хочется, и не может свободно проявлять свою волю.

Вопрос. Это также взгляды и самого Эльштейна?

Ответ. Поскольку во время наших разговоров Эльштейн высказывал свою точку зрения о том, что необходимо одновременное существование целого ряда самых разнообразных эстетических концепций, в том числе и явно враждебных марксизму, — следовательно, несмотря на подчеркивание того, что он стоит на марксистских позициях, Эльштейн, излагая антисоветские взгляды устами героя «Одиннадцати сомнений», тем самым, я считаю, — излагает и свои взгляды.

Вопрос. Эльштейн вам об этом так и говорил?

Ответ. Этот вывод я делаю на основании содержания его романа «Одиннадцать сомнений», а также на основании отдельных его антисоветских высказываний.

Вопрос. Только ли перечисленными фактами ограничивается антисоветская работа Эльштейна?

Ответ. Этого я не утверждаю. Я показал только то, что мне известно и что в состоянии был припомнить.

Вопрос. Связи Эльштейна вам известны?

Ответ. Эльштейн знает всех моих знакомых по Литературному институту.

Вопрос. Кто присутствовал при его антисоветских высказываниях?

Ответ. В разное время при этом присутствовали Рашеева Надежда Александровна, Лацис Александр, Черняк Исса, Штейн Борис, Михальчи Анна, Грановская Фаина.

Вопрос. Кому из писателей Эльштейн показывал свои «Одиннадцать сомнений»?

Ответ. Эльштейн говорил, что показывал свой роман дирек

 

тору Литературного института — Федосееву Гавриилу Сергеевичу, которому будто бы он понравился.

Показывал ли Эльштейн кому-либо из писателей, я не знаю.

Допрос прерван.

12 апреля 1944 г.

Начало допроса в 10 час. 30 м

Допрос окончен в 17 час.

Вопрос. На какой почве произошло ваше сближение с писателем Шкловским В.Б.?

Ответ. В конце мая или в начале июня 1943 года я, как оканчивающий Литературный институт ССП СССР и готовящийся к защите дипломной работы, должен был получать литературную консультацию по своему дипломному роману «Черновик чувств» у одного из крупных писателей. Выбор в данном случае зависел целиком от меня, и я решил с этой целью обратиться к писателю Шкловскому Виктору Борисовичу. В этом выборе мною руководили два мотива. Первый — это то, что я собирался заниматься не только в области художественной литературы, но и в области теории литературы. И второе то, что мои воззрения в этот период более соответствовали воззрениям на литературу Шкловского, Тынянова и Эйхенбаума, нежели других писателей.

Вопрос. Все трое, как известно, были вожаками формализма в литературе. Вас эти их воззрения сближали?

Ответ. Шкловский, Тынянов и Эйхенбаум меня привлекали главным образом как наиболее ярко выраженные представители формализма в прошлом.

Из этих вожаков формализма я симпатизировал больше всего Шкловскому.

Вопрос. Но формализм уже давно был осужден марксистской критикой как враждебное существующей действительности и социалистическому реализму течение в литературе. Вас и это сближало?

Ответ. Да, формализм я считал наиболее приемлемым для себя течением в литературе и из этого исходил в своих взглядах и литературном творчестве.

Вопрос. В чем выражались эти взгляды?

Ответ. Во-первых, я исходил из формулы Канта о том, что будто бы прекрасное есть то, что нравится и не зависит от смысла. И далее, придерживался взгляда на форму, как единственную реальность художественного произведения. Эти два обстоятельства были в моих убеждениях главенствующими. Я, вопреки социалистическому реализму, стал утверждать, что в художественном произведении форма должна преобладать над содержанием,

 

что художественное произведение строится не на единстве формы и содержания, а на включении содержания в ряд остальных компонентов, образующих художественное произведение (тема, идея, рифма, эпитет, метафора и т.д.). Считал, что искусство и общество развиваются независимо одно от другого, и подобно тому, как художественное произведение не зависит от внешних условий, точно так же, мол, и художественное произведение не влияет на окружающую среду. В связи с этим — также в противоположность социалистическому реализму — историю искусств я рассматривал как историю стилей, утверждая, что стиль есть категория только литературная, независимая от окружающей среды и действительности, и, что он периодически повторяется не в качестве отражения реальной действительности, а по закону реакции. Я утверждал далее, что будто бы искусство развивается вне зависимости от окружающей действительности и подразумевает абсолютное совершенство формы.

В связи с этим целый ряд советских писателей мною резко осуждались за подчинение ими своего творчества и службу окружающей действительности. При этом я говорил, что окружающая действительность не должна вмешиваться в творчество и они, мол, должны работать, исключительно подчиняясь законам, свойственным только литературе, независимым от окружающей среды и действительности. Комплекс подобных установок, глубоко уходящих своими корнями в формалистические взгляды на искусство, и порождали у меня те антисоветские взгляды на советскую литературу и действительность, которые я в кругу своих единомышленников пропагандировал и которые по коренным вопросам сближали меня с взглядами формалистов.

Эти мои взгляды прежде всего и послужили причиной тому, что консультантом для своей дипломной работы я избрал писателя Шкловского. Его произведения я читал почти все без исключения, и Шкловский был моим любимым писателем, хотя лично я с ним знаком не был.

Вопрос. Как состоялось ваше с ним знакомство?

Ответ. После предложения мне избрать для себя руководителей над дипломной работой по своему усмотрению, твердо решив остановить свой выбор на Шкловском, я обратился с этим вопросом к директору Литературного института проф. Федосееву и попросил прикрепить меня к Шкловскому. Через несколько дней, дав мне положительный ответ, он вручил одновременно с этим письмо, с которым велел обратиться непосредственно к Шкловскому. Поскольку перед тем, как запечатать конверт с письмом, Федосеев ознакомил меня с содержанием этого письма, я знал, что дирекция института обращалась к Шкловскому с просьбой взять на себя руководство и консультацию над моей дипломной работой — романом «Черновик чувств». В письме также указывалось, что эта консультация соответствующим образом будет оплачиваться.

 

Зайдя два раза с этим письмом на квартиру к Шкловскому и не застав оба раза его дома, я понял, что таким путем маловероятно, чтобы я его скоро встретил, решил просто написать ему записку и просить, чтобы он принял меня по личному делу. Эту записку я оставил у вахтера при входе в Клуб писателей, надеясь, что это как-то ускорит встречу. Через несколько дней, находясь в Клубе писателей, я совершенно случайно встретился с Шкловским, который в это время как раз читал мою записку, вероятно, переданную ему незадолго перед этим. Я спросил у Шкловского разрешения встретиться с ним. Он предложил мне зайти к нему через несколько дней на квартиру.

Вопрос. Вы это сделали?

Ответ. Да, я вскоре посетил его на квартире по Лаврушинскому пер., д. 17/19, кв.47.

Вопрос. Покажите об этом подробнее.

Ответ. Первое мое посещение Шкловского оказалось весьма кратким, так как у него вернулся с фронта сын и он просил меня зайти на следующий день. Правда, в этот раз я передал ему письмо от дирекции Литературного института относительно меня, и он, выразил согласие со мной работать в том случае, если его заинтересует мой роман «Черновик чувств». Он предложил мне принести его. Что я на следующий день и сделал. Шкловский обещал прочесть его, дать свой отзыв, внести соответствующие коррективы, а также указать дальнейший план работы над романом.

В этот раз Шкловский просил меня позвонить ему через несколько дней, что я и сделал. Но роман им прочитан еще не был и опять он просил позвонить через несколько дней. Я позвонил, но в этот раз «Черновик чувств» по-прежнему им прочитан еще не был. Наконец, в третий раз, когда я ему позвонил, оказалось, что роман он прочитал и в разговоре по телефону Шкловский сообщил мне ряд своих соображений касательно романа. Однако ввиду того, что по телефону всего сообщить было нельзя, он назначил мне свидание па другой день у себя дома.

На другой день, явившись к Шкловскому, я захватил с собой второй экземпляр романа «Черновик чувств», аналогичный тому, какой был в это время у него. Перед тем, как начать работу над романом, мы договорились относительно технического оформления нашей работы. Была заведена ведомость, где Шкловский расписывался после каждой консультации. Затем мы перешли к работе над текстом романа.

Вопрос. Как долго она продолжалась?

Ответ. В течение полутора месяцев Шкловский дал мне, примерно, десять консультаций.

Вопрос. Как протекали эти консультации?

Ответ. Во время этих консультаций работа над «Черновиком чувств» как над дипломным романом, т.е. исправление текста — отодвинулась на второй план. И главной темой наших бесед, ко-

 

торые затем превратились в споры, стали вопросы теории литературы. Эти споры оказались для меня неожиданными. Во-первых, потому, что отличие формализма от «необарокко» оказалось более значительным, чем я мог предположить; а во-вторых, потому, что я не предполагал, что Шкловский, в прошлом идеолог формализма, сам мне будет доказывать неправильность многих своих прежних взглядов. Хотя отдельные воззрения из области формализма у него и оставались.

Когда Шкловскому стала ясна моя концепция о «необарокко», он мне сказал, что «все это очень печально и главным образом потому, что вы переплюнули самых оголтелых формалистов. И что я (Шкловский) никогда не позволял себе таких дикостей, какие позволили вы».

Вопрос. Известно, что Шкловский враждебно настроен к существующей действительности и длительное время проводил антисоветскую работу. Известно также, что с определенного периода ваши отношения с ним имели такой же характер.

На очередном допросе предлагаем приступать к откровенным и правдивым показаниям об этом.

Допрос прерван.

17 апреля 1944 г.

Начало допроса в 12 час. 30 м.

Допрос окончен в 17 час. 10 м.

Вопрос. Назовите близкие связи вашего отца.

Ответ. Из числа близких знакомых моего отца — Белинкова Виктора Лазаревича — я могу назвать только Жагерновского и Матлина. Этих лиц я видел приходившими к моему отцу и находившимися с ним в приятельских отношениях.

Вопрос. Кто такой Жагерновский?

Ответ. Жагерновский Семен Борисович работает в качестве начальника одного из отделов Наркомата легкой промышленности РСФСР.

Вопрос. Как часто Жагерновский посещал вашего отца на дому?

Ответ. За период Отечественной войны Жагерновский был у моего отца не более трех раз.

Вопрос. На какой почве они знакомы?

Ответ. Исключительно на служебной почве.

Вопрос. Что вам известно о Жагерновском?

Ответ. Никаких подробностей о нем мне не известно. Раза два мне с ним приходилось встречаться в гор. Сызрани, в период эвакуации.

Вопрос. Покажите о Матлине.

Ответ. Матлин Иосиф Зиновьевич, также сотрудник Нарком-

 

легпрома РСФСР. Он у нас бывал несколько чаще Жагерновского. Познакомился я с ним в поезде, по дороге в Сызрань.

Вопрос. Как часто Матлин бывал у вашего отца?

Ответ. Матлин был у моего отца приблизительно раз пять. Все эти посещения носили буквально минутный характер, за исключением одного раза, когда мой отец был болен и Матлин приходил с какими-то наркоматскими делами.

Вопрос. Из ваших показаний можно понять, что отец у вас совершенно ни с кем не общался. Так ли это?

Ответ. Кроме названных Матлина и Жагерновского никого из знакомых отца я не знаю.

Вопрос. Неправда. Известно, что связи вашего отца далеко не ограничиваются только названными двумя человеками. Вы и в этом вопросе совершенно не откровенны и не желаете показывать всей правды.

Допрос прерван.

5 мая 1944 г.

Начало допроса в 22 час.

Допрос окончен в 2 час. 30 м

Вопрос. Вы все еще не приступили к откровенным и правдивым показаниям и до сих пор скрываете от следствия основные факты своей злобной антисоветской агитации. Равным образом, в течение длительного времени, вы всячески пытаетесь скрыть вашу организованную вражескую работу. Намерены ли вы прекратить дальнейшее бесполезное запирательство и показывать правду?

Ответ. Я до сих пор показывал правду и намерения что-либо скрывать не имею. Однако показать о своей организованной антисоветской работе я не могу, так как таковую не проводил.

Вопрос. Вы по-прежнему не откровенны и пытаетесь скрывать факты своей антисоветский работы. Учтите, что из этого у вас ничего не выйдет и вы придете к выводу о необходимости показывать все начистоту.

Допрос прерван

13 мая 1944 г.

Начало допроса в 12 час.

Допрос окончен в 17 час. 10 м

Вопрос. Являясь резко враждебно настроенным к коммунистической партии и советской власти, среди своего окружения вы в течение длительного времени проводили антисоветскую работу. Между тем, на следствии, в своих показаниях вы до сих пор еще пытаетесь отделаться буквально пустяками. Предлагаем пре-

 

кратить бесполезное запирательство и показывать о конкретных фактах вашей вражеской работы.

Ответ. Враждебно настроенным к коммунистической партии и советской власти я никогда не был и показывать об этом ничего не могу. На предыдущих допросах о фактах своей антисоветской работы я уже показывал. В частности, я показал, что моя антисоветская работа выражалась в том, что я написал ряд произведений антисоветского содержания, которые распространял в кругу своих знакомых. Одновременно с этим, в кругу тех же своих знакомых я вел антисоветские разговоры. В своих антисоветских высказываниях я утверждал, что в Советском Союзе, в противоположность буржуазно-демократическим странам, якобы отсутствует свобода слова, печати. Касаясь советской литературы, я доказывал, что она идет по неправильному пути, называемому социалистическим реализмом, что такового, дескать, не существует как учения, а он, мол, является «нелепой выдумкой Горького».

Считая себя противником философии марксизма-ленинизма, я утверждал, что она для меня неприемлема, что марксистская формула «бытие определяет сознание» совершенно не правильна, так же как я не считал для себя приемлемой и формулу философов-идеалистов, где сознание является приоритетом над бытием. Я считал, что нужно к философии марксизма внести коренные поправки, в виде принципов учения об условных рефлексах.

Здесь я доказывал, что решение целого ряда философских вопросов должно протекать не только с помощью исторических и социально-экономических факторов, но и с помощью физиологических категорий, что, например, на формирование взглядов и убеждений человека влияет не только и не столько окружающая среда, а в большей мере на это влияет наличие врожденных задатков у индивидуума.

Вопрос. Вы по-прежнему пытаетесь отделаться частичными показаниями о своей вражеской работе и упорно скрываете факты своей антисоветской работы, направленной к подрыву и ослаблению Советской власти. Известно, повторяем, что вы были явным противником существующей в СССР политической системы. Однако об этом здесь до сих пор ничего еще не показываете. Предлагаем показывать правду.

Ответ. Враждебно настроенным к Советской власти я не был и об этом никогда таких взглядов не высказывал. Я клеветнически заявлял, что в Советском Союзе не выполняются принципы демократизма, изложенные в Конституции, что у нас отсутствует свобода слова, печати. Но никогда не говорил, что являюсь противником существующего в СССР строя.

Вопрос. Неправда. Следствию известно, что о своей враждебности к Советской власти вы говорили систематически и разным лицам. Предлагаем показывать об этом.

Ответ. Об этом я никому подобных взглядов не высказывал,

 

и таких людей, которым бы я говорил о своей враждебности к Советской власти, быть не может.

Вопрос. Вам предъявляется выдержка из показаний арестованного Эльштейна Генриха Натановича, где сказано следующее:

«Белинков Аркадий резко антисоветски настроенный человек. Он неоднократно подчеркивал, что является противником Советской власти и вообще всего, связанного с принципами социализма и коммунизма. Белинков не признавал философию марксизма-ленинизма...» Как видите, вы достаточно изобличаетесь в том, что показываете здесь явную неправду. Намерены ли вы приступить к откровенным и правдивым показаниям?

Ответ. Я не отрицаю, что неоднократно и не одному Эльштейну говорил о том, что при Советской власти меня не удовлетворяет вопрос о демократизме, был решительным противником философии марксизма-ленинизма, отрицал коллективизм и стоял на позициях индивидуализма. Однако я никогда не говорил, что являюсь противником Советской власти, и в этой части Эльштейн показывает неправильно.

Вопрос. Какой смысл Эльштейну показывать о вас неправильно?

Ответ. Этого я не знаю. Но причин к этому у Эльштейна, на мой взгляд, быть не могло. Взаимоотношения у меня с ним были совершенно нормальные. Я говорил Эльштейну, что являюсь противником диктатуры пролетариата, что Советская власть породила отсутствие демократических свобод. Больше я ему ничего не говорил, если не считать моих высказываний и взглядов на философию марксизма-ленинизма.

Вопрос. Вы опять пытаетесь изворачиваться и не показываете правду до конца. Учтите, что из этого у вас ничего не выйдет.

Допрос прерван.

30 мая 1944 г.

Начало допроса в 13 час. 10 м.

Вопрос. В какой мере ваш отец был в курсе вашей вражеской работы?

Ответ. Моему отцу — Белинкову Виктору Лазаревичу — известно содержание моего антисоветского стихотворения «Русь 1941 года». Ему также было известно содержание новеллы под названием «Другая женщина» — ее я сам читал ему. Он знал также, что я написал роман «Черновик чувств», но его он не читал. Равным образом мой отец с моих слов знаком с отрывком из стихотворения «Комментарий к заграничной визе», где сказано: «Мы тайно живем в России, с какими-то заграничными паспортами, выданными Обществом друзей Советского Союза»... Больше о фактах моей антисоветской работы отцу ничего не известно.

Вопрос. Так ли это?

 

Ответ. Повторяю, что, кроме перечисленных фактов моей антисоветской работы, отцу больше ничего не известно.

Вопрос. Как реагировал ваш отец на наличие у вас резких антисоветских взглядов?

Ответ. Он решительно возражал против таких моих взглядов.

Вопрос. В чем выражалась его «решительность» в данном случае?

Ответ. Он мне говорил, что я не прав в своих антисоветских взглядах.

Вопрос. Вы говорите неправду. Следствию известно, что дело обстояло несколько иначе, чем вы об этом показываете. Но к этому мы еще вернемся, а сейчас скажите: отец ваш знал, что вы организовали антисоветский кружок?

Ответ. Он об этом ничего не знал.

Вопрос. Вы и здесь пытаетесь уклониться от правдивого ответа. Предлагаем показывать правду.

Ответ. Я показываю правду и повторяю, что отец о содержании кружка, созданного мною летом 1943 года, ничего не знал. Должен также сказать, что кружок антисоветского направления не имел.

Вопрос. Вы по-прежнему показываете явную неправду и скрываете неоспоримые факты вашей враждебной работы.

Допрос прерван в 16 час. 30 м.

7 июня 1944 г.

Начало допроса в 12 час. 50 м.

Допрос окончен в 16 час.

Вопрос. Перечислите написанные вами в разное время литературные произведения, носившие антисоветский характер.

Ответ. За период с лета 1942 года по декабрь 1943 года мною были написаны литературные произведения антисоветского содержания следующие: роман «Черновик чувств», новелла «Другая женщина», стихотворения: «Комментарий к заграничной визе», «Русь, октябрь 1941 года».

Вопрос. Ограничивается ли перечень ваших антисоветских произведений только теми, которые вы назвали выше?

Ответ. К числу моих произведений антисоветского содержания надо отнести стихотворение «Пролог».

Вопрос. Когда вами было написано стихотворение «Пролог»?

Ответ. Это стихотворение мною было написано приблизительно в ноябре-декабре 1941 года. Написано оно было мною по всей вероятности во время пребывания в гор. Сызрани или в Куйбышеве. Но скорее всего это было в Сызрани, так как в Куйбышев я прибыл во второй половине декабря 1941 года.

Вопрос. Значит, ваше утверждение о том, что антисоветские произведения были вами написаны будто бы за период с лета 1942 года по декабрь 1943 года, не соответствует действительности?

 

Ответ. Да, надо признать, что здесь я показал неправильно. Правда, я имел в виду то обстоятельство, что с лета 1942 года антисоветские стихи и прозу я стал писать систематически, а стихотворение «Пролог», хотя оно и антисоветского содержания, но написано было значительно раньше остальных моих подобных вещей, и я о нем просто забыл.

Вопрос. Каким образом вы распространяли содержание ваших антисоветских произведений?

Ответ. Зимой 1942 года «Черновик чувств» я читал на квартире у Рашеевой Надежды Александровны. Присутствовала она одна. Новеллу «Другая женщина» я читал Марианне Рысс у нее на квартире. Что же касается чтения всех вместе взятых моих произведений антисоветского содержания, то это происходило главным образом у меня на квартире. В разное время у себя на дому я читал многим своим знакомым эти произведения. Кроме того, давал часть антисоветских своих произведений читать своим знакомым к ним на дом. «Черновик чувств» по крайней мере читали или слушали мое чтение несколько десятков моих знакомых.

Вопрос. Известно, что свои антисоветские произведения вы пытались протаскивать и в большую аудиторию, в частности на литературных вечерах. Почему вы об этом умалчиваете?

Ответ. Нигде, кроме указанных выше мест, я своих антисоветских произведений не читал. Тем более этого не было на каких бы то ни было литературных вечерах.

На литературных вечерах я со своими произведениями выступал только один раз.

Вопрос. Когда это было?

Ответ. Я выступал со своими стихами на литературном вечере в Литературном институте ССП СССР. Было это приблизительно в августе 1942 года. Тогда я был в числе организаторов этого литературного вечера.

Вопрос. Кто выступал на этом вечере со своими произведениями?

Ответ. Со своими литературными произведениями выступали студенты нашего института. В числе выступавших со своими стихами или прозой были: Воркунова, Куняев, Ингал, Рувунов, Чернецкий и другие, которых я сейчас не помню.

Вопрос. Что вы читали из своих произведений тогда?

Ответ. Я читал стихи: «Русь, октябрь 1941 года», «Рим и варвары».

Вопрос. Вы опять противоречите сами себе. До этого вы показали, что на литературных вечерах своих антисоветских произведений не читали. Сейчас показываете, что читали стихотворение «Русь, октябрь 1941 года», являющееся резко антисоветским по своему содержанию. Намерены ли вы наконец показывать правду?

Ответ. Читая на литературном вечере свое стихотворение «Русь, октябрь 1941 года», я концовку в этом стихотворении вы-

 

бросил и заменил каким-то другим содержанием. Стихотворение получилось совершенно иное, и поэтому о нем я не указал, как об антисоветском.

Вопрос. Известно, что ваши стихи были подвергнуты на этом вечере резкой критике со стороны ряда выступавших слушателей. Почему вы об этом ничего не говорите?

Ответ. Я не помню, чтобы кто-либо выступал тогда с критикой моих стихов.

Вопрос. Скажите, разбору каких произведений было посвящено, например, выступление Беркина Семена?

Ответ. Фамилию Беркина я слышал. Насколько мне известно, это литературный критик. Но выступал ли Беркин тогда на литературном вечере, я просто не помню.

Вопрос. Вы по-прежнему, когда дело касается конкретных фактов вашей вражеской работы, пытаетесь уклониться от правдивых ответов.

Допрос прерван.

14 июня 1944 г.

Начало допроса в 10 час. 30 м.

Допрос окончен в 16 час. 30 м

Вопрос. Покажите об известных вам фактах антисоветских высказываний Рашеевой Надежды Александровны?

Ответ. Антисоветских высказываний от Рашеевой Надежды Александровны мне слышать не приходилось. Ее в данном случае роль заключалась в том, что Рашеева знает о целом ряде моих антисоветских высказываний, с содержанием которых она в ряде случаев соглашалась.

Вопрос. Воспроизведите содержание ваших антисоветских высказываний, проводившихся в присутствии Рашеевой.

Ответ. Зимой 1942—43 года, после возвращения Рашеевой из эвакуации, была она в Свердловске, я ей говорил о том, что в Советском Союзе якобы отсутствует свобода печати, свобода высказываний, что европейские государства будто бы в этом отношении имеют преимущество с нашим, что взгляды мои ничего общего с марксизмом не имеют, что марксизм устарел и нуждается в целом ряде коррективов [так в тексте. — Сост.], что роль, которую сыграл в истории человечества марксизм, никак не выше роли, которую сыграли кантианство, гегельянство, Марбургская школа и другие философские учения.

Далее я говорил, что эстетики, как и самого социалистического реализма, не существует и что это, дескать, «нелепая выдумка» Горького, что люди, исповедывающие эту систему, в большинстве случаев бездарности и преследующие в данном случае исключительно меркантильные цели. Говорил также, что эти бездарности оказались полезными Советскому государству в силу

 

того, что у нас искусству приписывается не свойственное ему качество влияния на общество, и благодаря этому обстоятельству, — продолжал я, — ряд истинно талантливых писателей отодвигается на вторые места.

Больше своих высказываний антисоветского порядка я не помню.

Вопрос. Известно, что ваши антисоветские высказывания в присутствии Рашеевой далеко не ограничиваются теми фактами, которые вы воспроизвели выше. Предлагаем показывать откровенно.

Ответ. В присутствии Рашеевой никаких иных антисоветских высказываний, кроме тех, которые я уже назвал, я не допускал.

Вопрос. Неправда. Следствие располагает неоспоримыми данными о том, что антисоветские высказывания ваши в присутствии и в разговорах с Рашеевой производились систематически. Эти ваши антисоветские высказывания далеко не ограничиваются только теми фактами, которые вы назвали здесь. Еще раз предлагаем называть все, что было.

Ответ. Кроме названных мною фактов, я больше других своих высказываний антисоветского характера в присутствии Рашеевой не помню.

Вопрос, Напомним вам отдельные факты. В своих показаниях от 10 июня 1944 года Рашеева относительно ваших антисоветских взглядов говорит следующее: «Белинков был резко враждебно настроен к существующей действительности. В своих антисоветских высказываниях он возводил клевету по любым фактам современности... Прежде всего чувствовалось во всем его какое-то крайнее недовольство и раздражение. Это касалось в большинстве случаев вопросов, связанных с литературой или вокруг литературы...» Правильно ли показывает Рашеева?

Ответ. Мои антисоветские взгляды выражались в том, что я был противником существующего строя в той части, что считал буржуазно-демократический строй с его свободами слова, печати более приемлемым для себя, чем то же самое при Советской власти. Ибо в последнем случае я считал и говорил об этом Рашеевой, что в пашем государстве сейчас отсутствует свобода слова и печати. Резко враждебно относился также к мероприятиям партии и правительства в вопросах литературы. Что же касается, как показывает Рашеева, относительно моей клеветы по любым фактам современности, я должен сказать, что в разговорах я никогда не касался и не возводил клеветы на вопросы, связанные с другими областями народного хозяйства страны. Я никогда не касался в разговорах вопросов или фактов из области промышленности, сельского хозяйства и др.

Вопрос. Рашеева показала далее: «Весной 1941 года мы с Белинковым как-то разговорились о перспективах нашей литературы. Он заявил тогда, что в условиях сегодняшней действительности перспектив на то, что литература будет развиваться и про-

 

грессировать, нет. Объяснял он это тем, что в нашей стране будто бы нет свободы слова, печати, что писать то, что ты намерен и желаешь писать — нельзя. Я ему напомнила содержание классической работы Ленина «О партийности в литературе»... Белинков клеветнически заявил, что взгляды, изложенные Лениным, будто бы стесняют свободу слова, печати и усиливают утилитаризацию литературы...» А эти разговоры у вас с Рашеевой были?

Ответ. Да, здесь Рашеева показывает правильно. Разговор такой с ней у меня был и такие высказывания с моей стороны также были. Только относительно статьи Ленина у меня серьезные сомнения в том, что говорила ли мне о ней Рашеева. Другое дело, в присутствии Рашеевой на заседании комитета ВЛКСМ в Литературном институте в сентябре 1943 года разбирался вопрос о моих взглядах и поведении и тогда зам. директора Литинститута Ширина заявила, что я не знаком с работой Ленина «О партийности в литературе». Тогда я в своем выступлении заявил, что высказывания Ленина в этой его работе для меня неприемлемы. Мое такое выступление было после того, как на заседании комитета ВЛКСМ мне зачитали отдельные выдержки из высказываний Ленина в этой его работе и совершенно определенно спросили, как я смотрю на это. Вот тогда я и высказал свой взгляд в такой форме.

Вопрос. Зачитываем вам выдержку из показаний свидетеля Рашеевой следующего содержания: «Касаясь вопроса о жизненном уровне населения в нашей стране, Белинков мне говорил, что у нас будто бы хорошо живут и вполне удовлетворены своим положением только одни верхи.

Другой раз он высказал свою мысль в том направлении, что в Советском Союзе диктатура, которая не дает свободы в литературе писателям такого типа, как он, и у него, дескать, такова уж судьба, что его произведения никогда не напечатают. Чувствовалось, что советская действительность его не устраивает, и говоря о том, что ему со своими взглядами не удастся пробить себе дорогу в литературе, он не скрывал при этом свое резкое раздражение и озлобление».

Когда вы об этом разговаривали с Рашеевой?

Ответ. Разговор относительно того, что будто бы в Советском Союзе диктатура не дает свободы писателям подобно мне, я вел с Рашеевой зимой 1943 года или у меня или у нее на квартире. В этой части она показывает совершенно правильно. Что же касается вопроса о жизненном уровне населения в нашей стране и о том, что своим положением будто бы удовлетворены только верхи, я ей не говорил. Возможно, я говорил ей относительно условий жизни крупных писателей или артистов. Но об этом я сейчас ничего не помню.

Вопрос. Но ваши клеветнические высказывания о советской литературе вовсе не ограничивались только этими фактами. Рашеевой Н. А., как она показала далее, — вы говорили: «...раньше

 

у нас была литература довоенная, сейчас военная, а впредь будет послевоенная, и, следовательно, никаких изменений в литературной политике при существующей действительности не будет. "Это заводит, — говорил Белинков, — нас, литераторов, в тупик, на будущее надежд никаких нет. Мы никогда не напишем тех книг, какие бы нам хотелось".

Однажды, касаясь такой же темы, Белинков заявил: "Если бы я родился во Франции, я был бы счастлив..."

В творчестве Белинкова чувствовалось явное тяготение к «формализму». Он, чуть ли не захлебываясь, рассказывал мне о том, что его роман «Черновик чувств» понравился писателю Шкловскому, которому он и намерен посвятить этот роман...» Правильно показывает Рашеева?

Ответ. В данном случае Рашеева показывает все правильно. Такие клеветнические высказывания мною действительно в ее присутствии были. Относительно того, что «Черновик чувств» я намеревался посвятить Шкловскому, она показывает несколько неточно, так как я не только намеревался это сделать, но и фактически «Черновик чувств» был посвящен Шкловскому. Что же касается моего желания родиться во Франции, то этого я никогда не говорил и Рашеева здесь показывает неправильно.

Вопрос. Какой смысл показывать, как вы говорите, неправду Рашеевой?

Ответ. Этого я не знаю.

Вопрос. Вы просто по-прежнему все еще не откровенны и пытаетесь скрыть факты вашей гнусной антисоветской агитации. Из этого у вас ничего не выйдет. Известно, что ваши антисоветские высказывания в период Отечественной войны имели еще более резко выраженный клеветнический характер. Предлагаем показывать об этом.

Ответ. О фактах своей антисоветской работы я ничего не скрываю и показываю правильно. Но я но могу показывать больше того, что за мной числится.

Вопрос. Подавляющее большинство фактов ваших антисоветских высказываний, воспроизведенных свидетелем Рашеевой, вами до сих пор скрывалось.

Между тем, свидетель Рашеева на допросе 10 июня 1944 года о других фактах ваших антисоветских высказываний показала:

«Во время Отечественной войны Белинков говорил мне, что, дескать, "нет страны в мире, где правительство было бы так слепо к тому, что у нас происходит..." В 1941 году, например, в момент передвижений немецких войск к Смоленску, Белинков говорил мне: "Этого надо было ожидать, слишком много было всяких лозунгов..." Если ему бывало сделаешь замечание, что он напрасно огульно все ругает, он резко обрывал и говорил, что я ничего не понимаю, что я еще молода... и что у меня затуманены мозги. "Как вы можете чему-то радоваться, когда мы живем в такое трагичес-

 

кое время..."— говорил Белинков. "Мы дикари и не знаем ничего хорошего, что есть в Западной Европе..." "Я просто дальше вас вижу. Вы не задумываетесь о том, что творится в стране, о перспективах..." "Ни в одной стране литература так не утилизирована, как у нас..." "Взяточничества и казнокрадства больше, чем в нашей стране, нет нигде..." Иногда я говорила Белинкову: "Аркадий, вы не современный человек, ваши взгляды резко расходятся с современностью... Как же вы будете жить, что вы будете кушать?" Белинков отвечал: "От своих взглядов я никогда не откажусь..."» Как видите, свидетель Рашеева приводит совершенно конкретные факты ваших антисоветских высказываний. Намерены ли вы после этого приступить к откровенным показаниям?

Ответ. За исключением факта о том, что я говорил ей относительно будто бы трагического времени, в котором нам приходится жить — ничего из показаний в данном случае Рашеевой я не подтверждаю. Рашеевой подобного я никогда не говорил.

Вопрос. Вы лишний раз подчеркиваете свою неоткровенность и нежелание показывать правду. Следствие предупреждает, что из этого у вас ничего не выйдет, вы будете изобличены во лжи.

Допрос прерван.

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

[выдержки, касающиеся преимущественно А. В. Белинкова]

По следственному делу № 7150 по обвинению Белинкова Аркадия Викторовича в преступлениях, предусмотренных ст. 58 п. 10 ч. 2. Эльштейна Генриха Натановича^* в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58 п. 10 ч. 2 и 58 п. 11 УК РСФСР.

Проведенным по делу следствием установлено, что в 1942 году, сойдясь на основе общности антисоветских убеждений и разделяя давно отвергнутые антимарксистские взгляды формализма в области литературы, Белинков и Эльштейн по день ареста в кругу студентов Литературного института и МГУ стали пропагандировать антисоветские взгляды, возводить клевету на советскую действительность, на мероприятия ВКП(б) и советского правительства, протаскивать крайний индивидуализм и солипсизм, враждебные диктатуре пролетариата и социализму, отрыв литературы от социально-политической жизни общества, излагая это как в устной форме, так и в ряде своих литературных произведений.

Белинков, находясь под влиянием реакционных произведений русских и западно-европейских «формалистов», с 1940 года по день ареста в кругу своих знакомых стал пропагандировать враждебные марксизму-ленинизму концепции. За период Отечественной войны написал и у себя дома на пишущей машинке

 

 

размножал ряд стихотворений («Пролог», «Русь 1942 года», «Комментарии к заграничной визе» и др.), роман «Черновик чувств» и новеллу «Другая женщина», содержащие в себе гнусную клевету на советскую действительность.

В «Черновике чувств», а также в разговорах со своими единомышленниками, Белинков неоднократно заявлял, что он является сторонником буржуазно-демократического строя.

Следствием установлено также, что Белинков в 1942—43 году у себя на квартире систематически устраивал сборища, где студентам Литературного института и МГУ читал свои антисоветские произведения, распространял содержание придуманной им т. н. литературной «теории» под названием «необарокко», резко враждебной социалистическому реализму и марксистскому методу в литературе.

Допрошенные по существу предъявленного обвинения:

Белинков А. В. виновным себя признал полностью. Изобличается показаниями арестованного Эльштейна Г.Н., очной ставкой с ним, показаниями свидетелей [перечислены имена], материалами литературно-критической экспертизы и вещественными доказательствами.^*

 

На основании изложенного — обвиняются:

1. Белинков Аркадий Викторович, 1921 года рождения, уроженец гор. Москвы, еврей, гр-н СССР, в 1943 году исключен из ВЛКСМ, из семьи служащих, до ареста студент-дипломник Литературного института Союза советских писателей СССР,

в том, что:

С 1940 года по день ареста занимался антисоветской агитацией: писал и распространял литературные произведения антисоветского содержания, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58 п. 10 ч. 2 УК РСФСР.^**

...руководствуясь ст.208 УПК РСФСР и приказом НКВД СССР за № 001613 от 21 ноября 1941 года, дело № 7150 по обвинению Белинкова Аркадия Викторовича и Эльштейна Генриха Натановича направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР, предложив в отношении

Белинкова Аркадия Викторовича — меру уголовного наказания — восемь лет ИТЛ с конфискацией вещественных доказательств, изъятых при обыске.^***

«Согласен»

Ст. следователь 3 Отд.. XI Отд. Упр. НКГБ СССР — Капитан Госбезопасности. (Подпись) Нач. 3 Отд. XI Отд. 2 Упр. НКГБ СССР — Майор Госбезопасности. (Подпись) Нач.ХI Отдела 2 Упр. НКГБ СССР — Комиссар Госбезопасности. (Подпись)

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА № 34

Особого Совещания при Народном Комиссаре

Внутренних дел СССР

От 5 августа 1944

Слушали:

Дело № 7150/2-е управлен. НКГБ СССР по обвин. Белинкова Аркадия Викторовича, 1921 г.р. урож. гор. Москвы, еврей, гр. СССР, обвин. по ст. 58-10, ч. 2 УК РСФСР.

Постановили:

Белинкова Аркадия Викторовича, за антисоветскую агитацию — заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на ВОСЕМЬ лет, считая срок с 30 января 1944 года.

Круглая печать Особого Совещания.

Нач. Секретариата Особого Совещания при Народном Комиссаре Внутренних дел СССР.

(Подпись)

МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ РСФСР Московский городской суд № 5 ПС — 197/63

5 июля 1963 г.^*

 

СПРАВКА

Дело по обвинению Белинкова Аркадия Викторовича, до ареста студент-дипломник Литературного института Союза писателей СССР, пересмотрено Президиумом Московского городского суда 24 июня 1963 года.

Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 5 августа 1944 года отменено, а дело в отношении Белинкова Аркадия Викторовича, 1921 года рождения прекращено за отсутствием состава преступления.

Зам. председателя

Московского городского суда Подпись.