- 70 -

VIII. МИРНЫЙ ТРУД

 

Как записано в трудовой книжке, 7 января 1946 года я принят на работу в Алюминьпродснаб на должность ревизора-инвентаризатора, а вскоре переведен заместителем главного бухгалтера. Здесь же работала и моя жена Мария. Мое продвижение по служебной лестнице продолжалось. В мае того же года стал главным бухгалтером Второго Северного рудника. Этому выдвижению обязан главному бухгалтеру СУБРа Евгению Максимовичу Касьяну.

Начальником Второго Северного был Степан Иосифович Красноперов, работавший до этого забойщиком. Человек малограмотный, он выдвинут на руководящую должность только потому, что был членом ВКП(б). В составе рудника было четыре шахты с мехцехом, компрессорной, отделом материально-технического снабжения и другими службами. Красноперов главным в своей работе видел только тонны боксита, любой ценой выдавать как можно больше, получить премию.

 

- 71 -

Условиями же труда и быта горняков не интересовался. Не случайно на шахтах было много несчастных случаев, за которые привлекали к ответственности главного инженера, а не начальника, который был членом партии. Коммунист считался лицом неподсудным.

По штатному расписанию я получал 1500 рублей в месяц, по карточке—700 граммов хлеба в день. Кроме зарплаты почти ежемесячно выплачивалась прогрессивка за выполнение и перевыполнение плана. В 1948 году контора рудника перешла в новое здание, в нем я получил отдельный кабинет.

Приличная зарплата, хорошие условия для работы прельстили некоторых. И вот — как раз в день моего рождения — в кабинет вошли А. Рахматуллин и Н. Каган (оба бухгалтеры), предъявили приказ директора СУБРа о моем освобождении от занимаемой должности и назначении на это место Н. Кагана. В приказе говорилось, что я направляюсь в распоряжение отдела кадров для получения нового назначения. Надо сказать, приказ был издан с грубым нарушением трудового законодательства. Впрочем, тогда было обычным игнорирование законов, ведь подлинным хозяином в стране и на местах были партийные комитеты. В отделе кадров мне объяснили: увольняют только потому, что был в плену. А здесь, на руднике, много секретных сведений. В знак протеста я четыре месяца не принимал дела главного бухгалтера ЖКО, место которого мне предложили. Зарплата там была в два раза меньше. Жаловаться же было некуда, и, в конце концов, пришлось выйти на новое место работы. На том стуле сидел 7 лет, потом назначили начальником вновь организованного машиносчетного бюро СУБРа.

В 1958 году перешел в трест «Бокситстрой», где был главным бухгалтером комбината производственных предприятий, затем старшим бухгалтером-ревизором треста, откуда в 1974 году вышел на пенсию. Общий трудовой стаж к тому времени составил 48 лет 8 месяцев.

Я писал выше, что на войну меня призвал Сарапульский райвоенком прямо с практики, которую я проходил в учхозе после окончания второго курса сельхозтехникума. Учебу там не закончил. И вот, живя в Североуральске, вспомнил о техникуме, мне очень захотелось получить хорошее агрономическое образование (заиметь участок земли, серьезно заняться земледелием. И когда прочно обжился на месте, в 1956 году поступил на третий курс заочного отделения Красноуфимского сельскохозяйственного техникума. Закончил его в 1960 году, получил диплом агронома-полевода. А что делать с этим дип-

 

- 72 -

ломом здесь, в городе? Как применить полученные знания? Появилось намерение уехать на жительство в деревню. Затею мою не поддержала жена, так как к тому времени у нас было уже четверо малолетних детей. Повлиял и мой зять Трофим Михайлович Серков, он сказал: «Выбрось эту мысль из головы, в колхозах работают за «палочки», да и тебя, беспартийного, быстро выгонят или посадят в тюрьму». Действительно, находясь летом 1959 года на практике в колхозе Махневского района, сам видел, как работают и живут колхозники. Деревни хирели, люди беднели. Это был результат сплошной коллективизации и ликвидации так называемого кулачества, а ведь они, «кулаки», были цветом крестьянства, умелыми, умными земледельцами, преданно любящими землю, труд на ней. Крестьян лишили земли как собственности, ее сделали общественной, другими словами, ничейной, бесхозной. Колхозникам не выплачивали пенсий по старости и инвалидности, лишены были многих других социальных благ, которыми пользовались жители городов. Даже многие промышленные товары и продовольствие продавались в деревне дороже, чем в городе. Если пенсионер переезжал из города в деревню, ему уменьшали размер пенсии на 25 процентов. Словом, из деревни выкачивали все, ничего не давая взамен. Сейчас стало модным обвинять во всех беззакониях Сталина. Но позволительно спросить: где же были члены Политбюро, которые принимали варварские директивы даже после смерти Сталина? Многих нет в живых, но те, что здравствуют, и поныне пользуются большими привилегиями. Пора назвать всех преступников, живых и мертвых. Идет много разговоров о необходимости восстанавливать деревню. Но где взять крестьян — хозяев земли, которые бы могли сделать это, выполнить задачу? Нет их! Их не купишь ни на твердую валюту, ни на деньги, их надо заново растить и воспитывать, а на это потребуются годы, десятки лет. Говорят: дерево срубишь за минуту, чтобы его вырастить, потребуются многие десятки и сотни лет...