Глава 13. Купание в Ташкенте
К концу почти двухнедельного пути до Ташкента дорожная пыль въелась во все поры, покрыла тело плотной темной коркой. Под ней нестерпимо зудела кожа. Стоило прочесать волосы пятерней, как дождем сыпались круглые беловатые вши. На просьбы умыться начальник конвоя только разводил руками:
— Нема воды, хлопцы. Рази што у Ташкенте.
Миновали Бухару, Самарканд... Ташкента мы ждали как манны небесной. Но поначалу ровным счетом ничего не изменилось: от станции наш вагон отогнали. Пришлось томиться еще половину суток, прежде чем конвойные загремели ключами.
На асфальтированной площадке возле путей поджидали два крытых брезентом грузовика. Усадив нас на пол кузова, охранники устроились у заднего борта.
— Кто приподнимется, уложу на месте! — предупредил один их них.
В вечерних сумерках лицо его загустело, показалось лилово-черным. Грузовик тронулся. Машину подбрасывало на выбоинах, нас кидало то в одну, то в другую сторону. Но фигуры охранников у заднего борта оставались каменно недвижимыми.
В ташкентской тюрьме нас сразу отправили в санпропускник-вошебойку. У дверей дезинфекционной камеры быстро выстроилась очередь голых людей. Сдав одежду, они гуськом проходили в следующие двери, ведущие собственно в баню.
Захватив шайку, я усердно мылился дерюжкой, чувствуя, как кожа сбрасывает грязь, как жадно начинает она дышать. Освободился рожок душа. Я нырнул было под
струи воды, но невысокий, грудь в татуировке, парень грубо оттолкнул меня в сторону.
Схватываться с ним я не решился. «Наверное, уркан какой-нибудь. Себе будет дороже...» Вернулся к брошенной шайке, продолжал с силой тереть тело.
Натянув горячую после дезинфекции одежду, я долго стоял в мокром, заплеванном предбаннике. Мною владело ощущение чистоты и свободы — и так не хотелось, шагнув за дверь, разрушать его.
На следующий день после пересортировки нас доставили в тот же многострадальный вагонзак, но чисто вымытый, пахнущий известью и карболкой. Новый начальник конвоя — узкоглазый, с обтянутым тонкой матовой кожей лицом — окидывал быстрым настороженным взглядом каждого поднимавшегося в тамбур...
Этот последний отрезок пути до Кзыл-Орды не показался мне таким утомительным. Я уже не ловил себя на мысли, что, как животное, сижу в клетке, что, как животному, бросают мне в назначенный час немного еды... Не били по ушам мерные тяжелые шаги конвойного в коридоре, не тревожил загадочный, пляшущий в ночной темноте огонек свечи... Я незаметно стал куда опытнее, научившись на вес золота ценить кусок хлеба и крепкие башмаки, воду для питья и воду для мытья, глоток свежего воздуха и чистое тело...
Оживился я, когда заметил, что на станциях появились большие портреты вождей и написанные неровными белыми буквами лозунги на красных полотнищах. Приближалось 7 ноября.