Глава 38. Жернова замедляют ход

 

Сердцем новостройки была ТЭЦ — вот ее-то возведением я и руководил в качестве прораба. Накинулся на работу жадно, как больной набрасывается на единственное лекарство. Строительство велось в две, а частично и в три смены. Работа позволяла хоть иногда отвлекаться от мыслей о брате, о Риве, да и моем собственном положении. Из газет я знал, что бывший нарком внутренних дел Ежов возглавил наркомат водного транспорта. Во главе органов стал теперь некто Берия, малоизвестный 1-й секретарь компартии Грузии. Репрессии пошли на убыль.

Панорама стройки сильно отличалась от той, к которой мы привыкли позднее. Башенных и монтажных автокранов еще не было, и грузы поднимались кранами-укосинами, шахтными подъемниками и транспортерами. Монтаж осуществлялся при помощи лебедок с блоками, а это требовало от рабочих и инженеров немалой сноровки, опыта и квалификации.

Бетон и раствор мы изготавливали сами прямо на стройплощадке: были у нас и пескосеялки, и дробилки для получения щебня, и сухие склады для больших количеств цемента. О готовых железобетонных изделиях никто и слыхом не слыхивал. Арматуру для них не сваривали, а вязали и отгибали, что требовало от рабочих умения свободно читать чертежи. Недаром арматурщики считались среди рабочих технической интеллигенцией.

И вот монолитные железобетонные конструкции моей ТЭЦ уперлись в небо на высоте пятнадцатиэтажного дома. Уже монтируются мощные вертикальные котлы: помимо пара для турбин, они должны будут обеспечить технологическим паром само производство.

 

В один из дней ноября 1938 года на фундаментах застыли все шесть турбогенераторных агрегатов, произведенных в Чехословакии на заводе машиностроительного общества «Брюн». Стены огромного светлого помещения облицованы белым кафелем, пол покрыт мраморными плитами. Казалось, это не машинный зал ТЭЦ, а фантастическая по размерам операционная. Шеф-монтеры из Чехословакии тут и там скачут по фундаментам с рулетками, отвесами, проверяют точность монтажа нивелирами. На душе у меня было неспокойно: что, если по оплошности мы использовали где-то не тот бетон? Что, если под массой многотонного генератора фундамент деформировался сверх нормы?

Краем глаза я замечаю, как руководитель чехов по имени Мирослав направляется в мою сторону. При этом он покачивает головой, словно испытывая большое сожаление. Сердце мое екает: где-то мы все-таки напортачили!

— Вы нас удивили, Саул,— хмуро сказал чех по-русски с сильным акцентом.— Простите, но такого мы от вас не ожидали...

— Что случилось, Мирек? — вскинулся я.— Мы все делаем в строгом соответствии с вашими чертежами!

— Вот и я о том же,— кивнул чех. — Я работаю в этой отрасли уже десять лет, но не припомню случая, чтобы фундаменты были выполнены с такой ювелирной точностью.

С этими словами Мирослав широко улыбнулся и принялся трясти мою руку. От сердца отлегло.

— Пока рано поздравлять,— пробормотал я.— Вот запустите генераторы в работу, испытайте их во всех режимах, тогда можно будет радоваться.

...Скоро турбогенераторы и правда дали первый ток. Таков был порядок: строители и монтажники считали свою миссию законченной только, когда возведен-

 

ный ими объект давал свою конечную продукцию. При этом выявлялись неполадки и недоработки, которые тут же, с ходу устранялись, благо все оставалось пока на своих местах — и персонал, и материалы, и строительно-монтажное оборудование...

Почти счастливый, отправился я поздно вечером домой. Поскрипывал под ногами снег, улетали к черному небу белые клубочки моего дыхания. Не успел миновать проходную, как услышал позади:

— Лейтман Саул Михайлович?

На стройке никто не стал бы задавать таких уточняющих вопросов, меня все знали. Чувствуя, как холодеет спина, обернулся.

— В чем дело?

В свете фонаря я увидел коротышку средних лет в неприметном сером костюме. Если бы не мятая серая шляпа, издалека этого человека можно было бы принять за подростка в школьной форме.

— Вы не могли бы уделить мне пару минут? Я из областного управления.

Так и есть! Я через силу усмехнулся:

— Из областного управления чего?

— НКВД! — отчеканил коротышка, как бы говоря этим: «Сотрудники каких еще областных управлений будут вот так внезапно вырастать за спиной?»

— Будьте добры ваше удостоверение,— я старался не выдать голосом своего волнения.— Извините, но нужно проявлять бдительность, знаете ли...

— Конечно, конечно,— он протянул удостоверение.— Как видите, меня зовут Валерием Сергеевичем.

Фамилия у него очень подходила внешности: Серов. Мы прошли в длинный одноэтажный барак, где размещалось управление строительством. Своим ключом Серов отпер кабинет, которого прежде я старался не замечать. В

 

этом маленьком, два на три метра помещении, обычно «трудился» постоянный уполномоченный представитель НКВД на стройке.

— Как вам, должно быть, известно, сегодня нами арестован Воронель,— начал следователь.

Я чуть было не завопил: «Как?! Тимофей Евгеньевич, начальник строительства,— враг народа?» Но я вовремя прикусил язык, твердо зная, что у этих «подлецов и проституток нет имени-отчества».

— Мне об этом ничего не известно,— буркнул я.— Я весь день из машзала ТЭЦ не выходил.

Расскажите, как вы исполнили директиву Воронеля устроить фундаменты под турбогенераторы из некачественного бетона,— попросил вдруг Серов.

Глаза его грозно блеснули. На миг у меня перехватило дыхание.

— Что?! Какую еще директиву? — вскричал я, когда дар речи вернулся.— Мне Воронель ничего такого не приказывал!

Переждав первый порыв моего негодования, следователь предостерегающе поднял руку:

— Лучше помолчите. А я вам сейчас кое-что объясню. Воронель даже не пытался отпираться. Он сразу признался, что втянул вас в свою преступную деятельность.

— Позвольте, но турбогенераторы только что блестяще прошли испытания! — взвился я.— К тому же на стройке есть лаборатория, которая подбирает состав бетона и контролирует его качество. Вам достаточно заглянуть в журнал анализов...

— Стоп! — Серов грохнул ладонью по столу.— Я не нуждаюсь в ваших советах! Вы подменили бетон, отправив для анализа качественный образец. Так что журнал анализов вам не поможет.

Обида горячо ударила в сердце, и я вскипел:

 

— Знаете что, Валерий Сергееиич, я не собираюсь оправдываться. За меня это делают сейчас турбогенераторы. Плохой бетон обязательно рассыпался бы от испытательных нагрузок, которые вдвое выше режимных.

Лицо коротышки исказила кривая, злобная ухмылка:

— Ну что ж, Лейтман. Пока можете быть свободны. Пока... Мы вызовем вас, когда понадобитесь...

Полночи я не мог уснуть, терзая себя самыми ужасными предположениями. Ясно было лишь одно: они так ничего и не знают о моем ссыльном прошлом. Паспорт с черной меткой сейчас выдал бы меня с головой — мне мигом бы приклеили ярлык «пособника врага народа». А так дело о вредительстве шьют не мне, а Воронелю. Может, меня даже больше и не вызовут! В конце концов, что с меня возьмешь, если фундаменты стоят целехонькие, и ТЭЦ мощностью 36 тысяч киловатт — придет время, когда такая мощность покажется карликовой! — сдана в эксплуатацию?

Но с другой стороны, я лучше многих знал, что жернова не знакомы с логикой: они просто перемалывают все, что попадает между трущихся гранитных поверхностей. Мысли измучили меня так, что перестало хватать воздуха. Я надел телогрейку, ватные брюки и коридором спального барака направился к крыльцу. Из-за тонких перегородок доносился храп тяжело потрудившихся мужчин. Я вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью морозный воздух. Кто знает, возможно, уже завтра я буду смотреть на звезды через перекрестья решетки?

Скрипнула дверь. В лунном свете я увидел встревоженное лицо своего коллеги Валентина Слухова, одного из прорабов нашего большого строительства. У него были пышные, как у Сталина, усы.

— Не спится, Шура,— шепотом пожаловался Слухов.— В голове не укладывается: Воронель оказался врагом народа!

 

— Кто тебе об этом сказал? — с деланным удивлением воскликнул я.

— Следователь из Воронежа приехал. Правда, просил никому не говорить, но ты ведь...

Я прижал палец к губам:

— Можешь не беспокоиться! Но ты-то, Валя, здесь при чем?

— Воронель признался, что замышлял вредительство на моем объекте. Чтобы надолго затормозить ход работ, он якобы дал мне директиву подпилить все тросы на грузоподъемных механизмах.

— Но ведь тросы целы?

— Следователь говорит, что это не спасет меня от ответственности, ведь я не заявил сам в органы о полученной директиве.

Слухов закурил, жадно затянулся.

— Дам тебе добрый совет, Валентин,— сказал я.— Не признавайся в том, чего не совершал. Твое признание — вот все, что им нужно, чтобы упечь тебя куда подальше.

— Они еще Германа Кирякова вызывали,— вдруг сказал Слухов.

— Якобы тот тоже несостоявшийся пособник Воронеля? — догадался я.

Киряков был начальником участка.

— Он должен был устроить под возводимым объектом скрытые пустоты, чтобы со временем объект просто рухнул бы под землю.

Я даже присвистнул:

— Ну и фантазия у них! Извини меня, Валя, я уже валюсь с ног, иду спать... Кстати, как зовут твоего следователя?

— Дмитрием Степановичем, фамилию не помню,— выдохнул Слухов вместе с клубами едкого дыма.— А что?

— Нет, ничего,— махнул я рукой и скрылся в теплом коридоре.

В голове пронеслось: «Ого, они сюда целой брига-

 

дой прикатили!».

Меня вызвали на следующий день. Серов больше не кривил лица в злобной ухмылке.

— Мы знаем, что вы честный и мужественный советский человек,— доверительно сказал он.— Получив директиву врага народа Воронеля, вы отказались ее выполнить, тем самым совершив патриотический поступок.

— Не получал я ни от кого подобных директив.

— Вы напрасно пытаетесь выгородить своего бывшего начальника, Лейтман,— Серов сцепил пальцы рук.— Только себе можете навредить. Воронель во всем признался, его все равно ждет приговор.

— Нет, товарищ следователь. Я, как советский человек, не имею права вводить вас в заблуждение. Не было никаких директив о вредительстве!

На том мы и расстались. Серов еще вызывал меня пару раз, но ничего нового в наших «беседах» не прозвучало. Через неделю я перестал встречать на планерках Валентина Слухова. Еще через несколько дней со строительства исчез Герман Киряков. Ни того, ни другого я больше никогда не видел. Скорее всего, следователи запутали этих простых парней, и они признали получение «директив» от Воронеля. Тем самым они сознались в недоносительстве на деятельность врага народа.

И все же времена менялись. Еще полгода назад, при Ежове, меня обработали бы по полной программе — били бы, не давали бы спать, сидеть, лежать, есть, пить, оправляться... Кто знает, хватило ли бы мне душевных и физических сил, чтобы устоять под пытками от ложного самооговора?

Позже я узнал, что один кинооператор получил свои десять лет за вредительство, когда признался, что «перепилил ножовкой оптическую ось киноаппарата». Чтобы избежать пыток, человек ляпнул заведомую чушь, а полуграмотные чекисты обрадовано потерли руки...