ГЛАВА 16

РАДОСТНЫЙ МИГ

Хочу рассказать о счастливом и радостном дне заключенных, обитателей "берлаговских колонн", о дне нежданном, негаданном и незабываемом. Это не день освобождения, о котором каждый заключенный мечтает со дня его заключения, с начала срока. Это не день получения письма, не день получения посылки из дома. Нет, это было совсем что-то другое - большое, удивительное, памятное на всю жизнь.

А было это так: 1953 год, после обеда нас не повели на работу. День был погожий, и нас это насторожило. Лагерь наш был небольшой, женский, расположен в лесу. В наш барак с трехэтажными нарами сразу после обеда пришел сам начальник спецчасти и довольно спокойным тоном приказал всем выйти и построиться на "линейку". "Линейкой" называлась площадка, куда ежедневно вечером выгоняли заключенных на проверку (пересчет). Со страхом и волнением все вышли и построились.

Начальник прошелся несколько раз вдоль строя, заложив руки за спину. Затем остановился и заговорил, конечно, дословно по истечении стольких лет я уже не смогу повторить, но это примерно звучало так: что отныне мы хоть и заключенные, но люди, и номера, которые мы все эти годы носили на своей одежде - на шапках, на спине, на бушлате или телогрейке, на колене, на брюках или на юбке, мы больше носить не обязаны. Он также сказал, что теперь у нас будет фамилия, имя, отчество - как у всех других людей. До этого нашим именем был номер, и на этот номер мы были обязаны отзываться и знать его "назубок". В начале он сам сорвал этот номер у первой попавшейся под руку женщины. И тут началось такое... Все стали срывать друг у друга со спины эти злополучные номера, кричать, плакать, а некоторые и плясать. Оторвав номера, люди бросали их на землю и с отчаянием и радостью топтали их ногами.

В воздухе стоял какой-то общий гул. Мы все забыли даже о том, что тут же находится начальник и что за такое поведение можно угодить в карцер.

Но он немного постоял, посмотрел, повернулся к вахте и как-то странно, как бы сам себе откозырнул, махнул рукой вниз и ушел из зоны. Мне кажется, что в тот момент не было между нами и этим начальником тех высоких заборов, что нас разделяли, он был с нами, понимал нас и разделял нашу безумную радость. Это был потрясающий день. И когда мы наконец успокоились и вернулись в барак, все равно не спали до глубокой ночи и все разговаривали. От волнения мы не могли успокоиться до самого утра.

С этого дня наша жизнь в этой горькой неволе стала постепенно улучшаться. Стали разрешать в выходные дни в зоне надеть что-нибудь домашнее вместо черной лагерной формы, носить свое белье, конечно, у кого оно еще было. Стали чаще получать письма. Появился без нормы хлеб.

Все это было большой радостью. Что такое вволю хлеб? Это понятно не каждому, но люди, которым по ночам снился только хлеб вместо родных и близких, знают, что это такое, ибо многие перенесли от недоедания дистрофию.

Через несколько лет, уже на воле, в Магадане, офицер спецкомендатуры, куда надо было ходить периодически отмечаться после освобождения, сказал: "Поздравляю Вас, Вы теперь совершенно свободны, у Вас чистый паспорт и можете никому не говорить, что Вы были в заключении". Я заплакала. Он удивился, мол, чего плачешь? Мне было жаль поломанной жизни. Но ему я ничего не ответила.

Прошло много лет. Моя голова покрылась сединой, лицо избороздено морщинами. Великодушная судьба, хоть и поздно, но дала испытать мне еще много человеческих радостей в жизни, но никогда не уйдет из памяти эта "линейка", площадка, покрытая, как осенний сад листьями, нашими номерами, уходящий на вахту офицер-начальник спецчасти, слова офицера спецкомендатуры: "Поздравляю... чистый паспорт..."

Как видите, радости бывают везде, даже там, где небо в клетку.