ВСТРЕЧИ ЧЕРЕЗ ГОДЫ
КРИК ДУШИ ЕСЕНИНА
Два мнения о Есенине:
«Звонкий подмастерье революции!»
Лев Троцкий
«Великий национальный поэт России».
Алексей Толстой
С Есениным я познакомился в 1924 году в Москве, в Брюсовом переулке, на десятом этаже дома «Правды». В тот год поэт порвал супружеские связи с Зинаидой Райх и сошелся с сотрудницей издательства Галиной Бениславской. В той же квартире, где жили Есенин и Бениславская, про-
живали еще две сотрудницы издательства — писательницы Серебрякова и Виноградская.
Я с женой жил тогда по соседству с ними — в квартире № 25. Однажды утром в нашу дверь постучался Есенин и попросил чернила. Мы отдали ему нашу чернильницу, а он через минуту вернулся и в знак благодарности подарил нам изданную за границей книгу своих замечательных стихов и•написал на ее голубой обложке: «Моим соседям по квартире № 25, Сергей Есенин». Книга эта была издана в Париже, в бытность его там с балериной Айседорой Дункан. Пожимая руку Есенину, я взглянул в его глаза и в испуге замер: сквозь синеву красивых глаз поэта просвечивала обреченность...
В то время его травили на собраниях завистливых нерусских писателей и поэтов, на страницах книг и газет. А в стихах, подаренных нам, виделись луна, черемуха, плетень, звенела весенняя капель и бушевала метель...
Советская литература, ведомая Российской ассоциацией пролетарских писателей (РАПП), не приняла в свои ряды Есенина, обозвав его «попутчиком революции». В те дни РАПП безжалостно палила из всех орудий критики в адрес классической дореволюционной и современной русской прозы, называла ее «буржуазной», «царской», «дворянской» и «мещанской», а русских поэтов и писателей: Баратынского, Жуковского, Л. Толстого, Пушкина, Тургенева, Лермонтова, Достоевского, Никитина, Островского, Кольцова — записала в черный список «буржуазных и придворных отщепенцев», предавая их анафеме и запрещая их печатать в Госиздате. Дикое глумление над дорогой святыней русского народа этим не закончилось. Страшному гонению подвергались три великих слова на Руси — «Россия», «Русь», «русский»!
Наиболее известные русские писатели и поэты того времени: Куприн, Бунин, Горький, Алексей Толстой — уехали за границу, а оставшиеся в России были арестованы, подвергнуты допросам на «лояльность» или замучены в подвалах ВЧК - ОГПУ.
Другие, менее известные, преждевременно скончались дома или покончили с собой, совершив самоубийство на ска-
мейке на Тверском бульваре или у памятника Пушкину. Известный всему миру русский лирик Александр Блок был серьезно болен. Горький не раз обращался к Ленину и правительству с просьбой отправить Блока на лечение за границу, но большевистский Кремль — Ленин и Свердлов — остался глух к просьбам, и Блок погиб.
Лидеры РАППа — Авербах, Светлов, Киршон, Рохлин, Шершеневич, Вейсберг, Безыменский, Уткин и другие — ненавидели Есенина. Они распускали чудовищные обвинения против Есенина в хулиганстве, пьянстве и особенно в антисемитизме, использовав для этого поправку к тогдашней Конституции «Об антисемитизме».
Касаясь вопроса о «нетрезвости» поэта, должен сказать, что его противники из РАППа — Авербах, Киршон и другие — пили вино гораздо больше, чем Есенин. Что касается антисемитизма Есенина, то именно в этом поэт был вне всяких подозрений, ибо вся Россия знала, что его жена, родившая ему двоих детей — дочь и сына, — Зинаида Райх, была еврейкой. А подруга Галина Бениславская, тоже еврейка, от любви к «антисемиту» покончила с собой на его могиле. Среди друзей Есенина было немало евреев — Мейерхольд, Мариенгоф, Серебрякова и другие. Русский поэт был по убеждениям интернационалистом, а враги его из РАППа — русофобами.
Однажды ночью через стену мы услышали в его квартире страшный шум, рыдания и женский крик. А утром соседки Серебрякова и Виноградская признались нам, что вчера вечером из клуба РАППа Есенин возвратился чуть живой. Всю ночь рыдал, собираясь «удавиться». Вскоре с ним случилась новая беда. Подъехав вечером к подъезду на извозчике и не успек еще встать с сиденья, Есенин услышал громкие притязания, видимо, подкупленного извозчика на повторную оплату проезда. Получив отказ, извозчик толкнул Есенина ногой в живот. Тот от сильного удара опрокинулся и полетел в полуподвальное окно, при падении разбил стекла, порезав себе руки и лицо. И, как мертвец, лежал на подоконнике... Мерзавец извозчик, хлестнув лошадь, скрылся из виду.
Всю эту трагическую сцену я наблюдал, подходя к подъезду дома, возле которого стояли еще несколько жильцов и лифтерша. Мы подбежали к пострадавшему, подняли его с подоконника, оказали первую помощь, довели до квартиры и уложили в постель. Галина Бениславская, увидев окровавленного мужа, бросилась к нему и стала целовать. Через час подъехала «скорая помощь» и увезла Есенина в институт имени Склифосовского.
В те годы неподалеку от памятника Пушкина Есенин часто посещал кафе «Стойло Пегаса», названного по имени коня Зевса, из-под копыта которого забил, по преданию, источник вдохновения поэтов мира. В кафе «Пегас» ежедневно собирались юные поклонники Есенина, желавшие увидеть своего любимого поэта и услышать его новые стихи. Когда Есенин появлялся на пороге, раздавались бурные овации, друзья и почитатели его таланта подхватывали поэта на руки и ставили на стол.
Он вставал во весь рост, в голубой косоворотке, подпоясанный по-деревенски шелковым крученым поясом с кистями, и читал свои стихи. Мы, как зачарованные, плакали от радости. Чтение стихов продолжалось до утра и сопровождалось бурным восторгом собравшихся.
В литературном сообществе тогда формировалось мнение, что на Тверской, в кафе «Пегас», шлифовалась новая прекрасная жемчужина русской поэзии... РАППовцы же пустили гулять новое грубое ругательство в адрес Есенина — «есенинщина», что означало якобы всеобщее упадничество русской интеллигенции. Русских интеллигентов травили и не допускали к работе, как и Есенина. На родине, в России, они оказались в резервации, как индейцы в США.
О травле и дискриминации Есенина мы читаем кричащие строки его стихотворений:
«В своей стране я словно иностранец...»
«Мне на Руси теперь нет жизни...»
«Меня в России травят так же, как на охоте травят волка...»
«С того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий...»
«Моя поэзия здесь больше не нужна, да и, пожалуй, сам я здесь не нужен...»
«Но обреченный на гоненье, еще я долго буду петь...»
«Скоро, скоро часы прохрипят мой двенадцатый час...»
После гибели поэта его стихи были полностью изъяты из продажи, а неизданные рукописи конфискованы и сожжены. Его родные и друзья во избежание репрессий уничтожили все его письма, адресованные им, а также спрятанные рукописи.
Возвращаясь к жизни Есенина, следует признать, что к нему прекрасно относился лишь один деятель Октябрьской революции — Лев Троцкий. Об этом свидетельствует письмо Есенина к Троцкому, которое написано поэтом в 1924 году, а ныне скрыто в архивах за семью печатями. Я читал это письмо, оно большое. Страницы письма наполнены горькими мыслями поэта о своей судьбе и о судьбе русского народа. Вот что я сохранил в памяти из этого письма:
«Дорогой Лев Давидович! Плохо стало жить на родине. Всю власть в стране у русских отобрали жулики, которые теперь живут, как раньше жили русские помещики, а ВАМ и МНЕ - ЧЕСТНЫМ РУССКИМ ЛЮДЯМ - НЕТ ЖИЗНИ НА РУСИ. Вас держат на Кавказе, а меня в подвале городской милиции...»
После гибели Есенина Лев Троцкий из ссылки написал впечатляющий некролог, опубликованный в газете «Правда», — «НА СМЕРТЬ ПОЭТА», в котором он дал высокую оценку творчества поэта и назвал его «звонким подмастерьем революции».
Виновников же гибели Есенина постигло справедливое возмездие: все РАППовцы и их предводитель Авербах (между прочим, зять палача Ягоды) были вскоре расстреляны...
ТАЙНЫ ЖИЗНИ АЛЕКСЕЯ ТОЛСТОГО
«Плод жизни человека — его доброе имя на земле».
Арабская пословица
С писателем А.Н. Толстым я никогда не виделся, но знал его секретаря, с которым познакомился на карагандинской каторге в лагпункте «Спасск». Своей фамилии он не называл, однако не спрашивал и мою. В те годы заключенных называли не по именам, а по каторжному номеру, пришитому к одежде заключенных — на головном уборе, на груди, на брюках сбоку и на спине.
Наши с ним беседы проходили во время работ по подноске камня из карьера к стройплощадке, где воздвигалось здание больницы. Несмотря на краткость наших ежедневных встреч, не больше двух часов, из его рассказов в моем сознании сложился полный психологический портрет писателя А.Н. Толстого.
Рассказ секретаря писателя начался с того, что он пояснил, что, помимо прочих дел, в его обязанности входило приведение в порядок личной библиотеки писателя, очень запущенной в годы его странствий за рубежом и в эмиграции. В библиотеке находилось немало собственных произведений писателя, изданных до Октября 1917 года, а также много редких книг, подаренных писателю известными учеными и писателями России. У многих книг — своих и дарственных — не сохранились титульные листы, на которых по обычаю стояли имена и авторские надписи. Лишь через много лет Толстой признался своему секретарю, что титульные листы книг с упоминанием «Граф А.Н. Толстой» или «Графу А.Н. Толстому» он вырвал и уничтожил в октябре 1917 года, боясь за себя и свою семью.
В обязанности секретаря входило также и воспитание подростка-сына писателя, ничего не знавшего о прошлом своего отца.
Толстой сбежал от революции во Францию и долгое время жил в изгнании без средств к существованию. Лишь после смерти Ленина по просьбе Сталина писатель Чуковский послал письмо Толстому и от имени Советского правительства посоветовал ему вернуться на родину.
После возвращения в СССР Толстой написал для МХАТа историческую пьесу о преобразователе России — Петре Великом. Древнее же боярское и графское прошлое писателя стало понемногу забываться.
Сын его рос своевольным и на лыжной прогулке всегда старался подальше уехать от опеки своего воспитателя, чем приводил его в нервное состояние. Однажды, не совладав со своенравным неслушником, наставник громко прикрикнул на него:
— Эй вы, граф Толстой, остановитесь! — И лесное эхо многократно повторило запрещенное словосочетание.
Потрясенный открытием, юноша Толстой остановился словно вкопанный. Домой они возвращались молча, будто между ними пролегла незримая пропасть. Дома юный отпрыск графа бросился к отцу, разрыдался и сквозь слезы поведал ему о случившемся.
Писатель подошел к секретарю и, еле сдерживая гнев, произнес:
— За это вас надо было бы отправить на конюшню да пороть там до крови!
Услышав эти слова отца, юноша в испуге бросился из комнаты, за ним выбежали все взрослые свидетели сцены, а сам секретарь писателя ни жив ни мертв без памяти упал на диван...
Толстой был одаренным человеком, но литературные произведения, написанные им после эмиграции, грешили исторической неправдой и чрезмерным прославлением Сталина. Многие выражали ему по этому поводу презрение. Никто не верил в его бескорыстную любовь к деспоту.
Однажды Толстой пришел домой расстроенным и всю ночь мучился от бессонницы. Утром за завтраком он рассказал о ее причине:
— Вчера на званом вечере руководитель РАППа Авербах назвал меня «жандармом пролетарской литературы и культуры». Я не прощу ему этого и отомщу сполна! Не я жандарм, а он и его приспешники из РАППа! Ведь это он убил русскую литературу и культуру и помог погибнуть Блоку и Есенину! Ведь это авербахи уничтожили национальную интеллигенцию России и заняли ее место в русском государстве. Поправка «Об атисемитизме» к Конституции страны дала им привилегии в России, закрепив национальное неравенство народов СССР. Но скоро час освобождения пробьет и все изменится!
Не прошло и месяца со дня размолвки Авербаха с Толстым, как все разбойное РАППовское гнездо в литературе было уничтожено. Возможно, большую роль в этом сыграл Алексей Толстой.
О Сталине он всегда говорил с достоинством, как о своем большом друге. Сталин знал об этом и платил ему дружбой. Он при всех подчеркивал к нему свое расположение, чего не делал никогда даже в отношении Максима Горького. Официально в обществе Алексей Толстой ни разу не обмолвился о Ленине, которого не любил. Однако среди родных и близких, он называл Ульянова (Ленина) русским Дантоном и Робеспьером, вместе взятыми. Писатель был приверженцем идеи «сменовеховцев» и разделял учение о революции российского историка, профессора Московского университета Устрялова, говорившего также о двойственности души Владимира Ульянова — революционера и реформатора. Устрялов сравнивал вождя с редиской в огороде и при этом повторял всегда, что огородная редиска только сверху красная, а в середине она - белая.
Толстой считал ошибкой Ленина его решение об отторжении от нашей страны Финляндии, Литвы, Латвии, Эстонии и Польши, которые веками собирались по частям российскими
царями. О нэпе Толстой высказывался одобрительно, но сожалел, что нэп не сделался экономической политикой Советской власти, а был лишь эпизодом переходного периода России от войны к мирному времени.
Льва Троцкого и мировую революцию писатель ненавидел всеми фибрами души, как мусульманин христианина. Когда при нем упоминали имя Троцкого, он делался раздражительным. Он видел в нем своего идейного противника.
В те годы многие считали, что писатель Алексей Толстой прибыл из эмиграции с секретным чемоданом с двойным дном. В нем якобы лежали «политические бомбы замедленного действия», которые должны были подорвать в России сионистское господство.
Алексей Толстой был патриотом своей родины. В дни войны с Германией в 1941 году он обращался устно и письменно к русскому народу с призывом: «Русский! Убей немца!»
Недаром в те критические дни немецкая авиация отчаянно бомбила дом писателя под Ленинградом, сгоревший дотла...