ВОЙНА...

 

Войну Б. Л., по свидетельству многих очевидцев, встретил с подъемом, с энтузиазмом. С первых же дней июльских бомбардировок Москвы он дежурил на крыше писательского дома в Лаврушинском переулке и не раз сбрасывал с крыши попавшие на нее "зажигалки»:

Тротуар под небоскребом

В страшной глубине

Мертвым островом за гробом

Представлялся мне.

 

И когда от бомбы в небо

Кинуло труху,

Я и Анатолий Глебов^*

Были наверху.

 

Чем я вознесен сегодня

До семи небес,

Точно вновь из преисподней

Я на крышу влез?

 

Я сейчас спущусь к жилищам,

Объявлю отбой,

Проведу рукой по лицам,

Пьяный и слепой...

 

 

Знавшие его в те дни писатели рассказывали, что на дежурство он шел, как на праздник, на служение ближним. А ведь праздник этот был полон смертельных опасностей.

В начале сентября 41 г. Б Л. писал: "Я делаю все, что делают другие, и ни от чего не отказываюсь, вошел в пожарную оборону, принимаю участие в обученье строю и стрельбе". Спустя три дня: "Вчера у меня счастливый день. Утром я стрелял лучше всех в роте (все заряды в цель) и получил "отлично". В декабре 42 г.: "Три недели тому назад я выразил желание побывать на фронте Фадееву и в редакции "Красной звезды". Последние две недели я каждую ночь (в редакции работают ночами) звонил в "Красную звезду" и каждый раз мне отвечали, что меня снарядят на днях".

В 42 г. Б.Л. писал: "Я дежурил в ночи бомбардировок на крыше двенадцатиэтажного дома, — свидетель двух фугасных попаданий в это здание в одно из моих дежурств, рыл блиндаж у себя за городом и проходил курсы военного обучения, неожиданно обнаружившие во мне прирожденного стрелка".

Он сделал все, что от него зависело, чтобы попасть на фронт, но только 28 августа 1943 г. ему удалось вместе с бригадой писателей выехать в дивизии, освобождавшие Орел.

По свидетельству тех, кто был на переднем крае рядом с ним, Б.Л. легко переносил тяготы походной жизни и рвался туда, где опаснее. Он читал свои стихи раненым, много беседовал с бойцами. Перед отъездом Б.Л. от имени всей писательской бригады написал обращение к бойцам:

"Бойцы Третьей Армии! В течение двух недель мы, несколько писателей, находились в ваших дивизиях и участвовали в ваших маршах...

...Как веками учил здравый смысл и часто повторял товарищ Сталин, дело правого должно было рано или поздно взять верх. Это время пришло, — правда восторжествовала. Еще рано говорить о бегстве врага, но ряды его дрогнули и он уходит под ударами вашего победоносного оружия, под уяснившеюся очевидностью своего неотвратимого поражения, под давлением наших союзников, под непомерною тяжестью своей неслыханной исторической вины.

 

Тесните его без жалости, и да пребудет с вами навеки ваша исконная удача и слава. Наши мысли и тревоги всегда с вами. Вы — наша гордость. Мы любуемся вами".

Итогом пребывания на фронте явился цикл "Стихи о войне", очерки "Освобожденный город" и "Поездка в армию".

Кроме того, воспоминания о фронтовой поездке Б.Л. почти документально использовал для эпилога романа "Доктор Живаго", начинающегося словами: "Летом тысяча девятьсот сорок третьего года, после прорыва на Курской дуге и освобождения Орла возвращались порознь в свою общую войсковую часть..." А далее говорится: "На обратном пути оба съехались и заночевали в Черни, маленьком городке, хотя и разоренном, но не совершенно уничтоженном, подобно большинству населенных мест этой "зоны пустыни", стертых с лица земли отступавшим неприятелем".

А в очерке "Поездка в армию" об этом же городишке Б.Л. писал: "Это были развалины Черни, районного города области, начало нашего последующего шествия по нескончаемой дороге пустырей и пожарищ, первое преддверие того, что язык вражеских приказов называет так всеизвиняюще просто "зоною пустыни" ("Новый мир" № 1, 1965 г., стр. 170).

Так же и в "разрушенном до основания городе Карачеве" Б.Л. был действительно и описал его в том же очерке, как и в романе.