- 32 -

РАСПОРЯДОК ДНЯ

 

Распорядок дня в "детском учреждении" установлен раз навсегда, и какие бы то ни было отклонения от него — событие чрезвычайное. В детском доме была одна главная заповедь: никто не имеет права без воспитателя или без специального разрешения выходить за ворота. И всегда только группой. Весь наш большой двор был огорожен забором, а у ворот сидел сторож, и мимо него не проскочишь. Бывали, конечно, исключительные случаи, когда он сам попросит кого-нибудь из ребят принести ему чекушку водки. Даст денег и попросит сбегать в пивнушку, чтобы самому не отлучаться с поста. Ну, тогда бежишь счастливый, как будто в другую жизнь попал, и деньги у тебя в руке, и в пивной ты никогда сроду еще не был, только видел ее издали, и вроде бы выполняешь ответственное поручение. Но такие случаи нечасто подворачивались. Вот я и думаю: как это я почти всю жизнь умудрился прожить под охраной: и в детских домах, и в армии — всегда у казармы часовой и без увольнительной не выйдешь, и в лагере...

Подъем был в 7 часов утра. Быстро бежишь на зарядку, сейчас уже не помню, десяти- или пятнадцатиминутную. Зарядка в нашей стране обязательна для всех мест и всех возрастов, где люди существуют коллективно: в детском саду, в детском доме, в пионерском лагере, в исправительно-трудовом лагере, в казарме, в санатории и доме отдыха... Все граждане от трех до семидесяти лет обязаны по утрам делать физзарядку. Для чего — это уже другое дело. В конце концов даже анекдот такой сочинили. Лектор читает лекцию о физической культуре. После лекции вопрос: а зачем нужна зарядка? Ответ: чтобы умереть здоровым...

После зарядки — умывание, уборка постелей. Постель надо было стелить по строго установленной норме: одеяло сложено и натянуто определенным образом, простыня уложена так-то, подушка взбита и положена так-то. Дежурные все это проверяли, и всегда проводилось соревнование на лучшую заправку постелей, на лучшую уборку комнат. В этом доме мы уже перешли на самообслуживание, считалось,

 

- 33 -

что мы достаточно взрослые, чтобы самим убирать, мыть молы, перетряхивать матрацы. Никаких уборщиц у нас не было.

После этого шли завтракать, часов в 8 утра. На завтрак полагался кусок булки с маслом и стакан чаю — и до обеда, который был около двух часов — все. Есть норма, кто-то где-то подсчитал, что ребенку этого должно быть достаточно. Порядок был строгий: пришел на завтрак — должен все съесть. Между завтраком и обедом никто тебе ничего не даст, даже если ты и не поел за завтраком — ну, мало ли, может, у тебя живот или голова болели и не было аппетита. Голодать мы не голодали — этого не было, но есть хотелось часто.

После завтрака те, кто был в первой смене — а школа работала в две смены, — строились парами и во главе с воспитателями шли в школу, пара за парой. Школа была недалеко, минут пять-семь ходу. После уроков за нами опять приходил воспитатель, и мы, пара за парой, шли домой. Всюду мы должны были ходить в строю, был настрой полувоенной организации, и все ребята были разбиты на отряды.

Приходишь из школы, скоро обед. И на обед надо было идти отрядом. Допустим, если опаздываешь на обед, не приходишь вместе со всеми... — это вообще было невозможно, чтобы кто-нибудь опоздал на обед, но я исхитрялся... Так вот, если приходишь не со всеми, а позже, тебя лишают обеда. Там строго было по части дисциплины. Обед из трех блюд. Суп какой-нибудь; на второе гуляш или что-то мясное или рыба с картошкой, кашей или вермишелью. И компот или кисель. Порции, конечно, ограниченные, добавки почти никогда не давали, редкий случай, если дадут. А ведь мы и росли, и бегали, нам, мальчишкам особенно, часто не хватало. После обеда — так называемый "мертвый час", все спят. Кто не спит — притворяется. Как встаешь — полдник, чай. Тут давали кусочек сыра с чаем или кофе, и почему-то у нас была такая мода: сыр бросить в стакан и потом есть его горячим и расплавленным. Иногда давали какавелу — нечто вроде заменителя какао — это казалось счастьем. Хотя, когда я однажды у кого-то из своих городских приятелей попробовал настоящее какао, какавела сильно упала и моих глазах.

Потом все сообща в больших комнатах делают уроки, это часа полтора. А когда уроки сделаны, у каждого было немного свободного времени: кто читает, кто играет, кто так болтается, без дела, скучает. Я или читал или бегал в столяр-

 

- 34 -

ную мастерскую. В нашем детдоме был свой столяр дядя Миша: всяких поделок и ремонта было много. И у него была столярная мастерская, куда многие любили забегать. А он курил махорку, свертывал из газеты козью ножку и курил. И махорка у него была замечательная, а может, это мне тогда так казалось. Во всяком случае, с того времени, с третьего детского дома, я и начал курить; лет десять мне было, когда дядя Миша меня научил.

Часов в восемь все шли на ужин. И в девять — отбой, все ложатся спать. И так каждый день, из месяца в месяц, из года в год.

 

- 35 -

Веселая детвора

 

Привычное, обыкновенное кончается тут же у входа, как только контролер проверит пригласительный билет, на котором написано:

"Приходи к нам на новогоднюю елку в Колонный зал Дома союзов 1 января 1937 года - Московский областной совет профессиональных союзов..."

Ярким светом хрустальных люстр, разноцветных флажков и фонариков наполнено фойе Колонного зала. Сотни ребят из детских домов Москвы собрались сюда на свой радостный новогодний праздник. У них разбегаются глаза. С чего начать?..

Много развлечений впереди. В одном из уголков фойе уже появилась няня Пушкина — Арина Родионовна. Сейчас она будет рассказывать сказки детворе. А в другом зале зазвенел пискливый голосок "петрушки". И, покрывая веселый шум и смех, оттуда, где стоит разукрашенная елка, доносится хоровая песня:

— О детстве счастливом, что дали нам,

Веселая песня, звени!

Спасибо великому Сталину

За наши счастливые дни!

М. Львов

Правда, 2 января 1937 г.