ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ

 

Каждое лето нас ждали радость и развлечение — пионерский лагерь. Ездили мы не все вместе, а врозь, по сменам, и обязательно каждый воспитанник проводил месяц в лагере. И это тоже было неплохо, что жили мы там с ребятами из других мест, в большинстве "домашними".

Недалеко от Покрова есть городок Петушки; вот рядом с ним в деревне Грибово был наш лагерь. Теперь и само название звучит для меня романтично — Грибово! Грибы! Но тогда, правду сказать, мы грибами не очень увлекались. Деревня стояла прямо в лесу, на берегу большого, очень красивого и чистого озера. Мы каждый день, а то и по несколько раз в день купались, ходили в лес на ближние и дальние прогулки, любители сидели с удочками над озером. Был даже кружок рыболовов, я тоже в него записался, посидел несколько раз с удочкой, но мне стало скучно, и я бросил это занятие. Я, как всегда, предпочитал сидеть с книжкой.

Конечно, и в лагере есть строгий распорядок дня: подъем, отбой, линейка, зарядка — все, как положено. А все-таки жизнь совсем другая, чем в детском доме, и мы себя чувствовали вольнее и веселее. Начать с того, что жили мы в Грибове в деревенских избах — а ведь это почти как дома. Вся канцелярия и начальство лагеря, разные кружки, библиотека размещались в школе. Для кухни и столовой строились летние помещения, вроде навесов. А пионеров размещали по избам. Жили мы в горнице, как в деревне называют, "на чистой половине", а хозяева перебирались или в холодные пристройки или на кухню. В горнице ставили для нас раскладные кровати, набивали сеном матрацы — и жилье готово. Было нас в доме человек восемь мальчишек, и иногда по утрам хозяйка поила нас парным молоком. Для меня лагерь всегда ассоциировался с чувством — вот я как будто пожил в семье.

Надо сказать, что в детском доме нас мучали клопы. Особенно летом — прямо не было от них житья. В летнюю ночь спать невозможно — заедают клопы. Проснешься среди

 

ночи, выскочишь на улицу, немного передохнешь и идешь обратно в постель. Жарко, душно, клопы — это были ужасные ночи. Но в детстве все быстро забывается, и жаловаться некому. К тому же мне это казалось в порядке вещей, я был уверен, что везде так; ведь мы же раз в десятидневку свои постели проветривали, перетряхивали, делали уборку. А вот в Грибове в избах клопов не было, пахло сеном; мне было хорошо и уютно, и я решил, что в деревнях клопов вообще не бывает. Узнаешь обо всем на своем опыте... Короче говоря, в Грибове мы отдыхали не только от привычной обстановки, надоевших воспитателей, но и от клопов.

Летние дни в лагере летят очень быстро, жизнь заполнена делами и событиями. Кроме игр и развлечений, мы обязательно ходим на работу в колхоз. Обычно нас посылают на прополку овощей. Ходим мы по очереди, отрядами или звеньями, выходит по разу или два в неделю, с обязательным веселым купаньем на обратном пути. Так что не кажется тяжелым этот труд, а тоже вроде развлечения.

Бывают в старших отрядах военные игры: синие, красные, зеленые. Конечно, каждый отряд жаждет быть "красным". Обычно один отряд прячет знамя, а другой должен его найти. Тут мы учимся ориентироваться на местности, быть наблюдательными, уметь находить дорогу в лесу. Мы все любим эти игры, нам нравится чувствовать себя бойцами, разведчиками, сильными и смелыми. И все-таки я предпочитаю дальние походы, особенно с ночевкой у костра, со звездным небом над головой. Может быть, со времен этих походов я полюбил звездное небо, и если бы жизнь сложилась иначе, я обязательно стал бы астрономом. И запах подгоревшей каши в котле не казался мне тогда противным.

Но однажды в лагере случилась настоящая тревога. Было это летом тридцать девятого года. На утренней линейке, когда обычно объявляется распорядок дня, старший пионервожатый сказал, что сегодня распорядок изменяется из-за чрезвычайных событий.

— Нам сообщили, что в нашем районе, вблизи деревни замечены какие-то неизвестные люди. Не исключено, что это немецкие шпионы...

Я очень запомнил почему-то, что речь шла именно о немецких шпионах. Этих людей, говорят нам, надо найти, и мы должны помочь взрослым. Нам поручается пойти

 

на поиски в таком-то направлении, а другому отряду — в другом. Можете себе представить, какое возбуждение охватывает весь лагерь. И как малыши, которых не берут на этот подвиг, горюют и плачут от обиды.

И вот мы всем отрядом, человек тридцать, идем в известном только вожатым направлении, по каким-то лесным тропинкам, и вожатый все время находит какие-то следы: то трава как-то особенно примята, то окурок брошен. Он подбирает этот окурок и громким шепотом объявляет — мы все говорим шепотом, чтобы не вспугнуть врагов — что это не наш окурок, а какой-то иностранный. И мы, воодушевленные тем, что помогаем в борьбе с врагами, рыщем во все стороны, стараясь шуметь как можно меньше. Но это нам плохо удается. Мы же мальчишки и девчонки, и не умеем ничего делать тихо. Наконец, при помощи все того же вожатого — но мы-то были уверены, что сами! — мы набредаем на какую-то вырытую в земле и прикрытую травой и ветками землянку. Это оно — вражеское укрытие! Вот рядом какой-то подземный ход и потайная труба, через которую дым из землянки должен идти не прямо, а в сторону, под какое-то дерево. Кто же мог это сделать? Честному человеку нечего скрывать от других, незачем прятаться, значит, это обязательно шпион. Шпиона мы, конечно, не нашли, только место, где он был и оставил следы. Все же мы были очень горды, что помогаем нашим пограничникам вылавливать всех этих врагов и шпионов.

Все это делалось и обставлялось так всерьез, что никак не могло быть принято за игру. Это теперь я понимаю, что в нас "играли", нас "натаскивали" на любого незнакомого человека, что это было одно из звеньев нашего воспитания. А тогда мы прямо "рвались в бой" и горели патриотизмом. Германия не была еще нашим "другом", и что бы ни случилось плохого — виноваты были немцы. Нам читали лекции и доклады о фашизме, фашистской Германии, о героических пионерах-антифашистах и прочем... А нам не хватало ума задуматься: откуда в Грибове (!) граница, пограничники, немецкие шпионы? И зачем им Грибово?

Большинство ребят в нашем лагере были из Орехово-Зуева, их родители работали на текстильной фабрике, которая была шефом нашего лагеря. Иногда к нам приезжала делегация шефов, привозили подарки, говорили речи. А мы устраивали спортивные соревнования и концерт самодея-

 

тельности. К таким дням мы всегда долго готовились, бывало шумно, весело, и обед и ужин были лучше, чем обычно. Но самыми радостными были в лагере родительские дни — радостнее даже пионерского костра. Один раз за смену родителям разрешалось приезжать в лагерь на целый день. Тогда распорядок дня сбивался, ребята целый день бродили с семьями в лесу или на озере, устраивали с ними пикники, многие не приходили даже в столовую. К вечеру все возвращались усталые, объевшиеся домашней провизией и нагруженные гостинцами. Приносили кто что: конфеты, яблоки, варенье, а кто и пироги... Нам, детдомовским, тоже перепадало домашнего угощенья, почти все делились со своими детдомовскими приятелями. И я, как все, любил родительские дни из-за гостинцев. Но все-таки бывало грустно: ко мне-то никто не приехал и никто не привез мне никакого подарочка...

 

Население Западной Украины и Западной Белорусии

с ликованием встречает Красную Армию!

Радость и ликование

 

Западная Украина, 19 сентября. (От нашего спец. корр.). Население сел и городов Западной Украины восторженно встречает бойцов доблестной Красной армии. Улицы полны радостного ликования. Мужчины и женщины со слезами волнения на глазах обнимают бойцов. В городе Корец после прибытия Красной армии состоялся митинг. Присутствовало около 1000 человек. Многие пришли сюда с цветами, с хлебом-солью...

Население города обступило бойцов, благодарило их за помощь, от всего сердца желало им дальнейшего успеха. 60-летняя Баранова, вышедшая навстречу бойцам, держала в руках красный флажок. С трудом сдерживая волнение, она, обратившись к бойцам, сказала:

— Спасибо Красной Армии за то, что она освобождает нас от произвола польских панов. Настал конец нашей бесправности и обездоленности. Да здравствует родной Сталин!

Известия, 20 сентября 1939 г.