Дело воркутинских шахтеров

 

Многие помнят, как в начале 1989 года по Воркуте прокатилась волна шахтерских забастовок. Вначале бастующие предъявляли только экономические требования.

Забастовки рабочих в государстве трудящихся! Такого еще не бывало. Эти стихийно возникшие забастовки поддержали профсоюзы и даже администрация многих шахт. А во времена М.С.Горбачева танки против бастующих, как это было в 1961 году в Новочеркасске при Н.С.Хрущеве, уже не посылали! «Железного занавеса» уже нет. На весь мир объявлена перестройка нашей политической жизни и экономики.

Для переговоров с бастующими ЦК КПСС была создана специальная правительственная комиссия во главе с Н.И.Рыжковым.

Представители комиссии несколько раз приезжали в Воркуту, обещали принять меры по удовлетворению всех справедливых требований бастующих, подписывали какие-то соглашения с ними, после которых люди приостанавливали забастовки и ждали обещанных им благ.

До этого, как известно, никаких законов, регламентирующих порядок проведения забастовок, в стране не существовало. Какие могут быть забастовки в государстве рабочих и крестьян? Могут быть только провокации, которые следует решительно подавлять танками и расстрелами, как это было ранее.

Вопрос был вынесен на обсуждение Верховного Совета СССР, который 9 октября 1989 года впервые принял в нашей стране закон, регламентирующий порядок проведения забастовок.

Однако большинство обещаний правительства, данных им бастовавшим шахтерам, остались невыполненными. И тогда воркутинские шахтеры возобновили забастовку. Сменившаяся к тому времени администрация шахтерского объединения «Воркутауголь» обратилась к цивилизованному методу разрешения споров со стачкомом и заявила в суд иск с требованием о признании этих забастовок незаконными.

Наша судебная система, выращенная и воспитанная еще Сталиным, отреагировала немедленно.

27 октября 1989 года Верховный суд Коми АССР признал эти забастовки незаконными, ссылаясь на нарушение стачкомом про-

 

цедуры предварительного урегулирования спора, установленной законом от 9 октября 1989 года, придав тем самым этому закону обратную силу.

Все двенадцать стачкомов бастующих шахт обжаловали незаконное решение суда в Верховный суд РСФСР. При этом им приходилось преодолевать многочисленные препоны, чинимые им на месте. Им не давали даже вовремя ознакомиться с протоколами судебного заседания, не выдавали копии решений суда, но на то они и шахтеры, чтобы преодолеть в конце концов все эти препятствия.

Жалобы девяти стачкомов вместе с делом были отправлены в Верховный суд РСФСР. Три стачкома направили в Верховный суд РСФСР телеграммы с уведомлением о том, что их жалобы направлены в Верховный суд РСФСР почтой.

Я внимательно следил по прессе за развитием этих событий и знаю, что на 17 ноября 1989 года назначена встреча представителей стачкомов с Председателем Совета Министров СССР Н.И.Рыжковым.

А 12 ноября 1989 года около 23 часов у меня дома раздался телефонный звонок. Говорил Андрей Дмитриевич Сахаров. Он просил меня принять защиту интересов шахтеров в Верховном суде, где кассационное разбирательство дела назначено на 14 ноября 1989 года.

А.Д. просит меня о встрече с ним. Я спрашиваю, куда мне завтра подъехать к нему? Почему к нему? Ведь он просит меня о встрече, а не я его. Я назначаю ему встречу в президиуме МГКА на следующий день в десять часов утра, в самом начале рабочего дня.

Не успеваю повесить трубку, как снова звонок. Звонит тоже достаточно известный депутат Верховного Совета СССР Станкевич. Просит меня о том же самом. Я ему сообщаю, что уже по просьбе А.Д. принял это поручение, но, если он связан с приехавшими в Москву представителями стачкомов, прошу его организовать мне после встречи с А.Д. встречу с ними, чтобы получить от них копии жалоб, оформить в моей юрконсультации соглашение и получить ордер на ведение их дела. Договорились встретиться завтра вечером в гостинице «Дом туриста», где остановились воркутинцы.

 

Утром без пяти минут десять я жду в кабинете председателя президиума МГКА прихода А.Д.Сахарова. Ровно в десять часов он появляется, я хочу ему помочь снять пальто, но он мне этого не позволяет и раздевается сам.

Усаживаемся в уютном кабинете. Разговариваем о воркутинской забастовке, о нашем общем друге Мише Левине, о жизни вообще. Он великолепно понимает безнадежность нашего дела в Верховном суде РСФСР и спрашивает, что он может сделать для рабочих.

Чтобы как-то утешить А.Д. и дать выход его энергии, сочиняю вместе с ним его личное письмо в Верховный суд, которое он вечером обещает мне прислать с шофером домой на бланке депутата Верховного Совета СССР.

В это время в кабинет врывается без стука запыхавшийся адвокат Андрей Макаров, хотя я предупредил секретаря никого к нам не впускать. Он никак не может отдышаться, так как при его комплекции пешком, по крутой лестнице в президиум, да еще, видимо, торопясь, ему было нелегко подняться. Макаров спрашивает у А.Д., чем он может помочь ему в воркутинском деле. А.Д. отвечает, что мы с ним все вопросы уже решили.

Макаров пытается тоже усесться в кресло, но я на него смотрю так удивленно и вопросительно, что он, явно нехотя, удаляется. А я спрашиваю А.Д., каким образом Макаров мог узнать о нашей встрече. Сахаров пожимает плечами и говорит только одно слово: «Страшно!»

Но нам ли с ним чего-нибудь страшиться!

Кроме, конечно, неуспеха в деле. Но мы должны сделать все от нас зависящее. На том и расстаемся.

Вечером встречаюсь с воркутинцами в «Доме туриста». К моему удивлению, там уже командует и заказывает ужин известный в то время коммерсант Артем Тарасов, который, по его словам, организовал гуманитарную помощь бастующим шахтерам.

А на следующее утро — суд. В зале полно народа в штатском. Интересы бастующих представляю не только я, но и приехавшая с шахтерами юрисконсульт Фролова.

По согласованию со мной она сразу же после объявления судебного заседания открытым заявляет ходатайство об отложении дела по тем мотивам, что кассационные жалобы трех участников

 

процесса еще не дошли до Верховного суда РСФСР, а в них могут содержаться доводы, имеющие существенное значение для дела. Я ее энергично поддерживаю и ссылаюсь на соответствующее постановление пленума Верховного суда, которое обязывает суд в этом случае дождаться поступления жалоб всех участников процесса, тем более что их представители не успели прибыть на заседание.

Суд совещается на месте и объявляет перерыв на пятнадцать минут под предлогом необходимости проверки поступления в канцелярию жалоб, отсутствующих в материалах дела.

Перерыв продолжается около часа. Я за это время успеваю узнать, что председательствующая по делу судья находится в кабинете председателя Верховного суда РСФСР, откуда они по «вертушке» разговаривают с инструктором ЦК КПСС.

Я им не завидую. Даже слабый юрист в данном случае не может не понять, что дело надо откладывать.

Но через три дня у шахтеров должна состояться встреча с Н.И.Рыжковым. И к тому времени ему желательно иметь на столе определение Верховного суда, утверждающее незаконное решение суда первой инстанции.

Когда перерыв кончился, председательствующая с тяжелым вздохом объявила, что жалобы, высланные почтой, еще не поступили, но при необходимости суд их рассмотрит дополнительно, а пока заседание продолжается.

Тогда я заявил ходатайство о прекращении производством настоящего дела в Верховном суде в связи с его неподведомственностью суду, так как закона, на основании которого рассмотрено это дело в суде первой инстанции, во время возникновения настоящего спора вообще еще не было, а, как известно, закон обратной силы не имеет.

Мое ходатайство было отклонено с ходу, даже без совещания с ЦК КПСС.

Первой по существу дела я предоставил возможность выступить коллеге Фроловой. Она говорила недолго, но толково, делая упор на содержание переговоров, которые ранее правительственная комиссия вела с бастующими, и процедурные существенные нарушения при рассмотрении дела в Коми АССР.

Потом выступал я. Понимая всю ответственность, и не очень твердо запомнив наспех изученные материалы дела, я еще ночью

 

написал свою речь полностью, чего ранее никогда не делал. Текст этой речи у меня случайно сохранился. Привожу его:

«Уважаемые члены судебной коллегии!

Невозможно переоценить значимость дела, по которому вам предстоит высказать сегодня свое мнение в определении по кассационным жалобам стачкомов бастующих рабочих на решение Верховного суда Коми АССР о признании их забастовки незаконной.

Вашего обоснованного и мудрого решения по этому делу с волнением ждут не только 21 тысяча бастующих шахтеров Воркуты и члены их семей. Вашего решения ждут не только рабочие смежных отраслей промышленности, предприятиям которых угрожает приостановка доставки угля из Воркуты. И не только население тех городов, которым на пороге зимы грозит ухудшение отопления квартир.

Вашего решения по этому делу с огромным волнением ждет вся страна, весь советский народ и, осмелюсь утверждать, все человечество, как наши друзья, так и недоброжелатели, внимательно наблюдающие за переменами в нашей экономике и общественной жизни.

Вот почему я считаю, что от вашего решения по настоящему делу в какой-то мере зависит судьба перестройки и демократизации нашего общества, успехи в процессе формирования правового государства, укрепления независимости суда, вера в наше правосудие и укрепление международного доверия к новому курсу нашего государства.

Более того, осмелюсь утверждать, что от вашего решения в какой-то степени зависит и нравственное возрождение нашего народа, дальнейшее развитие или торможение политической активности и чувства собственного достоинства, которое наконец-то пробуждается в народе.

Ведь, насколько мне известно, это первое гражданское дело в истории советского судопроизводства, касающееся права рабочих на забастовку.

И в этом деле нашло свое яркое выражение противостояние, если хотите, конфронтация сил и мнений тех, кто, с одной стороны, не только ратует за перестройку и демократизацию, но и вносит своими действиями в это важное дело посильную лепту, и, с другой стороны, тех скрытых противников перестройки из бюро-

 

кратического аппарата, которые, голосуя за нее (ведь сегодня никто не осмеливается выступить открыто против перестройки), пытаются вставить палки в колеса перестройки, всеми силами воспрепятствовать пробуждению политической активности рабочего класса.

Поэтому, хотим мы этого или не хотим, скажу я об этом или умолчу, но данный гражданский процесс выходит далеко за рамки локального конфликта, являющегося непосредственно предметом рассмотрения в суде, но имеет определенное, с моей точки зрения, и немалое политическое значение.

Я считаю, что именно эта политическая значимость настоящего процесса позволяет мне несколько расширить традиционную адвокатскую формулу обращения к суду с просьбой о вынесении законного и обоснованного решения по делу и просить вас о вынесении не только законного и обоснованного, но и мудрого решения. А мудрость вашего решения, с моей точки зрения, должна заключаться в том, чтобы позволить обеим сторонам, участвующим в конфликте, урегулировать его, сохраняя чувство собственного достоинства.

Поэтому я поддержал заявленное сегодня представителем Воркутинского горстачкома Яковлевым ходатайство об отложении кассационного рассмотрения дела на несколько дней в связи с назначенной на 17 ноября, то есть всего через три дня, встречей представителей стачкомов с Председателем Совета Министров СССР Н.И.Рыжковым.

К сожалению, вы, товарищи судьи, оставили это ходатайство без удовлетворения.

i А ведь на этой встрече с главой высшего органа управления нашего государства, которая состоится через три дня, можно надеяться, все оставшиеся спорные вопросы будут решены без вмешательства суда. Я выражаю с уверенностью такую надежду потому, что, насколько мне стало ясно из бесед с представителями стачкомов, из материалов дела, да и из многочисленных сообщений прессы, большинство социально-экономических требований шахтеров, выдвинутых ими перед началом забастовки в июле этого года, уже удовлетворено или по ним принимаются соответствующие меры центральными органами управления угольной промышленности и межотраслевыми органами управления.

 

Ведь при возобновлении забастовки 26 октября, приостановленной 24 июля, никаких новых экономических требований шахтеры, по существу, не заявляли. Возобновление в октябре забастовки, приостановленной в июле, произведено стачкомами на основании п. 28 соглашения стачкомов с правительственной комиссией от 23 июля, которым прямо установлено, что за стачкомами сохраняется право возобновить забастовку в случае невыполнения их требований, принятых правительственной комиссией.

Уважаемые товарищи судьи, я позволяю себе просить вас обратить в совещательной комнате внимание еще на один пункт этого соглашения, ксерокопия которого по моему ходатайству приобщена вами к материалам дела.

Попутно замечу, что я не понимаю, каким образом мог Верховный суд Коми АССР рассмотреть настоящее дело и постановить по нему какое-либо решение, не располагая этим документом, определяющим правовую природу взаимоотношений сторон по данному конфликту, возникшему в июле, и исключающим применение к этим отношениям Закона от 9 октября 1989 г.

Я прошу вас обратить внимание на п. 30 этого соглашения, согласно которому Министерство угольной промышленности СССР и ЦК профсоюза этой промышленности обязаны были к 1 октября проинформировать трудовые коллективы шахт и стачкомы о ходе выполнения достигнутого с шахтерами соглашения.

Я смею утверждать, что возобновление забастовки шахтеров 26 октября объясняется прежде всего невыполнением министерством и ЦК профсоюза именно этой своей обязанности.

Я полагаю, что, если бы шахтеров вовремя проинформировали об уже принятых мерах по выполнению их требований и о той работе, которая проводится .для выполнения требований, оказавшихся невыполненными к этому сроку вследствие объективных затруднений и необходимости дальнейшей работы по ним, забастовка не была бы возобновлена.

Кстати, такое же мнение высказывали на страницах печати, насколько я помню, и некоторые журналисты.

Справедливость этого мнения находит свое подтверждение в телеграмме от 23 октября, которую дали из Воркуты в адрес зам. Председателя Совета Министров СССР Рябова председатель ЦК профсоюза угольной промышленности Сребный, зам. министра

 

угольной промышленности Беликов и первый секретарь Воркутин-ского горкома партии Сердюков.

Вы по ходатайству представителя стачкома шахты «Комсомольская» Никулина зачитывали копию этой телеграммы. Я позволю себе напомнить ее содержание.

«Стачкомы Воркуты, руководители хозяйственных и общественных организаций города требуют информацию об установлении конкретных сроков исполнения каждого пункта постановления Совмина СССР от 03.08. т.г. № 608, а также немедленного, не позднее 24.10. привлечения к ответственности всех лиц, виновных в задержке информации о выполненных пунктах указанного постановления. Указанное требование является главной причиной решения о возобновлении забастовки 25.10. т.г. В связи с невыполнением экономических требований горстачком выдвинул требования политического характера. Информируем вас для соответствующего реагирования».

Несколько забегая вперед, чтобы далее не возвращаться к этой телеграмме, я прошу вас обратить внимание не только на то, что она, телеграмма, подтверждает высказанное мною мнение о причине возобновления забастовки. Я прошу вас обратить внимание также на то, что из этой телеграммы со всей очевидностью можно сделать следующие выводы:

— во-первых, с требованиями стачкомов солидаризируются руководители хозяйственных организаций, то есть те лица, которые через три дня после этого (не знаю, по своей собственной инициативе или, как это утверждают представители стачкомов, под воздействием вышестоящих органов, но это сути дела не меняет) обратились в суд с иском к стачкомам о признании забастовки не законной;

— во-вторых, невыполнение Минуглепромом СССР и ЦК профсоюза своей обязанности, указанной в п. 30 соглашения со стачкомом от 23 июля, по существу, спровоцировало не только возобновление забастовки, но и выдвижение шахтерами новых требований политического характера;

— и в-третьих (хотя это прямо не указано в тексте самой телеграммы, но однозначно следует из ее содержания), как это ни удивительно, именно те должностные лица, которые обязаны бы ли информировать шахтеров о ходе выполнения соглашения с

 

ними, нашедшего свое отражение в постановлении Совмина СССР № 608, то есть председатель ЦК профсоюза и один из заместителей министра, взывают к правительству о необходимости такой информации!

О чем это свидетельствует?

Или о сознательной провокации возобновления забастовки, или о проявлении старого образа мышления, старых стереотипов игнорирования и попрания прав и достоинства личности в нашей стране.

В сегодняшнем номере газеты «Правда» опубликовано сообщение из Воркуты, которое я позволю себе с вашего разрешения процитировать. «Поздно вечером в субботу (то есть 11 ноября, или через 20 дней после телеграммы т. Рябову) из Москвы в Воркуту поступили три важных сообщения правительства.

Наконец-то отменен минуглепромовский «дисциплинарный устав». Положительно решен вопрос о северных надбавках. Учитывая сложившуюся обстановку в регионе, Совет Министров СССР принял постановление... Хочется верить, что эти шаги помогут конструктивному диалогу в правительстве, намеченному на пятницу».

Я лично тоже хочу в это верить. Но вместе с тем я не могу скрыть от вас, уважаемые члены судебной коллегии, и своего опасения за то, что неудовлетворенность шахтеров вашим решением может затруднить диалог, предстоящий в пятницу.

А теперь разрешите приступить к юридическому анализу правоотношения, возникшего в связи с забастовкой шахтеров Воркуты, и обоснованию кассационной жалобы горстачкома на решение Верховного суда Коми АССР от 27.10.89 г.

Как вы наверняка помяните, в самом начале судебного заседания я заявил ходатайство об отмене обжалованного стачкомом судебного решения и прекращении дела производством за неподведомственностью суду данного конфликта. Мое ходатайство в письменной форме приобщено вами к материалам дела. Не скрою от вас, я не сомневался в том, что вы откажете мне в удовлетворении этого ходатайства. Естественно, напрашивается вопрос: зачем же я заявлял такое ходатайство, не надеясь на его удовлетворение? Признаюсь чистосердечно, что сделал я это для того, чтобы мои доводы в обоснование кассационной жалобы горстачкома не оста-

 

лись висеть в воздухе. Ведь по нашему процессуальному законодательству объяснения сторон в кассационной инстанции не протоколируются. А на слух они могут быть восприняты не всегда полно и точно. Но длительный перерыв, который произошел в заседании после заявления мною этого ходатайства, позволял мне надеяться, что вы восприняли мое ходатайство не только на слух, но и изучили его более внимательно.

Поэтому я не буду повторять подробно те доводы, которые изложены в письменном ходатайстве. При необходимости вы можете обратиться к ним еще раз после удаления в совещательную комнату.

Но тем не менее считаю нужным акцентировать ваше внимание на основных аргументах, обосновывающих просьбу шахтеров об отмене состоявшегося по делу судебного решения и прекращении дела за неподведомственностью спора суду.

Почему я считаю дело неподведомственным суду?

Первое. Как известно, Закон о порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов) принят Верховным Советом 9 октября сего года. До этого порядок разрешения таких конфликтов и, следовательно, порядок объявления и предупреждения забастовок в законодательном порядке в нашей стране не был определен.

Из материалов дела известно, что забастовка была объявлена и начата в июле. Поскольку в то время порядок разрешения коллективных трудовых споров, могущих повлечь за собой забастовку, законом не был урегулирован, высшие органы законодательной и исполнительной власти в нашей стране вынуждены были установить специально для данного трудового конфликта определенный порядок его урегулирования.

Телеграммой от 23.07.89 г. М.С.Горбачев и Н.И.Рыжков поручили уполномоченным ими лицам обсудить с горняками все выдвинутые ими требования и согласовать с ними необходимые мероприятия, направленные на урегулирование конфликта. Ксерокопия этой телеграммы по нашему ходатайству приобщена к материалам дела.

В тот же день правительственная комиссия ко всеобщему удовлетворению согласовала с шахтерами такие меры и подписала с ними соответствующий протокол об этом, который тоже приобщен вами по моему ходатайству к материалам дела. В тот же день

 

забастовка была приостановлена и удовлетворенные шахтеры спустились в забой, чтобы обеспечить восполнение плана добычи угля, который был не выполнен из-за нескольких дней забастовки.

Как я уже говорил, п. 28 подписанного правительственной комиссией протокола сохранял за стачкомами право возобновления забастовки в случае невыполнения органами управления согласованных с ними предложений.

И вот наступает уже октябрь месяц, а шахтеров никто не информирует о выполнении согласованного с ними протокола, а те лица, которые обязаны их информировать об этом, дают из Воркуты телеграммы, свидетельствующие о том, что они сами не располагают такой информацией.

В соответствии с п. 28 протокола стачкомы принимают решение о возобновлении ранее прерванной (в июле) забастовки.

Это их решение поддерживают хозяйственные руководители шахт и общественные организации города.

Но в день возобновления забастовки руководители объединения «Воркутауголь» и трех шахт (из 12) обращаются с исковыми заявлениями в суд с требованием о признании возобновленной забастовки незаконной, ссылаясь на Закон от 09.10.89 г. И Верховный суд Коми АССР принимает к своему производству эти иски, объединяя их в одно дело, и принимает решение о признании забастовки незаконной на основании ст. 12 упомянутого Закона от 09.10.89 г.

Вправе ли был суд принимать к своему производству и рассматривать это дело на основании Закона от 09.10.89 г.?

Стачком в своей кассационной жалобе ссылается на то, что настоящее дело не подведомственно суду, так как в данном случае у них конфликт не с администрацией шахт, не с отраслевыми или межотраслевыми органами управления, а непосредственно с правительством.

Как пояснил здесь представитель горстачкома Яковлев, председатель судебной коллегии по гражданским делам Верхсуда Коми АССР, который лично возглавлял состав коллегии, рассматривавшей это дело, объявил стачкомам, что в нашей стране спора с правительством быть не может!

Вот на вашем столе лежат материалы по такому спору, из которых однозначно следует, что администрация шахт и объедине-

 

ния была солидарна с требованиями шахтеров, что между ними как раз нет никакого спора, что диалог по данному спору ведется шахтерами действительно непосредственно с правительством, а шахтерам говорят «такого спора быть не может»!

Что это, как не старый образ мышления, стереотип, оставшийся в наследство от командно-административной системы?

Привыкли к рабской психологии, и потому иначе «быть не может». Но ведь раньше и забастовок быть не могло! Во всех цивилизованных странах могли быть, а у нас это было невозможно! А вот она есть. Есть прямой диалог с правительством. А нам говорят: «Не может быть».

Я поддерживаю кассационную жалобу горстачкома по изложенным в ней основаниям.

Второе. Я считаю настоящее дело не подведомственным суду и на основании того, что Закон от 09.10.89 г. не может иметь обратной силы и быть применен по конфликту, возникшему в июле 1989 года.

Ведь данная забастовка была объявлена и начата в июле и тогда же по соглашению с правительством приостановлена. Приостановлена, а не прекращена! И в октябре 1989 г. забастовка не объявлялась и не начиналась, а возобновилась, как это и было прямо предусмотрено соглашением стачкомов с правительством, достигнутым в июле.

И дело здесь не только в теоретических основах нашего права, по которому любой закон, ухудшающий положение гражданина, обратной силы не имеет.

Обстоятельства настоящего дела исключают практически применение Закона от 09.10.89 г. к данной забастовке.

Посудите сами, ст. 2 Закона от 09.10.89 г., в нарушении которой, в частности, суд признал виновными стачкомы, регламентирует порядок формирования и утверждения требований предприятия, а также сроки их рассмотрения администрацией и информации об этих требованиях местных Советов и вышестоящих хозяйственных и профсоюзных органов.

Но ведь требования были сформированы и не только доведены до сведения администрации предприятия, но и согласованы с ними еще в июле месяце. И тогда же они были доведены до сведения Совета Министров СССР и даже Верховного Совета СССР.

 

Как можно ставить в вину стачкомам нарушение ст. 2 этого Закона в октябре, когда все это было сделано еще в июле?

Точно так же несостоятельны, с моей точки зрения, выводы Верхсуда Коми АССР о нарушении стачкомами статей 3, 4, 5 и 6 Закона от 09.10.89 г., регламентирующих порядок рассмотрения требований трудящихся в примирительных комиссиях и трудовом арбитраже, которых в июле не существовало вообще и функции которых, по существу, приняла на себя тогда специальная правительственная комиссия и непосредственно Совет Министров СССР.

Таким образом, следует признать, что данный трудовой конфликт не подпадает под действие Закона от 09.10.89 г., а потому и не подведомствен суду, не только по правовым основаниям, но и просто по здравому смыслу.

И третье. Как я уже вскользь отмечал, забастовщики Воркуты в июле месяце выдвинули не только социально-экономические, но и политические требования.

Из приобщенной по моему ходатайству к материалам дела вырезки из газеты «Красное знамя» за 25.10.89 г., которая опубликовала текст выступления 24.10.89 г. на сессии Верховного Совета СССР народного депутата Лушникова, следует, что он довел до сведения сессии политические требования шахтеров Воркуты. Таким образом, забастовка шахтеров Воркуты имела и продолжает иметь отнюдь не экономический характер.

А вся страна, да и не только наша страна, видела и слышала по телевидению, как первый заместитель главы нашего государства А.И.Лукьянов на вопрос народного депутата А.Д.Сахарова, заданный во время обсуждения проекта Закона от 09.10.89 г., заверил, что этот закон не относится к политическим забастовкам.

Да это само собой следует и из текста Закона от 09.10.89 г.

Таким образом, настоящее дело не подпадает под действие Закона от 09.10.89 г. и по этим соображениям.

Далее. Выступившая до меня коллега адвокат Фролова отмечала многочисленные нарушения гражданско-процессуального закона, допущенные в ходе судебного рассмотрения настоящего дела в Верховном суде Коми АССР. Повторять их не буду.

Прошу вас только обратить внимание на то, что Верховный суд Коми АССР принял свое решение по недостаточно исследо-

 

ванным обстоятельствам и не затруднил себя даже ссылками на доказательства.

В связи с этим некоторые выводы Верховного суда Коми АССР вообще не основаны на материалах дела.

Так, например, в решении суда содержатся утверждения, что решение о возобновлении забастовок на шахтах принято собраниями при отсутствии необходимого кворума. Между тем в материалах дела отсутствуют протоколы этих собраний или какие-нибудь другие документы, подтверждающие такой вывод суда.

Сам по себе факт удовлетворения вами моих ходатайств о приобщении к материалам дела многих документов, в том числе соглашения от 23.07.89 г., телеграммы М.С.Горбачева и Н.И.Рыжкова, вырезки из газеты, в которой были опубликованы политические требования шахтеров, убедительно свидетельствует о том, что Верховный суд Коми АССР принял решение по недостаточно исследованным материалам дела.

В заключение я позволю себе с вашего разрешения процитировать выдержку из статьи «Шахта, которая не бастует», опубликованной в газете «Известия» за 13.11.89 г. Директор единственной в Воркуте шахты «Заполярная», которая не присоединилась к забастовке, но выразила свою солидарность с бастующими, на вопрос корреспондента: «Что, по-вашему, может вывести шахтеров из забастовки?» — ответил: «Только правда. Правительство должно прямо сказать, что реально в 608-м постановлении Совмина, а что надо отложить на более долгий срок. Шахтеры поймут, если к ним подойдут с должным уважением».

Можно лишь присоединиться к мнению директора этой шахты и выразить надежду на то, что в вашем определении по кассационным жалобам стачкомов также найдет свое выражение уважение к бастующим шахтерам.

Я прошу вас решение Верховного суда Коми АССР от 27.10.89 г. на основании ст. 309 ГПК РСФСР отменить и дело производством прекратить за неподведомственностью суду данного конфликта.

Об этом же просит вас в своем письме-ходатайстве по настоящему делу народный депутат академик А.Д.Сахаров.

Если же мы не смогли убедить вас в неподведомственности суду настоящего дела и необходимости предоставить шахтерам

 

возможность довести до логического завершения свой диалог с правительством, не унижая их достоинства и не прибегая к давлению на них с позиции силы, я прошу вас все равно отменить решение и направить дело на новое рассмотрение по основаниям, предусмотренным ст. 306 п. 1 ГПК РСФСР.

Спасибо за внимание».

После меня выступали в том же духе представители стачкомов, некоторые из них удивили меня своим красноречием и эрудицией. Суд удалился в совещательную комнату.

Я демонстративно не стал дожидаться оглашения их определения, попрощался с шахтерами и коллегой, которые приглашали меня к ним в гости в Воркуту, и уехал домой, вспоминая последнее слово, сказанное мне А.Д., — «Страшно!».

С дальнейшими жалобами по этому делу я считал обращаться бесполезным, тем более что при встрече с Н.И.Рыжковым через три дня шахтеры добились еще каких-то успехов, а добиваться смены правительства, которой в конце концов потребовали шахтеры в судебном порядке, было смешно.

Такого еще не бывало даже в демократических государствах.