Как Кобзон свой меч на орало перековал

 

Об этом уголовном деле было много публикаций. На протяжении почти трех лет российская общественность с интересом наблюдала за ним. А как же иначе?

С одной стороны, в процессе выступал в качестве потерпевшего знаменитый певец, Народный артист СССР, лауреат многочисленных премий, профессор Академии музыки им. Гнесиных, художественный руководитель концертно-зрелищной программы «Москва», президент акционерного общества (холдинга) «Московит», депутат Государственной Думы, председатель общественного Совета ГУВД, президент Фонда «Щит и лира», к тому же известный меценат и благодетель, а также личный друг и соратник многих сильных мира сего как из органов власти, так и из криминального мира И.Д.Кобзон.

С другой стороны, в качестве обвиняемого на скамье подсудимых сидел не обладающий никакими почетными званиями и громкими титулами талантливый журналист, неплохой поэт и мужественный человек Дмитрий Быков.

Интересы знаменитого маэстро представлял в суде популярный в Москве адвокат А.Г.Кучерена. Защиту подсудимого осуществлял адвокат М.И.Коган, то есть я.

В многочисленных публикациях об этом процессе по-разному излагались события, лежавшие в его основе. Но так или иначе, большинство авторов — одни смелее, другие осторожнее — поддерживали своего коллегу, осмелившегося коснуться своим острым пером славного нашего певца в статье «Полный Кобзон», которая была напечатана в еженедельнике «Собеседник» в рубрике «Священная корова» и подписана псевдонимом «Антон Бубликов — кобзарь».

Просматривая эти публикации, я нашел среди них только одну под хлестким заголовком «Дырка от бублика» («Вечерняя Москва», 01.10.98), в которой официальный представитель И.Д.Кобзона адвокат А.Г.Кучерена еще в разгар процесса обвинял Д.Быкова в «бессодержательности» его статьи, в «собачьем лае из-под подворотни», в «малопонятных инсинуациях и бесчестье».

Замечу, что адвокат, проявляя эрудицию и отдавая должное таланту и острому перу Д.Быкова, вспомнил известного в тридца-

 

тые годы умницу и острослова Карла Радека, который за эти свои незаурядные качества тогда же и был расстрелян.

Вот бы вернуть те годы! Тогда бы Д. Быков за оскорбление певца не отделался исправительными работами сроком всего на один год.

Нужно заметить, что я категорически против публичных выступлений адвокатов по их делам, которые еще находятся на рассмотрении в суде. Такие выступления — это не только попытка повлиять на общественное мнение с целью оказать давление на суд. Это хуже— компрометация адвокатуры. Ведь адвокат, как правило, пока даже не знает всех материалов дела, не знает, какие доказательства еще может представить в суд оппонент. И как выглядит такой адвокат, заверявший публично о невиновности своего подзащитного после оглашения обвинительного приговора? Вот после такого приговора — пожалуйста, адвокат может комментировать его как угодно.

Частичным оправданием таких адвокатов могут служить только еще более недопустимые публичные выступления прокуроров, которые до суда объявляют на весь мир о доказанности вины обвиняемых. Чего, например, стоят публичные выступления прокурора о раскрытии убийства А.Меня и доказанности вины его убийцы, который был полностью судом оправдан? Или, например, сообщения правоохранительных органов (и, к сожалению, СМИ), что преступники уже задержаны и начали давать показания. Во-первых, они по закону пока не преступники, а только подозреваемые в совершении преступления. А во-вторых, какие они начали давать показания? Может быть, они категорически отрицают свою вину. А может быть, потом выяснится, как это не раз бывало, что их заставили противозаконными методами давать признательные показания. Зачем же вводить в заблуждение общественность? Всему свое время.

А теперь вернусь к статье А.Г.Кучерены по делу Д.Быкова.

В этой статье меня, как старого юриста (независимо оттого, что я защищал Д. Быкова), больше всего удивила странная неосведомленность автора о том, что Д.Быкову вообще не грозит никакое наказание, даже если он будет признан судом виновным в оскорблении Кобзона.

 

К тому моменту Государственная Дума уже приняла акт амнистии, по которой все осужденные за подобные тяжкие грехи подлежали освобождению от наказания. Такая неосведомленность автора тем более непонятна, если вспомнить, что доверитель, являясь членом этой самой Думы сам, наверное, и голосовал за этот гуманный акт.

В конце статьи о дырке от бублика Кучерена вспомнил знаменитую сцену из классика, когда к известному поэту приходит Мастер и произносит сакраментальную фразу: «Не пишите больше!», на что тот немедленно отвечает: «Обещаю и клянусь!» «И в обществе становится меньше недоверия и злобы. Или так бывает только в романах?» — спрашивает автор.

Непонятно и еще одно. Зачем автору, выступающему против недоверия и злобы в обществе, понадобилось в течение трех лет направлять от имени своего доверителя десятки заявлений во все возможные и невозможные инстанции с просьбой о возбуждении уголовного дела против поэта, а после отказа в возбуждении дела писать еще и жалобы на бездействие этих инстанций?

Зачем же он, эрудированный борец за мир и согласие в обществе, отказался от предложения судьи О.Левиной из Тверского суда об окончании дела миром? Может, ради того, чтобы предоставить возможность нашему знаменитому певцу, а заодно и себе лишний раз промелькнуть на телевизионном экране с пустыми угрозами в адрес распоясавшегося поэта и прессы?

Дырка от бублика, как известно, никому вреда еще не приносила. Без такой дырки и бублика-то не бывает.

А вот дырки, свидетельствующие о недостатке знаний, приносят вред не только эрудитам, но, увы, и другим людям, потому как отрывают их от более важных дел.

Но все по порядку.

Пятого сентября 1998 года (памятная на всю оставшуюся жизнь для меня дата) мне позвонил старый друг детства и верный товарищ еще по ГУЛАГу, известный кинодраматург Валерий Фрид.

Он спросил, не возьмусь ли я защищать в уголовном процессе хорошего человека. Извиняющийся тон его просьбы объяснялся тем, что этот человек не может уплатить мне подобающий гонорар из-за своего не очень хорошего материального положения.

 

— Ты же знаешь, старик, — ответил я, — защита людей, по павших по несчастью на скамью подсудимых, — это моя профессия. А бесплатная защита хороших людей — это мое хобби.

— Так-то оно гак. Но тут особое дело. Речь идет об отличном журналисте и неплохом почте. Ты его знаешь. Это Дима Быков. Его обвиняют в оскорблении печатным словом. Но сам он стесняется к тебе обратиться по такому пустячному делу.

— Пустячных уголовных дел не бывает. А это дело, насколько я понимаю, профессионально интересное, тем более, я уверен, Дима никого зря не обидит. А кроме того, в этом процессе я могу как следует порезвиться, не рискуя при этом шкурой своего подзащитного. Такая возможность у адвоката бывает очень редко.

— Почему?

— Потому, что недавно наша Дума приняла постановление об амнистии, под которую в первую очередь как раз подпадают такие «социально опасные люди», как Дима. Так что мы с Димой ничем не рискуем, даже если он обругал кого-нибудь и непечатным словом. Хоть по фене или даже матом, на котором мы с тобой иногда объясняемся в любви.

— Ты уверен? Советую тебе, старик, хорошо подумать, хотя я знаю, что ты даже мат свой по ветру не пускаешь.

— Только честно скажи, Дима случайно никого не замочил в сортире?

— Нет. Он на это не способен. И все же ты подумай насчет своей резвости в процессе. Может быть, вы с Димой и действительно ничем не рискуете, коли была амнистия. Но это дело все- таки очень опасное.

— Не понимаю. Чем опасное?

— Как тебе объяснить? Дело в том, что он оскорбил не кого-нибудь, а самого Кобзона, который выступает в этом процессе в качестве потерпевшего, а его интересы представляет тебе известный адвокат Кучерена. А опасное оно потому, что если тебя раньше долгое время не выпускали за границу, то теперь тебя могут не выпустить даже из собственного подъезда.

— Считай, что из-за этого процесс будет для меня еще интереснее. Но чем же Дима так оскорбил Кобзона, что тот затеял против него уголовное дело?

 

— Дима чересчур восторженно в одной статье о Кобзоне отозвался об его оральных способностях.

— Ты что, шутишь?

— Увы, нет.

— А ты знаешь этимологию слова «оральное»?

— Нет, но могу сейчас посмотреть в словаре.

— Не надо. Даю тебе бесплатную справку. Это слово вошло в русский язык от греческого «ого», что в буквальном смысле означает по-русски «говор», а отсюда пошел глагол «говорить». А ведь Кобзон, насколько я знаю, сейчас не только поет, но и много говорит. Правда, больше в прессе и в суде, чем в Думе. Но дело даже не в этом. Я убежден, что он и как певец может прекрасно исполнить соло в какой-нибудь ура-патриотической оратории. А оратория — от того же греческого слова. И Дима, когда писал о великих оральных способностях Кобзона, думаю, как раз это имел в виду.

— Прекрасно. Я же знал, к кому обратиться.

— Подожди, это еще не все. Кобзон в последнее время часто мелькает рядом с кепкой Лужкова, вроде как убеждает своих многочисленных поклонников в великом будущем этой самой кепки в связи с предстоящими выборами нового президента. То есть Кобзон еще выступает и в роли оракула. А оракул — опять же от того же самого «ого». Кстати, ты не знаешь, «Оранжевое небо» Кобзон не пел?

— Ты меня уморил и убедил. Но вот убедишь ли ты в этом суд?

— Постараюсь. Во многом это будет зависеть от того, какой судья попадется. В крайнем случае заявлю ходатайство о проведении филологической экспертизы.

— Но это еще не все. В статье о Кобзоне говорится о его тесных связях с МВД, криминальным миром и бизнесом.

— Здрасьте! Кобзон и сам не отрицает этого и даже этим гордится.

— Я вижу, ты не читал эту злосчастную статью. В ней как раз приводятся в основном высказывания самого Кобзона, и дается краткий комментарий в том смысле, что гений и злодейство вещи несовместные.

— Бесподобно! Мы с тобой тоже всегда придерживались этого мнения. Даже на Лубянке.

— Тогда нам это, к сожалению, не помогло. Скорее наоборот.

 

— Но дело Димы в отличие от нашего будет рассматриваться не в Особом совещании.

— Я рад, что в который раз не ошибся в тебе. Да, есть еще одна интересная деталь. Статью эту вообще не Дима писал, он ее только редактировал. А автор статьи — Ефрем Ним.

— Так почему на скамье подсудимых Дима, а не Ним?

— Потому, что Дима при редактировании статьи смягчил некоторые острые выражения Нима, а тот обиделся на это и снял свою подпись. Статья подписана их общим псевдонимом.

— Совсем интересно. А как себя Ним ведет в этом деле?

— Архиблагородно. Требует, чтобы и его судили.

— Не дело, а конфетка. Как мне получить эту статью и все материалы к ней?

— Приходи ко мне завтра в семь. Дима принесет все материалы.

— Старик, а можно я приведу с собой свою новую помощницу? Чтобы она сразу вошла в курс дела.

— Сколько ей лет? Хорошенькая?

— Это в данном случае не имеет значения. Главное, толковая.

— Приводи. С остальными ее качествами я сам разберусь.

Вечером следующего дня я с Ирой Корсуновой встретился у Валерика с Димой. Правда, по делу мы почти не разговаривали. На столе уже стояла бутылка виски и закуска, а жена Валерия приготовила еще и жареную утку.

Беседовали о том о сем. Стол вел сам Валерик и, поглядывая на Иру, как нового человека в нашей компании, остроумно рассказывал о наших подвигах в ГУЛАГе.

Каждому из присутствующих он сказал доброе слово. А потом попросил нас сказать пару слов о нем. Дима очень хорошо отозвался о сценариях Валерия, которые он написал совместно с нашим покойным другом Юликом Дунским. Меня Дима покорил тем, что наряду с популярными кинофильмами, поставленными по их сценариям («Жили-были два товарища», «Гори, гори, моя звезда» и др.), он вспомнил и отметил как один из лучших малоизвестный и действительно прекрасный фильм «Вдовы». Потом Дима почитал нам свои стихи, из которых я отметил одно, можно сказать, на злобу дня.

Стихотворение называлось «Пророк» и начиналось так:

 

Не всякий лысый был брюнетом,

Хотя кричит, что он брюнет.

Не всякий битый был поэтом,

Хоть без битья поэта нет.

— Когда это стихотворение написано? — насторожился я.

— В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году.

— Кобзон знает о нем?

— Не думаю.

— Но я надеюсь, что он его не цитирует в той злополучной статье?

— С какой стати? Оно же посвящено не Кобзону, а печальной участи поэта.

— Слава Богу! Кобзон и его представитель могли этого не понять и расценить ваши стихи как личный выпад против Кобзона.

Разошлись поздно вечером.

А рано утром 7 сентября 1998 года меня поднял с постели телефонный звонок. Зоя, жена покойного Юлика Думского, произнесла только два слова: «Валерик умер».

Мне хочется, чтобы эта заметка о деле Димы Быкова послужила и данью памяти о Валерике, с которым мы дружили почти семьдесят лет, и о котором я уже написал более подробные воспоминания.

О самом деле Кобзона против Быкова писать много не буду. Не стоит оно того.

Певец несколько раз не являлся в суд, отговариваясь занятостью важными государственными делами или своими концертами. Вместо него попытался выступить А.Г.Кучерена, ссылаясь на имеющуюся у него доверенность. По всей вероятности, адвокат перепутал уголовный процесс об оскорблении с гражданским делом о защите чести и достоинства, где такое представительство допускается.

В уголовном процессе дело обстоит иначе: потерпевший обязан участвовать лично и давать показания по правилам, установленным для свидетеля. При этом он несет уголовную ответственность за отказ от дачи показаний или дачу ложных показаний. Поэтому закон допускает в случае уклонения потерпевшего от явки в суд даже его привод с помощью милиции.

 

Судья разъяснила это А.Г.Кучерене, после чего на следующее заседание И.Д.Кобзон явился уже самолично, в сопровождении охраны и многочисленных поклонников. Это не помешало мне еще до начала судебного заседания предложить артисту закончить дело миром. Однако Кобзон даже не дал мне договорить хвалебные слова в его адрес. Он сбросил мою руку со своего плеча и грозно заявил, что дойдет до нового президента, но этого дела так просто не оставит и заткнет глотку ангажированным журналистам, которые его давно и упорно травят.

Открыв судебное заседание, судья разъяснила сторонам, что, даже если подсудимого признают виновным, он все равно будет освобожден от наказания в силу акта амнистии, в связи с чем еще раз спросила потерпевшего, не хочет ли он закончить дело миром. И.Д.Кобзон ответил возмущенным отказом.

Уже при оглашении судьей обвинительного заключения для всех присутствующих в зале стало очевидным, что в действиях подсудимого состава преступления нет.

Автор обвинительного заключения, как бы извиняясь перед судом за то, что заставляет его заниматься этим никчемным и заранее обреченным на оправдательный приговор делом, указал, что по заявлению И.Д.Кобзона ему вначале отказали в возбуждении уголовного дела, но затем, после письменного указания зам. прокурора города, Д.Быкову все же было предъявлено обвинение в оскорблении потерпевшего.

Далее в обвинительном заключении говорилось, что в статье «Полный Кобзон» использованы лишь ранее опубликованные о нем материалы в газетах «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», «Сегодня» и «Коммуна», а также интервью самого И.Д.Кобзона по телевидению и в книге «Преступный мир России».

В обвинительном заключении содержалась и ссылка на мнение экспертов-филологов, согласно которому в статье «Полный Кобзон» нет ни одной фразы или выражения в неприличной форме. А заканчивалось оно так: «Допрошенные по делу свидетели характеризуют его (то есть Д.Быкова) как талантливого журналиста, принципиального и высоконравственного человека».

После оглашения такого обвинительного заключения защитнику подсудимого вообще делать нечего. Разве только порезвиться?

 

Тем не менее, И.Д.Кобзон и его представитель адвокат А.Г.Кучерена не унимались. Оказалось, что слово «кобзарь» в псевдониме, а также само название рубрики «Священная корова» и даже фотографию И.Д.Кобзона, сопровождающую статью, они расценивают как вопиющее оскорбление потерпевшего.

Кроме того, А.Г.Кучерена поставил под сомнение правомерность использования в журналистике образных выражений (он забыл, что сам использовал их в статье «Дырка от бублика»). Объяснение же Д.Быковым семантики и этимологии словосочетания «оральные способности», данное суду, потерпевший почему-то расценил как домашнюю заготовку на пару с адвокатом, что тоже оскорбило его.

Я только удивлялся терпению судьи, которая объявила перерыв в связи с тем, что И.Д.Кобзону нужно было проводить срочное совещание по разработанному им самим (!) новому законопроекту «О защите чести и достоинства».

Тем не менее, спешка на срочное заседание не помешала И.Д.Кобзону устроить тут же во дворе суда импровизированный брифинг для собравшихся журналистов и телевизионщиков. Во всеуслышанье и всевидение И.Д.Кобзон заявил, что, будь сегодня на дворе XIX век, он набил бы Д.Быкову морду, а затем вызвал его на дуэль. (Хотя в XIX веке дуэли в России уже были запрещены, а в его случае право вызова на дуэль, по принятым в Европе обычаям, принадлежало бы Д.Быкову.)

Заседание суда еще несколько раз откладывалось из-за занятости И.Д.Кобзона более важными делами, и в конце концов судья О.Левина тихо прекратила производство за истечением срока давности. Так что мои надежды на возможность порезвиться на этом процессе не совсем оправдались.

В своей, увы, так и не произнесенной речи я собирался в первую очередь сослаться на заключение самых авторитетных экспертов-филологов — зав. отделом культуры русской речи, доктора филологических наук, профессора Института русского языка им. А.С.Пушкина Л.К.Граудиной и старшего научного сотрудника того же отдела Е.Н.Лазутиной.

По их мнению, авторский замысел журналиста состоял в том, чтобы полно и объективно обрисовать личность И.Д.Кобзона, сделав отрицательные с точки зрения общественной морали черты

 

личности И.Д.Кобзона известными широкой аудитории, и лишить И.Д.Кобзона ореола непогрешимости, идеальности и имиджа личности с высокими человеческими качествами и несомненными достоинствами.

Из заключения экспертов следовал бесспорный вывод, что в действиях автора статьи «Полный Кобзон» не было умысла на его оскорбление и «с лингвистической точки зрения высказывания журналиста об И.Д.Кобзоне вполне литературны, не содержат бранной, вульгарной и ненормативной лексики». И, наконец: «В статье «Полный Кобзон» нет фраз и выражений неприличной формы».

Следовательно, в действиях автора нет состава преступления ни с субъективной, ни с объективной стороны.

В своей речи в защиту Д.Быкова я собрался еще сказать, что конфликт между поэтом и властью извечен, а несовместность гения и злодейства доказана историей.

Что касается оральных способностей человека, даже в том смысле, в каком это было понято И.Д.Кобзоном (или подсказано ему), то они давно известны всему миру. И в них нет ничего оскорбительного.

Ведь от «каждого по способностям» — старый лозунг коммунистов (единственный, с которым можно согласиться). Кстати, уважаемый И.Д.Кобзон в судебном заседании демонстративно подтвердил свою приверженность коммунистической идеологии.

А насчет того, что «каждому по потребности», — певцу и его адвокату виднее. При любой власти и независимо от идеологии.

Я, конечно, тоже за мир и согласие в обществе. И потому рад, что уважаемый И.Д.Кобзон с помощью судьи сумел свой меч вовремя перековать на орало. И тем самым еще раз продемонстрировал свои оральные способности.

«Многолетний опыт научил меня не опасаться неприятностей со стороны тех, кого мне удалось раздразнить. Ибо, хотя телесные силы напрягаются под действием гнева и ярости, силы умственные в то же время ослабляются и все старания ума становятся тщетными и бесплодными».

Это не мои слова, а замечательного писателя-сатирика Джонатана Свифта, сказанные им более 250 лет тому назад.

Считайте, что о нем я вспомнил сейчас, чтобы тоже блеснуть своей эрудицией.

С уверенностью в том, что времена Карла Радека канули в Лету навсегда!