Наглая провокация финляндской военщины

 

Ленинград, 26 ноября (ТАСС). По сообщению штаба Ленинградского округа, 26 ноября в 15 часов 45 минут наши войска, расположенные в километре северо-западнее Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артогнем. Всего финнами произведено семь артиллерийских выстрелов...

Известия, 27 ноября 1939 г.

 

ФИНСКАЯ ВОЙНА

 

Финская война случилась вскоре после того, как я попал в четвертый детский дом.

Финляндия все время грозит Советскому Союзу, затевает перестрелки и настоящие бои на границе, Ленинград в опасности... И советское правительство вынуждено было ответить военными действиями. Мы были радостными: о, белофинны! они узнают, как грозить Ленинграду и нападать на нас! они свое получат!..

А спустя какое-то время, когда война шла к концу, к нам в детский дом пришли красноармейцы, которые участвовали в этой войне. Между Покровом и Петушками есть давнишние военные лагеря — Киберево и Собинка. Вот туда, по-видимому, перебрасывали этих красноармейцев на отдых или переформирование. Их много было, они, наверное, шли пешком и в Покрове остановились на ночь.

А я с мальчишками в этот вечер старался запустить коробочного змея. Продавались до войны такие змеи с довольно сложным устройством для разбрасывания листовок. Нам его купили, мы сами его собрали и побежали на кладбище пускать. В четвертом детском доме ни сада, ни двора практически не было, сторож у ворот не сидел, и кладбище, которое находилось близко за нашим забором, было местом наших игр. Змей почему-то очень долго не запускался, но мы, хоть и стоял сильный мороз, никак не хотели уйти, не добив-

 

шись успеха. В конце концов мы его запустили. Змей поднялся, листовки рассыпались — дело было сделано, и мы совершенно счастливые побежали домой. Прибегаем — а тут еще одна радость, и какая: к нам пришла делегация красноармейцев!

Помню, мы устроили для них импровизированный концерт, пели, читали стихи. А они рассказывали нам, как воевали в Финляндии. Мы услышали, какие белофинны безжалостные и бесчеловечные, как они стреляли в наших бойцов из-за угла или с деревьев. Или наш боец входит в дом, видит там шоколад или что другое на столе. Он только дотронется — и в этот миг взрыв мины. Вот какие они негодяи, белофинны. Мне на ум не приходил вопрос: а зачем красноармейцы заходят в чужой дом? Я истинно думал: какие белофинны подлые и коварные, а наши бойцы — настоящие герои! Какие среди наших есть замечательные снайперы, как они все стоят друг за друга, выносят раненых с поля боя — об этом много тогда говорилось. И как наши бойцы страдали — там такие морозы...

Потом они у нас ужинали, и мы могли около них уже неофициально покрутиться и перемолвиться словцом-другим. Это была моя первая встреча с войной, она наполняла меня патриотической гордостью. Но, как это ни странно, я тогда обратил внимание, что у некоторых красноармейцев лица какие-то невеселые. Победители, народные герои, а лица что-то не те, румянца, что ли, или улыбки не хватает. Особенно один. Я спросил его о чем-то, сейчас уже не помню, о чем, но вопрос был по-мальчишески глупый: не то страшно ли на войне, не то много ли финнов он убил? Он даже, кажется, и не ответил, но посмотрел на меня с иронией и презрением и сплюнул. Это меня поразило: я почувствовал, что у него никакого восторга и радости по поводу войны нет. Думаю: чего-то я не понимаю... Он дал мне докурить свой чинарик.