Снова на «общих»

В сравнении с Ошлой и Шушерами Первая колония оказалась значительно больше. (Она имела восемь участков, на которых работали около тысячи заключенных). В остальном она, однако, ничем не отличалась от других — те же мрачные бараки, такая же баня, такие же подсобные здания...

У вахты нас встретил нарядчик Чаузский, крупный мужчина в аккуратно сшитой телогрейке, галифе, сапогах и шапке-ушанке. Большой крючковатый нос и толстые губы красноречиво подчеркивали его национальность.

— Ьот что, мужики,— обратился он к нам,— сейчас пойдете в баню со всеми вашими шмотками, а затем в свой барак. Завтра будет медосмотр. Ясно?

— Ясно,— прозвучал ответ.

Перед баней мы должны были пройти полную санобработку. Давно я не подвергался этой унизительной процедуре. Парикмахер Алиев, высокий тощий азербайджанец лет шестидесяти, мастерски владел бритвой и в считанные секунды освободил нас от растительности, нигде не оставляя ни волоска.

Наши вещи сдали для «прожарки» в дезкамеру, нанизывая их на большие незамкнутые кольца из толстой проволоки. В моечной, как и везде в местах заключений, дали две шайки горячей воды и кусочек мыла.

После того как помылись, перешли в одевальную. Помещение оказалось довольно прохладным, и всем пришлось плясать минут десять, прежде чем получили свою одежду.

Когда начали одеваться, к нам подошел дезинфектор Городилов, парень лет двадцати пяти с изуродованной левой кистью. Он внимательно оглядел нас, а затем тихо спросил:

— Кому надо махорки или хлеба?

— А на что? — спросил кто-то.

— На ботинки, брюки или рубашки.

— А на деньги?

— Деньги мне не нужны. Я ищу шмотки.

Наш этап был бедный, и лишней одежды ни у кого не оказалось. Все, что имели, носили на себе. Торг не состоялся.

Городилов обратил внимание на мою кожанку, которую не подвергали дезинфекции, и даже прощупал ее.

— Не продашь?

— Нет. Мне она самому нужна.

— Напрасно.

— Почему напрасно?

— А все равно урки отберут.

— Не думаю.

— Откуда такой уверенный?

— Я же не первый год сижу и знаю порядки.

— А сколько сидишь?

— Пять лет.

— А кем работаешь?

— Врачом.

— Вы что, врач? — Дезинфектор сделал удивленное лицо и сразу перешел на «вы».

— Да, и направлен сюда по спецнаряду.

— Это, конечно, другое дело. Простите, пожалуйста.

Барак оказался просторным и был рассчитан, вероятно, человек на сто. Как и в Шушерах нары строились по типу «вагонки» (двухъярусные на четырех человек) и напоминали места плацкартного вагона. Помещение освещалось коптилкой — консервной банкой с фитилем из тряпки.

Пока постельные принадлежности не дали, и мы легли после ужина на голые нары. Ужин нас не обрадовал: жидкий гороховый суп и кусок хлеба. Утром, еще до завтрака, в барак явился нарядчик Чаузский.

— Вот что,— сказал он,— сразу после завтрака пойдете в санчасть на медосмотр. Вечером узнаете, где будете работать. Я подошел к нему.

— Можно к вам обратиться с вопросом?

— А в чем дело? — Он окинул меня оценивающим взглядом и, видимо, понял, что я не простой работяга.

— Дело вот в чем: я врач по специальности и прибыл сюда для работы в этом качестве. К кому я должен обратиться с этим вопросом?

— Значит, вы новый врач?

— Видимо.

— Что я могу вам ответить? Обстановка сейчас такая: начальник санчасти Кордэ сейчас в отпуске, а кроме нее ваш вопрос никто не может решить.

— Как это понять?

— Так, что вам пока придется работать не по специальности.

— А где я тогда должен работать?

— Этого я не могу сказать. Это целиком зависит от нашего врачаТорбеевой. Если она скажет: работа в зоне, тогда я вам найду здесь что-нибудь. Но если она напишет ТФТ (тяжелый физический труд) — я бессилен, вы меня поняли?

— Конечно. Но я все-таки думаю, что ваш врач поймет мое положение. Она заключенная?

—Да.

— Тем более.

— А я сомневаюсь.

— Вы хотите сказать, что она может меня направить на «общие»?

— Да. Когда увидите Торбееву, вы меня поймете.

Откровенно говоря, я был несколько удивлен. Медики обычно помогали друг другу в лагерях. На «общие» угодить в ноябре меня не очень устраивало. На лесоповале можно в это время «дойти» за месяц.