Целительство или грех?

И в годы минувшие, в описываемой здесь среде лагерей, и с наступлением «перестроечных» свобод, когда каждый из той среды для выражения своего взгляда на прошлое как бы получил трибуну, проявлялись различные подходы к восприятию лагерной художественной самодеятельности как явления. Тогда и сейчас, по оценкам одних, участие в ней было почти безнравственным. Уходить в искусство, творить его, как бы призывая людей забывать о постигшем их вселенском горе, даже на какие-то часы закрывать на него глаза означало, утверждают они, обезоруживать их внутренне, ослаблять в них чувство скорби и протеста.

Их оппоненты, а таких несомненное большинство, рассматривают художественные представления в зонах как спасительные мгновения, дававшие возможность хоть на час-другой вырваться из мрака и боли, когда колючая проволока, кажется, не вокруг зоны, а в тебе самом. Как возможность как бы прожить эти часы другой жизнью. И, может быть, благодаря этим мгновения сохранить внутренние силы, чтобы выжить.

Я - на стороне последних, чья правота представляется неоспоримой. Подтверждением ей и мои, к сожалению, долгие личные наблюдения.

—————————

После двадцати дней январского этапа, когда по ночам волосы примерзали к стене телячьего вагона, марша в пешей, подгоняемой конвоем, собаками и лютым морозным ветром колоны до лагерной зоны, после перехода из этого мира в другой, на 20 лет каторжный мир, я была рада хотя бы теплу барака, наконец. Со всем, что осталось по ту сторону, простилась навсегда, понимая, что туда мне уж никогда не возвращаться. Доведенная происходящим почти до безразличия ко всему, что ждет меня, и ослабленная тяжелой ангиной в пути, в первые же минуты я упала на нары, и уснула. Скоро заставили подняться, построиться. Однако огорчение сменилось радостью: в баню! Были слезы от опасности посягательства по соображениям санитарии на мои пышные длинные косы. Оставили. Пока ждали одежду из прожарки, пришли трое мужчин. Обнаженные, визжали, протестовали, прятались, закрывались. Но пришедших это только потешало. Оказалось, эта была комиссия — начальник медсанчасти, старший нарядчик и писарь. Каждой надлежало подойти к столу, после записи всех «установочных данных» ее осматривал медицинский начальник и давал соответствующую оценку: ЛФТ (легкий), СФТ (средний)

и ТФТ (тяжелый физический труд). Последнее могло означать: в шахту. Я получила ЛФТ, а на вопрос об образовании (студентка филфака университета) сказала и об окончании курсов медсестер перед войной. Приказали утром явиться в санчасть за направлением на работу по специальности.