КАК УМЕРЛА МОЯ МАМА

Мы оба, я и моя мама, были заключенные Карлага НКВД СССР. Летом 1939 г. маму привели из Чурбай-Нуринского отделения Карлага на свидание со мной — на Центральный промышленный огород (ЦПО), другое отделение Карлага. То, что ей удалось организовать это свидание, — было удивительно. Мы провели замечательный и очень грустный день вместе, после чего она вернулась в Чурбай-Нуру.

В конце 1939 года мне стало известно, что мама разгневала лагерного начальника (не то Найденова, не то Разгонова), который принуждал ее к сожительству, и ее этапом направили в Бурминское отделение Карлага, на постройку Мухтарской плотины; в ее формуляре было написано: "Использовать исключительно на общих работах". Затем мне стало известно, что на постройке плотины мама работала "землекопом".

Осенью 1940 года из ЦПО в Бурму была направлена З.Н.Н. — зав. ремонтной мастерской, где я работал; ее направили в командировку за какой-то с/х машиной. Я попросил З.Н.Н. узнать о маме. Вернувшись из Бурмы на ЦПО, ЗЛД. сказала мне, что мама тяжело больна; она не сказала мне, что видела маму. Затем мне стало известно, что ближе к зиме 1940 года мама умерла. После своего так называемого "освобождения" (нас оставляли в Карлаге на работе без паспорта и без права выезда не только из лагеря, но и из конкретного отделения), я попал на работу в

Бурму и от Елизаветы Григорьевны Ершкович, заключенной, узнал, что мама умерла в Бурминской больнице, что ее где-то похоронили, как хоронили всех умерших заключенных. Я и не пытался найти ее могилу.

Но вот в сентябре 1986 года меня разыскала З.Н.Н. и рассказала мне и моей жене о своей встрече с мамой осенью 1940 года. Ее рассказ записала жена.

"В сентябре 1986 года к нам неожиданно пришла старая женщина, худощавая, подвижная, с необычно яркими для своего возраста глазами. Это была З.Н.Н. Последний раз Игорь виделся с ней в 1958 году.

Прошло 28 лет. Ей было уже за 80. Она всматривалась в сидевшего перед ней 65-летнего человека, пытаясь узнать в нем мальчика-заключенного, в судьбе которого когда-то она старалась принять посильное участие.

Она говорила о себе, о своем пути в заключении. А потом сказала:

— Я, Игорь, искала тебя не потому, что хотела рассказать тебе о себе. Когда-то я дала слово Юле, твоей маме, что не скажу тебе ни слова о ее последних днях. Но недавно она пришла ко мне во сне, очень отчетливо я видела ее. И она спросила о тебе; "Как мой сын? Как мой Игоречек, как он живет?" Это было настолько отчетливо, что, проснувшись, я начала искать тебя. Мне казалось, что это знак, что теперь я должна, обязана рассказать тебе, какими были последние дни твоей мамы.

Она не умерла в больнице, это ложь. Ты помнить, меня послали за сельхозмашиной в Бурминское отделение. Ты сказал мне, что у тебя там мать, попросил повидать ее. ...Так я ее видела.

— И молчала?

— Да, молчала 46 лет. И не только из осторожности, но и слово держала, слово, которое дала ей.

Я приехала в Бурму и стала спрашивать о Соколовой (Пятницкой) Юле, спрашивала многих, но мне никто ничего не отвечал; неопределенно пожимали плечами, очень странно смотрели и старались побыстрее отойти.

Наконец, одна женщина мимоходом, не останавливаясь, тихо сказала: "Она там, только вы меня не выдавайте". Я проследила за ее взглядом и увидела старую кошару... Было холодно. Резкий ветер, поземка. Я настолько промерзла, что уже хотела только спрятаться от холода, и не знала, правильно ли я поняла ее. Возле кошары не было ни одного человека. Ни на что не надеясь, я направилась к кошаре. В кошаре сгрудились спасаясь от непогоды овцы. Продуваемая насквозь, она обогревалась только овцами, их телами, их дыханием. Я пошла буквально сквозь них и вдруг услышала слабый стон. В середине кошары, на какой-то тряпочной подстилке в легкой кофточке лежала твоя мать. Она умирала, у нее все было воспалено, она горела, ее трясло. Овцы стояли за ограждением и не защищали ее ни от ветра, ни от снега, который лежал вокруг под-

стилки. Я встала перед ней на колени, она силилась подняться, но не могла. Я взяла ее руки, пытаясь согреть их своим дыханием.

— Кто вы? — выдохнула она. Я не назвала себя, а только сказала, что я от тебя, ты просил навестить ее, ты работаешь со мной, я вижу тебя ежедневно. Как она встрепенулась: "Игоречек, мальчик мой, — шептала она пересохшими губами, — мальчик мой, помогите ему, я умоляю вас, помогите ему выжить". Я успокаивала ее, обещала позаботиться о тебе (как будто от меня что-нибудь зависело!). "Дайте мне слово, — шептала Юля, — что вы не расскажете ему, как умирала его мама, дайте мне слово..."

Она была в полубреду, я стояла перед ней на коленях, клянясь, обещая, когда услышала окрик: "А ты откуда взялась, как сюда попала, зачем пришла?! — Почти пинками выпроваживал меня из кошары конвоир. — Кто такая?"

Я объясняла, что приехала как заведующая мастерской, за инвентарем, сюда попала случайно. Но меня все-таки задержали и пытались выяснить, что мне говорила твоя мама. "Мы не успели с ней ни о чем поговорить", — отвечала я. Через два дня, выяснив, что у меня действительно была служебная командировка, меня отпустили с обычным напутствием: "Держи язык за зубами, не болтай лишнего". Через несколько лет меня арестовали внутри лагеря, продержали месяц в лагерной тюрьме. Насколько я могу судить, подлинная причина ареста была именно в том, что я видела последние дни, почти часы твоей

матери. И из-за этого же меня на год позже освободили.

— Но моя мама умерла в лагерной больнице, — возразил Игорь.

— Ложь, — ответила З.Н.. Я тебе рассказала, как она умирала, а сейчас расскажу, как она умерла. Я узнала об этом от Лиды, ты знал ее, она работала там, где находилась твоя мать. Через два дня после моего посещения, конвой принес ей пищу, она была мертва.

Сколотили ящик, вызвали двух уголовников и велели им вынести и закопать труп. После этого эти уголовники исчезли".

И.И. Пятницкий