В тюрьме и лагерях.

 

Привели меня в специальную, недавно построенную, единственное кирпичное здание с толстыми стенами, с решетками и металлическими колпаками на окнах, с железными дверьми, словом, крепкое помещение, бежать из которого не просто, выйти можно только по желанию тех, кто сюда завел. По обе стороны длинного коридора тянулись камеры, в одну из которых меня завели. На полу лежали два человека, они у меня ничего не спрашивали, да у меня не было настроения разговаривать, я лег рядом с ними на пол, ибо никакой мебели, кроме параши, в камере не было. Через полчаса еще одного привели, к утру лежать уже было негде, некоторые стояли ошеломленные и подавленные.

На другую ночь повели на допрос, а проводили их они почему-то по ночам, по-видимому, ночью легче добиваться у арестованных признания в несуществующих грехах.

После заполнения анкетных данных, следователь, молодой парень, старший сержант в форме войск КГБ, задал мне вопрос.

— Скажи, как ты проводил контрреволюционную агитацию?

Это был внезапный удар по голове тяжелым предметом, я чуть не свалился со стула

Насладившись произведенным эффектом, дождавшись, когда я приду в себя, вопрос повторил. Я всячески отрицал, - мне и в голову не приходило, да и вообще, я не знаю, что это такое. Такой ответ следователя не удовлетворил, он всеми средствами - садил меня в карцер, то лаской, то угрозой - добивался своего. Трудно, почти невозможно представить меня, семнадцатилетнего деревенского парня, выросшего в лесу, не способного связать из пяти слов предложение, агитатора, но тем не менее - говори и рассказывай, как вел агитацию! Не добившись признания, следователь решил пойти

 

 

на обман: зачитал первую часть десятого пункта 58-й статьи, где говорилось, что ведение контр, агитации наказывается лишением свободы сроком от шести месяцев до пяти лет, и говорит:

— Отсидишь шесть месяцев, ты еще несовершеннолетний, не судим, и будешь освобожден, даю слово. Да, действительно, я еще никогда не сидел, не знал законов, да и если бы знал, все равно посоветоваться было не с кем - я сидел в карцере, испуганный обстановкой. Решил подписать, поверив ему. Как оказалось, слова следователя были чистой ложью, ибо, начиная с 1935 года по 58-10ч1 давали только 8-10 лет и расстрел! Через несколько дней я получил заключительное обвинение, начинающееся словами: "Будучи сыном кулака..."

Как принадлежность к любой партии, кроме коммунистической, принадлежность к любому сословию, кроме рабочих, так принадлежность к кулакам, дворянам, к священникам, считалось уже преступлением, тот человек уже враг народа. Дальше шел набор несуществующих примеров агитации, составленных из доносов и делался вывод: виновен в ведении контрагитации.

В суд меня повели под усиленным конвоем, предварительно проинструктировав:

"шаг вправо, шаг влево, прыжок вверх - считается побег, конвой применяет оружие без предупреждения, курить, разговаривать с прохожими, узнавать их и дышать, строго воспрещается". Никто по дороге не встретился, ибо ближайшие улицы были перекрыты и очищены от посторонних.