Вся оставшаяся жизнь.

 

Пешком 777 километров идти мне не пришлось, потому что родители мои перееха-

 

ли в Шумиху. Доехав до Свердловска (Екатеринбург), переехал на другой поезд и поехал на Челябинск, где сделал остановку для того, чтобы передать письмо одного заключенного, сидевшего вместе со мной на Воркуте, его родителям.

В Шумихе - небольшом городке Курганской области - на перроне меня встретил небольшого роста старичок с бородой, мой отец, мы обнялись, отец выронил несколько скупых мужских слезин и повел меня в свой дом. Мы медленно шли, отец не мог быстрее идти, всю дорогу держал меня за руку, не веря счастью встречи со мной. После ухода отца на вокзал, мама не находила себе места, то подолгу стояла у окна, глядя на улицу, то выбегала за калитку и смотрела вдоль улицы, а когда мы показались вдали, бросилась навстречу нам. Обнимала, смотрела на меня, снова обнимала. Отдыхать не пришлось. Проработав несколько месяцев в сапожной мастерской, решил поехать учиться на механика швейной фабрики, прочитав об этом объявление.

Руководитель фабрики, тупая районная номенклатурная Единица, пьяница с малых лет, не брал меня на работу - ту судим, нельзя, - говорит, шлепая толстыми губами. Хотя я не любил обращаться в ненавистное мной КГБ, пришлось обратиться к начальнику отдела, тот поднял трубку и закричал на незадачливого директора.

— У вас что, военный завод, немедленно принимайте, об исполнении доложите; - и бросил трубку, - Тупица, не понимает ни хрена, а туда же лезут, - сказал мне, - иди, примут без всякого.

Я и еще двое поехали учиться в Шадринск на механиков по швейным машинам, а после окончания курсов стал работать механиком на швейной фабрике.

Первый брак оказался у меня неудачным. Женщина, взятая мною по совету родителей из другого города, оказалась прошедшая все огни и воды, и многих мужчин, не любила меня, обманным образом уехала обратно в свой город. Судимость, алименты, плохая материальная обеспеченность, долгие годы не давали мне счастья в семейной жизни, но я не скатился к пьянству, как другие на моем бы месте.

Первого сентября 41 года, находясь в колонии, неприятно защемило мое сердце оттого, что сегодня я не в школе. Подобное чувство возникало еще не раз, в день первого сентября, после освобождения с большой охотой начал учиться в школе рабочей молодежи, после девятилетнего перерыва, в 1952 году получил аттестат зрелости - так тогда называлось свидетельство об окончании школы.

Строя радужные планы поступления и учебы в институте, в то же время, сомневаясь о том, что можно ли мне, отсидевшему срок по 58-й статье, учиться дальше, пошел к тому же начальнику отдела КГБ, что когда-то защитил меня от произвола самодура, спросил его об этом. Он ответил, что можно, если пропишут в городе. Поняв, что можно, не придав значения последним словам, поехал в Омск и поступил, выдержав конкурс, на факультет "Автомобильные дороги", и вот здесь впервые я в своей биографии написал, что с 1941 по 1949 год работал на военном заводе, но на это никто не обратил внимания.

Актовый зал института. Две сотни студентов со всех факультетов первого курса, слушают лекцию по курсу истории ВКП(б). Дверь зала открылась, в образовавшуюся

 

щель просовывается голова и говорит:

— Здесь есть Чемакпн?

Лектор приостановился, голова говорит еще громче:

— Здесь есть Чемакин?

Услышав свою фамилию, я онемел, это зовут меня, встал, втянув голову в плечи, продвигаясь по рядам, выхожу.

В коридоре комендант общежития, в котором я живу целый месяц, показывает мне листок прописки в город, на нем с угла на угол красными чернилами крупно написано: "Выслать из города в 24 часа под личную ответственность коменданта Иванова", и подпись начальника отдела милиции.

Сердце мое опустилось, мне стало не по себе, я понял, что в эту минуту рухнули все мои планы и мечты, что меня выселяют из города, что и из института. В моем паспорте стоит 39-я статья, клеймо, о существовании которого я знал, но не знал его значения, а она означает, что ближе 101 километра от любого областного центра мне жить нельзя. Так печально закончилась моя первая попытка учебы в институте. Это клеймо будет преследовать меня всю жизнь.

Комендант проводил меня на вокзал, посадил в поезд, и удовлетворенный, что свалил с плеч такую оказию, вернулся домой.

Через месяц, находясь в гостях у друга, познакомился с директором одной из школ, он посоветовал, чтобы не пропадали годы, поступить в заочное отделение Челябинского пединститута. Поехал, поступил, приняли без вступительных экзаменов, по справке, выданной Автодорожным институтом о сдаче их там. Из одной двери выгнали - вошел в другую, не хотел отступать от намеченного.

Приехав на первую сессию, прослушав днем лекцию, вечером мы, иногородние, пошли устраиваться жить на время сессии в гостиницу "Южный Урал". Смотрю, ребята встали в очередь к окошку администрации, сдают паспорта на временную прописку, я тоже было встал в очередь, но вспомнив об Омской трагедии, вышел из очереди, и, похлопав для виду по своим карманам, сказал ребятам:

— Забыл паспорт дома. Ребята сказали:

— Идем, с нами как-нибудь устроимся. Так и спали вдвоем на одной кровати.