- 73 -

КАЛИНИН - МОСКВА - КАЛИНИН

 

После Кишинева нас погрузили на платформы, и мы поехали. Не помню, где сдавали машины, но это было уже начало 1939 года. Я, конечно, поехал в Москву, но меня опять попросили уехать, и я снова вернулся в Калинин. В 1939 году ко мне в Калинин приезжал Боря с какой-то

 

- 74 -

хорошенькой подружкой, и они жили у меня 2 дня. Павлик План работал начальником связи при Волгоканале, а во время войны с Финляндией пропал без вести. Ваня, мой старший брат, в то время работал при Волгоканале как гидроинженер по наблюдению за объектами канала. У него на берегу водохранилища был отличный домик, я ездил к нему купаться с Лялей «Арифмометр».

В те времена, когда я приезжал из Калинина в Москву, Леша Нестеров работал на Лубянке в НКВД, Женя Морозов тоже работал в Управлении НКВД. Он женился. Жену звали Валя, а дочку Наташа.

Однажды, в 1938 году мой младший брат Боря пришел домой с девушкой, с которой он танцевал в 1935 году в клубе завода "Серп и молот" и говорит мамочке: "Вот, это моя жена, мы расписались, прошу любить и жаловать". Вскоре его призвали в армию и отправили служить в г.Полярный, Таня ездила туда к нему, а когда я приехал, ей уже нужно было рожать. Мы два раза водили ее в роддом, но все было рано, а после одного застолья с друзьями пошли к Грауэрману (так назывался этот роддом) провожать все вместе, конечно, все поддатые и устроили там такие проводы, что вышел главврач и говорит: "Товарищи, ну так же нельзя, ведь это медучреждение!". Через два дня приехал Боря и сам ходил встречать ее с дочкой Инночкой.

После этого я опять уехал в Калинин к Давиду Марковичу. Ему дали машину "Изото Фаскини" модели 1927 года. Это замечательная машина, городской N 0013, на ней ездил Феликс Дзержинский. Она была открытая и с правым управлением. Я привел ее в порядок и стал возить Давида Марковича. Как раз в Москве открылась ВДНХ, и мы поехали на ее открытие. Боря опять начал работать в такси, и мы поехали всей компанией. Номер машины ведь был НКВД, и поэтому нас поставили на спецстоянку, а милиционер, взяв под козырек, заверил, что к машине никто не подойдет, да и когда я ездил по Москве, все милиционеры козыряли. Машина была классная, очень сильная, никакие подъемы для нее не существовали, только очень много кушала бензина. После выставки поехали к нам домой, а пока мы ездили, мамочка приготовила пельмени и полный стол всякой закуски. Леша Нестеров женился и пришел с женой Тоней. Пришел Павлик План. Жена Леши замечательно пела, у нее был чудесный голос, и мы ей аккомпанировали на трех гитарах. После мой директор Давид Маркович сказал, что много слушал разных певиц, но такое исполнение слышал впервые, а Тонин голос, как в песне поется, у меня "до сих пор в ушах звенит" (это, правда, про гитару). По возвращении в Калинин я продолжал возить Давида Марковича, по утрам, когда я за ним заезжал, его жена Паша Яковлевна всегда приглашала меня завтракать. Но вскоре Давид Маркович сказал: "Хватит шоферить, давай на стройку. Нужно монтировать на шелковом комбинате разные трубопроводы", чем и пришлось заняться. Уезжая куда-нибудь, Давид Маркович всегда просил меня помочь его семье. У него была бабушка, мама Паши Яковлевны, дочка и сын Витя, и я ходил, помогал, что нужно сделать по хозяйству.

Однажды вызвал меня к себе наш парторг и сказал, что хочет

 

- 75 -

выдвинуть мою кандидатуру на выборы в депутаты горсовета. Я рассказал, что был осужден по 58 статье и судимость еще не сняли, оказывается, он этого не знал.

Юра Штром познакомился с Давидом Марковичем и стал выполнять кое-какие его задания по снабжению и приезжал к нам в Калинин за зарплатой. И вот в одну из таких поездок (я и шофер Толя были в Москве на полуторке, заехали за ним и поехали в Калинин) мы остановились недалеко от Завидова и набрали грибов, а их было очень много, и Толина жена Настя устроила нам такую жареху, что мы наелись и основательно поддали. На следующий день Юра получил зарплату, и мы пошли в ресторан "Селигер". С нами пошел мой товарищ по катку Жорик. Там прилично выпили и пошли домой. На одной из улиц остановились закурить около больших окон. В это время мимо нас пробежал какой-то парень, а мы даже не заметили, чем и как он разбил витрину и убежал. Тут засвистел дворник, и нас забрали в милицию. Потребовали документы. У меня паспорт был с собой, а у Жорика не было, пришлось идти к нему, будить родителей и брать у них паспорт. Я вернулся в милицию, а дежурный мне и говорит: "Иди, смотри, что там ни вытворяет твой приятель!» Оказывается, Юре стало обидно, что его, москвича, вдруг в Калинине привели в милицию, а, главное, он не знает за что. Он поругался с дежурным, его закрыли в камере с пьяницами, а он их тех поднял, заставил маршировать и петь "Смело, товарищи, в ногу". Я еле уговорил порвать протокол и отпустить нас всех. К этому времени Юра протрезвел, извинился перед дежурным, и мы пошли по домам. Я Юру посадил на поезд, и он уехал в Москву.

В это время я занялся радио и сделал два приемника - один для Жоржика, а другой для выставки при Радиокомитете, и получил диплом и благодарность как участник выставки. Тут пришли три новых пятитонных самосвала. Мне пришлось немного поработать на одном из них - засыпать новые цеха грунтом и песком. А в свободное время ко мне приходили подружки, Ниночка, Аня, Валя, в общем, я со многими дружил, и со всеми у меня были хорошие отношения.