ПЕРВЫЕ ИНТЕРНИРОВАННЫЕ

В конце 1945 года всех нас из жилой зоны срочно перевели в производственную зону ширпотреба и поселили в тех же цехах, где и работали. На верстаках, на полу, в проходах и т.п. Под медпункт выделили небольшую комнату, отдельную от всех. У меня имелись разные медикаменты, в том числе и сильнодействующие, но воровства не было ни одного случая. Несмотря на незапирающуюся дверь, никто самовольно не заходил, хотя в целом в зоне воровство было и значительное. Правда, была одна попытка воровства, но кончилась для вора печально. Вор зашел в медпункт, схватил в стационаре несколько порций хлеба и еще что-то. Вора заметил санитар. Когда воришка выходил, санитар схватил стоявшее в коридоре деревянное корыто для рубки хвойных игл и дном корыта ударил вора по голове. Удар оглушил вора и он упал. Дно корыта проломилось и осколки уперлись в шею и подбородок, так что корыто невозможно снять. Придя в чувство, вор оказался с ошейником-корытом на шее. Собралась небольшая толпа, все смеялись над неудачником. Чтоб снять с шеи корыто, мне пришлось расколоть его пополам топором. Воришка долго был посмешищем всей зоны.

Из прежней жилой зоны вывезли буквально все. Даже мусор. Остались в кухне котлы и посуда. В бараках вымыли полы и нары. Мы терялись в догадках, почему так спешно всех выселили. К чему-то идет подготовка.

Через сутки мы увидели, что по дороге к лагерю в бывшую зону движется большая партия заключенных, охраняемая солдатами и собаками. Я, как имевший право безконвойного хождения, вышел из своей зоны и подошел поближе. В прибывшей колонне были и мужчины и женщины, последних больше. Все одеты в гражданскую одежду,

несли узелки в руках или на плечах. Слышалась чужая речь. Я знал очень плохо по-немецки, но все же понял, что привели немцев. На работу их никуда не выводили. Установили строжайшую охрану и режим. Кроме стоявших по углам зоны вышек, еще установили дополнительные. Нам объявили, что это фашисты, и к ним должно быть соответственное отношение.

Так прошло месяца полтора-два. Затем по несколько человек группами немцев стали куда-то увозить, режим стал более слабым. Меня почти ежедневно водили в немецкую зону для оказания помощи больным. Среди немцев оказались знающие русский язык, и они служили переводчиками. Все помещения бывшей нашей жилой зоны использовались по тому же назначению, как и прежде. Прием немцев я проводил в "своем" бывшем медпункте. При общении с немцами все разговоры, кроме сугубо профессиональных, запрещались. Почти все время присутствовал надзиратель. Тем не менее я уточнил, что эти немцы в боевых действиях не участвовали. Это мирные гражданские лица, взятые под стражу в городах и селах Германии и вывезенные в Советский Союз. Обвинений в военных действиях против СССР им не предъявлялось, арестовали и вывезли неизвестно почему.

Среди немцев оказались двое русских - отец с сыном. Отец попал в плен еще в первую империалистическую войну, остался в Германии, женился на немке, работал крестьянином. Полунемец, полурусский сын с акцентом, но говорил на русском языке. Ему было в то время 17 лет. Их фамилии и имена я не помню, но они были русскими, также числились и по документам.

В бараках жили мужчины и женщины отдельно, но меня поразило то, что они, не стеснялись пользоваться общей уборной при наличии отдельных. Женщины могли появляться среди мужчин в довольно легком платье и никого это не удивляло, не побуждало к животной похоти.

Вечером перед отбоем надзиратель делал по баракам обход и часто для выявления больных привлекал участвовать меня. Немки умышленно раздевались догола, занимая пикантные позы на койках и даже делали телодвижения, свойственные при сексе. Они хорошо знали, что связь с ними строго запрещалась и крепко каралась, и лежа голыми на койках не боялись покушения на свою честь. Как правило, надзиратель выбегал из барака, а вслед ему раздавался смех. Было явное издевательство.

Однажды я заранее изготовил трость из шиповника. При очередном обходе тросточкой из шиповника "прошелся" по ягодицам усердно завлекающих и притворяющихся "спящими" особей. Поднялся визг, шум, все быстро оказались под одеялами. В дальнейшем подобных позирующих сцен не повторялось.

Здоровых мужчин и женщин стали выводить на работу на кирпичный завод, где они работали своими бригадами и звеньями.

Прошла осень, зима 1946-1947 годов. Мужчин немцев не осталось в зоне, их куда-то увезли. Осталось около сотни женщин. Режим стал более легким. Даже разрешалось выходить за зону без конвоя, но не группой, а по отдельности. Весной увезли всех, кроме оставшихся погребенными в земле.

Переживания, климат, питание и бытовые условия отражались на немцах более отрицательно, чем на русских. Хоронили их в лесу на кладбище вместе с русскими. Над холмиком ставили колышек с прибитой к нему дощечкой с условной буквой и цифрой. Впоследствии на кладбище лес вырубили и все сравнял бульдозер. Никаких признаков захоронений не осталось.

Вместо увезенных немцев прибыли наши советские девушки с разных концов матушки России и даже с восстановительных работ из-под Сталинграда. Все они трудились на кирпичном заводе.