ЖЕНЩИНЫ В ИТЛ

Судьба женщины в ИТЛ значительно хуже мужской. Женщина в ИТЛ испытывает на себе больше унижений и оскорблений, чем мужчина. На нее в полной мере распространяются все законы, вернее беззакония лагерной жизни, установленные главным инквизитором Берией и одобренные вождем всех времен и народов.

В лагерях на женщину обрушивается целый каскад унижений и оскорблений со стороны самодуров-надзирателей, охраны, администра- ции и лагерных "придурков" - внутренней администрации и обслуги из заключенных. Одним из видов надругательства является понуждение к сожительству. И эти цели, за малым исключением, достигались. Часто хорошие вещи отбирались или разворовывались.

Женщину могли направить на тяжелую, порой непосильную работу (например, лесоповалы, земельные работы и другие). Женщину могли направить на подсобные легкие работы или оставить в числе обслуги: поваром, посудомойщицей, уборщицей, в том числе какого-либо одного кабинета или целого барака. Нередко женщины выполняли роль дворников, а ставшие любовницами власть имущих «придурков» или охраны, предоставлялись легкие работы. Но подавляющее большинство выполняли общие работы. Были среди женщин и уголовные элементы, воровки-рецидивистки. Они становились особенно нетерпимыми, об- наглевшими. Для них не было ничего запретного я святого. Спасая свою шкуру, они охотно подставляли шкуру других. Вот такие "суки" женщины окружали себя более слабыми, которые являлись их какими-то лакеями, по лагерному - шестерками, выполняя приказы своей повелительницы.

Воровки, "суки" и приблатненные, как правило, в бараках занимали лучшие места, за счет работы других им приписывалось выполнение норм выработки и т.п. При поступлении в зону нового этапа женщин подвергали унизительному, омерзительному осмотру. В бане про-

веряли на педикулез (наличие вшей) волосы на голове, подмышках и на лобке. При обнаружении вшивости (порой надуманной) у женщин парикмахер мужчина ручной машинкой стриг волосы на голове, и лобке под бдительным оком надзирателя. Женщина от стыда плакала, закрывала лицо, выражая недовольство и оказывая сопротивление и под угрозой силы и наказания была вынуждена уступить. Так внедрялся первый урок бесстыдства.

При вечерней проверке, если женщины мылись в бане, молодые краснощекие парни из охраны раздетых женщин в бане выстраивали в строй и пересчитывали, иногда для собственного удовольствия и садизма, по несколько раз заставляли попарно проходить перед ними, ощупывая глазами каждую с ног до головы.

Были и такие женщины, что умышленно становились в интригующую позу перед мужчинами, показывая все свои прелести и без слов предлагая себя.

После Сталинградской битвы на восстановление города со многих уголков матушки России были пригнаны молодые девушки. Условия жизни восстановителей были ужасными и девушки вынуждены были для своих нужд иногда оставаться дома или опаздывали на работу. И вот этих молодых девчат и женщин наш справедливый, гуманный вождь повелел судить. И судили, и давали по 5-8 лет лишения свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях.

В 1945 году из разрушенного Сталинграда в "Севдвинлаг" стали поступать этапы заключенных женщин. Такой этап из 100-150 женщин поступил и на колонну № 6. У некоторых из них от голода, недоедания, истязаний было истощение, безбелковые отеки ног, кожные заболевания, так как они несколько месяцев не были в бане. Отдельное место на деревянных нарах в бараке, плохой, но все же матрац, одеяло, подушка, простынка, баня и горячий обед для многих было

сверхблаженством после изнурительных работ, землянок, голода. Все они в основном были направлены для работы на кирпичный завод.

Конечно, сожительство было, хотя далеко не в массовом порядке. В основном это сожительство с "придурками". Женщины стремились к зачатию и рождению ребенка. Беременность давала легкий вид работ, а при рождении ребенка освобождали, кроме осужденных по ст. 58 - политических. У них детей отбирали и отправляли в лагерные детдома.

Длительный изнурительный труд, полуголодная жизнь, безысходная тоска по дому и родным, сама неустроенная жизнь делали мужчин и женщин неспособными к деторождению.

По окончании войны в конце 1945 года и особенно в 1945 году на колонну № 6 стали поступать этапы из западных окраин страны. Мужчины и женщины. Были немки, полячки, латышки и больше всего литовки и литовцы. Они прибывали без суда, статьи и срока. Уже в зоне особые группы МВД проводили какое-то следствие и некоторых увозили куда-то, но таких было немного. Остальным объявили политическую статью 58 пункты 16, 8, 10, II, 12 и срок лишения свободы с отбыванием в ИТЛ от 5 до 10 лет. Несколько пар было семейных, то есть муж и законная жена. Но их участь была особенно печальна. Я помню три таких пары. Мужу вместе с женой жить не разрешалось и они проживали в разных бараках. И, конечно, были в разных бригадах. Муж работал в глиняном карьере. Работа физическая тяжелая. Жена шила куклы. Видеться они могли только вечером после ужина. Ужинали побригадно, значит от жены отдельно. Женщина была довольно симпатичная, стройная, миловидная блондинка и не оставалась без внимания других мужчин. Она понравилась нарядчику и через какой-то период стала его любовницей. Муж узнал об этом. В лагере они считались официально мужем и женой и граждан-

ский закон о браке и семье ни на кого не распространялся, если это не касалось репрессий по семейному признаку. Муж, чтобы не видеть связь жены с нарядчиком и отлично зная, что он практически ничего не может сделать, решил жену убить, но покушение не удалось. Он был избит и посажен в карцер. Выйдя из карцера, он обратился с просьбой перевести его на другой лагпункт, и просьба была удовлетворена.

В Севдвинлаге была еще женская колонна № 20. Эта колонна на женщин наводила ужас, так как работы были земляные: лопата, лом, тачка. Питание плохое и большая смертность. Месяца через два-три нарядчик проштрафился. Его сняли с работы и отправили в тот же глиняный карьер, и она ему стала не нужна и главное он ей. В результате ее отправили на колонну № 20. Дальнейшую судьбу не знаю.

Аналогичные судьбы были и у других семейных пар. Разница была только в деталях.

Хорошо помню Викторию Альсейкайте. Это высокая девушка, симпатичная. Училась в Каунасе в институте. В лагере принимала участие в художественной самодеятельности, исполняла танцы разные. Знаю, что ее взаимности добивались многие, но безуспешно. И взял ее под свою защиту.

Обобщенно могу твердо сказать, что мало девушек и женщин литовок, да и других оставались без связей и сожительства. Это в основном пожилые и малосимпатичные. Были и такие, которые меняли своих партнеров довольно часто и отдавались мужчинам без особого стеснения и даже в общих бараках почти на виду у других.

Была одна немка Фрида, фамилию не помню и литовочка Эльза. Эти были известные всем. Они, как говорится, не за интерес, а из-за любви к искусству, вели довольно свободный, я бы сказал, развратный образ жизни. Не стесняясь и в выражениях. Уже очень

быстро они усвоили блатной жаргон и "сыпали" им направо и налево.

Очень приятное впечатление и уважение оставила о себе молодая девушка, дочь польского магната. Ей было лет 17-18 от роду. Очень красивая, скромная, плохо говорила по-русски и краснела, стеснялась. Я ее освобождал от работы. Она приходила в медчасть со своей тетей и мы беседовали на разные темы по дружески. Кстати, они связали мне шерстяной, с вензелем на груди, свитер. Очень сожалею, что их отправили на 20 колонну по указанию оперуполномоченного (кума).

Условия жизни для женщин в лагере значительно трудней, чем для мужчин. Для женщин не было самых элементарных гигиенических условий и по самой природе, психологически им труднее выносить и переживать эту проклятую лагерную жизнь. Не осуждаю женщин, вступивших в любовные связи с мужчинами. Они были вынуждены так поступать, спасая себя. Оторванность от домашних условий, не зная и не ведая даже в общих чертах о лагерях, они попали под этот мощный пресс, способный раздавить крепких физически и морально людей. Где же девушкам было устоять, вынести всю тяжесть лагерной жизни с узаконенным беззаконием, где порок почитался за достоинство, а порядочность и честь подвергались глумлению и издевательствам.

Нет, я не осуждаю их, а горько сожалею и сочувствую. Их позор это позор системе, поразившей и вскормившей лагерную жизнь, и пусть проклятие ляжет на истину виновных - палачей, а не жертв.