ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Село Луговое

После окончания курсов по подготовке в ВУЗ и после окончания института с отличием, в 1940 г., меня направили на должность инженера-механика в Луговскую МТС (машинно-тракторную станцию). Луговская МТС находилась в селе Луговом - районном центре Луговского района Джамбульской области, Казахской ССР. В районе было 12000 человек, в селе - около 2000 человек. Все дома одноэтажные и, конечно, без удобств, но с электричеством от генератора МТС. Село утопало в зелени фруктовых садов, орошавшихся из арыков, текущих с близлежащих гор: предгорья Ала-Тау большого Киргизского хребта. Вдали высились высокие горы со снежными вершинами. Село находилось в 6 км. от узловой станции Луговой, находящейся на Туркестано-Сибирской магистрали, в 130 км. от областного г. Джамбула и в 154 км. от столицы Киргизии г. Фрунзе (теперь переименованного в г. Бишкек).

Население села было очень пестрого, интернационального состава. Кроме казахов, узбеков, татар было много русских и украинцев, хорошо владевших казахским языком. Были чуваши, мордва, корейцы, немцы, переселенцы из Сибири. Много было дореволюционных переселенцев с Поволжья, бежавших от голода, а также приехавших в 20-е годы, много было «кулаков», сосланных из других республик. Были и ссыльные (местные их звали - «сильные», а в войну, эвакуированных - «выковырянными»): жены и дети репрессированных в 1934 - 1938 г. больших военачальников, партийных и советских работников. Были и бывшие заключенные.

Соседние русские и украинские села чередовались с казахскими селами. Мне, по роду моей работы, приходилось часто бывать в тракторных бригадах, где никто не говорил на русском языке. Приходилось и сидеть на полу, на кошме (войлоке), и есть руками (не всегда была ложка). Возвращаясь из бригад домой, я

обязательно заезжал на станцию, в баню, а одежду сдавал в дезкамеру, в прожарку. Это был Южный Казахстан с теплым климатом: в середине февраля уже цветет урюк (абрикос). А у нас, в Харькове, еще морозы!

Приходилось опасаться ядовитых змей и пауков, особенно опасных в мае: скорпионов, фаланг, кара-куртов. Здесь было много верблюдов и ишаков (ослов). А однажды, я увидел, как, верхом на корове ехала женщина - казашка, а к хвосту коровы была привязана коза!

Директором МТС был украинец - Марченко. Он, в прошлом, военный моряк-черноморец: я видел его фотографию в молодости, в форме русского матроса. Он участвовал в революции и гражданской войне, будучи в партии эсеров. В дальнейшем, он стал большевиком (не знаю когда, - но при мне он был членом ВКП(б)). Зав. мастерскими, у нас был мордвин, по фамилии Овтин. Он очень не любил директора, назйвая его дураком! Овтин («овта» по-мордовски - «медведь») был похож на медведя. Он был огромного роста, могучего телосложения, с большой головой. Казахи его называли «Алькун-адам» - «Большой человек». Однажды, в праздник, он зашел к нам в дом и его спросили: «Овтин, говорят, что Вы можете есть стекло, это правда?». Он тут же выпил рюмку водки, откусил половину рюмки, разжевал ее и проглотил. Было и такое: в конторе идет заседание партийного бюро МТС. Овтин, под хмельком, просунул голову, в открытое окно и рявкнул: «Что, вы тут, все брешете?!!» и обложил всех громовыми раскатами многоэтажного мата! Его арестовали. Больше я его не видел.

В дальнейшем, во время войны, арестовали и директора МТС - Марченко. Его судили за «саботаж» (вероятно, ему припомнили эсеровское прошлое).

Когда началась Великая Отечественная Война, меня на фронт не брали, несмотря на то, что я был офицером запаса: на меня была наложена бронь, как на специалиста сельского хозяйства. Уже в 1942 г. меня разбронировали, но все же не брали в армию: «Работайте, Вы в тылу нужнее!» И только в мае 1943 г. меня мобилизовали.

После окончания ускоренного курса переподготовки в алма-атинском пехотном училище меня (и других офицеров) отправили на 3-й Белорусский фронт.