Публикации "Социалистического вестника"

ПАМЯТИ Б. О. БОГДАНОВА

 

Б. Сапир

НАШ СОЛОВЕЦКИЙ СТАРОСТА

 

Сознательная жизнь Б. О. Богданова распадается на две неравных части. Первые семнадцать лет его деятельности (1905—1922), связанные с революцией 1905 г., так называемым легальным рабочим движением, Военно-промышленным комитетом, организацией Петроградского Совета рабочих депутатов и второй русской революцией, прошли у всех на виду, оставили много следов и не будут забыты ни одним серьезным историком общественного движения в России. Последние тридцать пять лет жизни Б. О. (1922—1957), протекавшие за стенами тюрьмы, за колючей проволокой концлагеря и в ссылке, известны лишь его тюремщикам да его невольным спутникам по хождению по мукам.

Тюремщики будут молчать, а спутники, если они остались в живых, лишь случайно могут подать голос. Один из них недавно поделился своей информацией через посредство редактора русской газеты в Нью-Йорке. Он исполнил просьбу Б. О. передать товарищам по партии, что он, Б. О. Богданов, не сдался и до самого конца остался верен тому, во что уверовал в ранней молодости и во имя чего боролся всю жизнь — идеям социал-демократии.

Нужно хотя бы немного знать лишенного всякой сентиментальности Б. О., чтобы почувствовать всю патетичность его "заключительного слова". Знал ли он, верил ли он, что еще существует адресат, к которому он обращался через малоизвестного ему товарища по заключению. Видимо, в нем говорила потребность почувствовать себя еще раз частью коллектива, с которым он был связан по-настоящему и без остатка.

Начало крестного пути Б. О. относится к 1922—23 г., когда он, один из первых социал-демократов, был приговорен к заключению в северных концлагерях и попал в Пертоминск. (Б. О. подвергался репрессиям при большевиках и до 1922 г., равно как сидел в тюрьме при царском режиме, но то были лишь сравнительно короткие перерывы заполненной политической борьбой жизни). В Пертоминске он застал группу социалистов-революционеров и левых социалистов-революционеров, пополнившуюся вскоре анархистами и значительным количеством со-

 

циал-демократов. Коллектив настолько вырос, что при переводе его па Соловки в Савватиевский скит ранним летом 1923 г. одних меньшевиков насчитывалось несколько десятков человек. Возглавлял их, конечно, Б. О. Богданов.

В тогдашних условиях заключенные социалисты и анархисты пользовались известным самоуправлением, и лагерное начальство признавало институт старостата. На Соловках каждая фракция имела своего старосту, но староста социал-демократов был известен далеко за пределами Савватиевского скита. О нем знали уголовные, о нем слышали так называемые к-р, и с ним считалось и управление соловецкими лагерями.

Среди заключенных социал-демократов Б. О. пользовался бесспорным авторитетом. Политически он примыкал к "правой фракции". Но, свободный от догматики, он вряд ли укладывался в рамки того, что в тот период понималось под правой оппозицией внутри РСДРП. Вспоминая его политические доклады — о Парижской коммуне, о проблемах русской революции, его высказывания о событиях в Западной Европе и его беседы (он умел превосходно рассказывать о своих встречах с людьми и о своем участии в рабочем движении), я бы сказал, что Б. О. примыкал к позициям социалистического центра, возглавлявшегося у нас П. Б. Аксельродом, а у немцев Карлом Каутским. Пытливый ум Б. О. не довольствовался традиционным объяснением неудач Февральской революции. Он искал более глубокие причины ее срыва и в своем понимании подводных рифов, о которые разбилась политика эсер-меньшевистского блока в 1917 г., он проявлял больше реализма, чем многие из бывших деятелей "революционной демократии". Он расходился с партийным большинством особенно по вопросу о возможности эволюции большевистского режима в сторону демократии. Но он явно не сочувствовал тому пафосу, с которым "правое течение" критиковало тактическую линию партии в период после октября 1917 г. Это сказывалось на его отношении к Мартову, смерть которого потрясла Б. О.. Один из самых сильных его докладов был посвящен покойному Юлию Осиповичу. Благодаря стараниям Б. О. было налажено снабжение Соловков "Социалистическим Вестником". Номера журнала, конспиративно собираемые Б. О. во время летней навигации, пускались по рукам в течение длинной соловецкой зимы.

Борису Осиповичу не было свойственно легко сходиться с людьми. Его больше уважали, чем любили. Близок он был лишь с немногими из товарищей по заключению. Да и в этих случаях речь шла не об интимной близости. Б. О. не нуждался в конфидентах. Он чувствовал в себе достаточно силы, чтобы самому, без чьей бы то ни было помощи справляться с личными да и с общественными проблемами. С нежно-

 

стью относился он к жене, Ольге Альбертовне, и к дочурке, получившим разрешение и приехавшим повидать его на Соловках. (В 1924 г. мама приезжала на Соловки, но без меня. — Н. Б.)

Б. О. обладал многими качествами настоящего политического лидера. Ему только что исполнилось сорок лет (1923 г.) (Тридцать девять лет. — Н. Б.) Он был в расцвете сил и, видимо, верил в будущее. Он тщательно пополнял свое образование, посвящая много времени истории и языкам, а также тщательно следя за западноевропейской жизнью по доходившей до него английской и немецкой печати.

С особым вниманием он относился к социал-демократической молодежи, составлявшей значительную часть социал-демократической фракции на Соловках. Опять-таки он вовсе не претендовал на роль учителя, интимно сближавшегося со своими учениками. В качестве ответственного партийного деятеля он дорожил новой сменой и ставил себе задачей не расходовать безрассудно этого, по его мнению, ценного человеческого материала. Он отдавал себе отчет в том, в каком направлении эволюционирует тюремный режим, не видя общественных сил в России, способных и готовых поддержать борьбу в концлагере, он стремился предотвращать конфликты, от которых он не ожидал никаких непосредственных результатов. Не впадая в пессимизм, он полагал, что до настоящих политических перемен еще далеко, и потому старался накоплять силы, поскольку для этого существовали хотя бы самые скромные предпосылки. Под его влиянием осенью 1924 г. социал-демократы отказались участвовать в голодовке, длившейся две недели и кончившейся победой администрации. Если события 19 декабря 1923 г. (см. "Социалистический Вестник" № 23 от 6 дек. 1926 г., стр. 12-13) не привели к массовому убийству заключенных, это тоже заслуга Б. О.

В 1924 г., перед концом навигации, Б. О., срок приговора которого истекал в начале 1925 г., был назначен к переводу на материк в Кемский концлагерь. Прощаясь с ним, его товарищи по партии подарили ему "Записки социал-демократа" Мартова, книгу, которой коллектив особенно дорожил и которую очень ценил Б. О. Один из квалифицированных рабочих, петербургский переплетчик, взялся переплести эту книгу. Надпись на ней гласила: "На память о прошлом и в надежде на будущее".

В Кеми Б. О. получил новый приговор — три года ссылки на Печору, и, кажется, ранней весной 1925 г. он был отправлен по этапу в Архангельск, чтобы дожидаться там открытия пароходного сообщения с Печорским краем. Я запамятовал, почему Б. О. удалось задержаться на довольно продолжительное время в Архангельске, вероятно, по болезни. (Об этом см. в четвертой главе второй части настоящей книги. — Н. Б.)

 

Фотографическая карточка, сохранившаяся у меня и помещаемая в настоящем номере журнала, относится к пребыванию Б. О. в Архангельске в 1925-м, а может быть, в 1926 г. Вместе с его дочерью, сидящей на столе, на карточке изображены ссыльные социал-демократы (слева направо): Лидия Коган, М. Ф. Назарьев и Владислав Адамович Осовский.

Те, кто помнят Бориса Осиповича по Одессе и по Петербургу, вряд ли узнают его на карточке, где он изображен обросшим бородой и с бакенбардами. Но таким он был на Соловках, чуть ли не в том же самом френче. Прочно сколоченный, с наклонностью к полноте, иногда тяжелый на подъем, но передвигавшийся с большой легкостью, он обращал на себя внимание какой-то сосредоточенностью. В нем чувствовалась сильная воля и крепкая рука. Он знал, чего он хотел, и умел осуществлять свои планы. Среди поколения, вошедшего в движение в период 1905-го, он был, быть может, самым ценным приобретением для социал-демократии.

 

Социалистический вестник. 1960. № 2-3. С. 46-47.

 

Ю. Денике

Б. О. БОГДАНОВ В НАЧАЛЕ 1918 ГОДА

 

От редакции "Соцвестника":

Борис Осипович Богданов вышел на широкую политическую арену, когда из Одессы переселился в Петроград, и там стал видной фигурой среди оборонцев-меньшевиков. Когда встал вопрос о создании рабочего представительства в Военно-промышленных комитетах, Б. О. решительно высказался за участие в выборах. При образовании Рабочей группы Центрального Военно-промышленного комитета он стал ее секретарем и, в тесном сотрудничестве с председателем Группы К. А. Гвоздевым, ее подлинным мотором.

С начала 1917 г. настроение в рабочих кварталах столицы стало чрезвычайно тревожным. Явно назревали какие-то события. И тогда в Центральной Рабочей группе Военно-промышленного комитета было решено нараставшую волну возглавить. 6 февраля Центральная Группа выпустила воззвание, в котором призывала к массовым демонстрациям с лозунгом ниспровержения режима. Три дня спустя (Воззвание выпущено в январе, Рабочая группа арестована 27 января. — Н. Б.) все члены ЦРГ были арестованы, и если бы не события 25-27 февраля, арестован-

 

ные товарищи были бы приговорены к жестокому наказанию или даже, может быть, к смертной казни. Но 27-го здание судебных установлений было штурмовало огромной толпой, все арестованные были освобождены из тюрьмы, а здание было подожжено.

Среди выпущенных из тюрьмы были и Гвоздев (Гвоздев не находился в Крестах. — Я. Б.), и Богданов, и их товарищи, они направились в Таврический дворец, и там на совещании с другими Богданов взял на себя инициативу провозгласить основание Петроградского Совета Рабочих Депутатов, и тут же был избран временный Исполнительный Комитет Совета, в который вошли и Богданов, и ряд его друзей. С того момента Б. О. стал одним из наиболее влиятельных вождей Петроградского Совета. Затем произошел октябрьский переворот. Б. О., принадлежавший к правому крылу меньшевиков, нашел другое поприще для своей неуемной энергии. Он помог создать новую рабочую организацию: Собрание уполномоченных от рабочих заводов и фабрик Петрограда. О его роли в основании этого учреждения весной и летом 1918 г., игравшего видную роль в борьбе против большевиков, рассказывает ниже Ю. Денике.

 

* * *

 

Мне пришлось лишь в течение нескольких недель работать вместе с Б. О. Богдановым. Но один эпизод из этого короткого времени стоит вспомнить, так как он связан с возникновением в Петербурге первого Собрания уполномоченных фабрик и заводов, выборной рабочей организации, которая в первые месяцы 1918 г. вела борьбу против большевизма и советской власти.

В декабре 1917 г. в Петербурге образовалась небольшая группа меньшевиков, которые выступали против большевиков на собраниях на фабриках и заводах. Кроме Б. О. Богданова и меня, в эту группу входили К. М. Ермолаев, А. Э. Дюбуа и другие. Еще до разгона Учредительного собрания мы выступали с большим успехом, каждый раз проводя свои резолюции против большевистских. Разгон Учредительного собрания вызвал бурный взрыв антибольшевистских настроений. Мне особенно памятно огромное собрание на Семянниковском заводе, двое или трое рабочих которого были убиты при разгоне демонстрации в защиту Учредительного собрания. Большевики послали на это собрание бывшего члена Государственной думы Муранова, который пытался оправдать роспуск Учредительного собрания и разгон демонстрации в его защиту. Речь Муранова вызвала буквально взрыв ярости. Выступавшие после него Ермолаев и я провели нашу выражавшую негодование резолюцию

 

огромным большинством голосов, а может быть, даже единогласно. Во всяком случае при настроении, царившем на собрании, если не все, то многие большевики боялись поддержать Муранова и голосовать против нашей резолюции.

Вскоре после этого Б. О. Богданов и я ехали на собрание на Путиловский завод. По дороге мы обсуждали вопрос, что же делать дальше. Наши успехи не удовлетворяли нас обоих. Мы побеждали большевиков на одном собрании за другим, но на этом дело останавливалось. На заводе, на котором мы раз провели свои резолюции, мы могли в лучшем случае выступить второй раз лишь через несколько недель, а то и совсем не иметь случая выступить. Мы думали о том, как можно было бы закрепить наши успехи. Для Б. О. было характерно больше, чем для меня, мыслить, так сказать, в организационных формах. У него сейчас же возникла идея всюду призывать к созданию новой, выборной, независимой организации.

С этим мы и пришли на Путиловский завод. Я выступил первым, и большинство собрания было явно на моей стороне. Видя, что они проигрывают на таком важном для них предприятии, как огромный Путиловский завод, большевики попытались повернуть настроение собрания посредством сногсшибательного трюка. Вдруг появился, запыхавшись, член Центрального Исполнительного Комитета Советов -- насколько помню, Евдокимов — и заявил, что он должен вне очереди сделать чрезвычайно важное сообщение. Он приехал с собрания Исполкома ВЦИКа, на котором было сообщено о контрреволюционном заговоре, во главе которого стоят вдовствующая императрица Мария Федоровна и ... лидер меньшевиков Церетели. Как только он кончил, я очень громко, но совершенно спокойным голосом добавил: "И все это наглая ложь". Собрание реагировало бурными аплодисментами. Большевики растерялись. Тогда слово взял Б. О. и закончил речь призывом выбрать представителей Путиловского завода в новую организацию — Собрание уполномоченных петербургских фабрик и заводов. Так возникло Собрание уполномоченных.

 

Социалистический вестник. 1960. № 2-3. С. 48.

 

И. Шейнер

Б. О. БОГДАНОВ В ОДЕССЕ

 

В начале октября 1905 г. я вернулся в Одессу из Закавказья, где я, хотя уже давно окончился срок моей службы вольноопределяющимся, был задержан из-за Русско-японской войны. Благодаря бурному времени, переживаемому Одессой и моему ореолу в качестве "военного человека", Одесский Общегородской Комитет РСДРП назначил меня начальником самообороны против погромов, которую еще надо было создать, и заведующим оружием, которого еще не было. На почве этой моей деятельности я познакомился с Б. О. Богдановым. Немного ниже среднего роста, широкоплечий, коренастый, с решительной деловитой походкой, но вместе с тем скромный и как будто немного застенчивый, -таким я его вижу спустя почти 55 лет.

После провала Общегородского Комитета, в котором Б. О. представлял военную организацию, я заменил его на этом посту. В мае 1906 г. был арестован Комитет, в который я входил. Я случайно уцелел из-за опоздания на заседание, и меня арестовали только через две недели. Охранка объединила в одно "дело" все три комитета, которые тогда были арестованы, и те три типографии, которые они успели создать. Среди арестованных были и большевики, впоследствии очень видные советские деятели, и меньшевики. Старостой в тюрьме был Б. О. Богданов. Почетная должность эта была нелегкая, как в физическом, так в особенности в моральном отношении.

В Одессе в тот период господствовало крайне напряженное настроение. После "Потемкина", глубоко взбудоражившего население, после погрома и быстрого роста всевозможных анархических и экспроприаторских групп, пришел роспуск 1-й Государственной думы. В городе было объявлено военное положение. Войска и полиция все время держались наготове, создавая в городе тревожное настроение. Тюрьмы были переполнены. Но не столько количество тюремного населения, сколько его качество, делали роль старосты трудной, часто драматической. Большое количество арестованных экспроприаторов, многих из которых было трудно отделить от уголовных, чрезвычайно затрудняло взаимоотношения между арестованными и начальством тюрьмы. Все усложняющаяся работа старосты заставила политических заключенных выбрать на помощь Б. О. еще двух старост. Выбраны были: анархист Гершкович, брат незадолго до того повешенного анархиста, и я. Распределяя между собой функции, мы предоставили Б. О. сношения с начальством и властями.

 

В тюрьме было неспокойно: благодаря переполнению, надзиратели не удавалось держать камеры все время запертыми. У арестованных было много отмычек, и стоило только одному из них выйти в коридор, как он открывал целый ряд камер и коридоры заполнялись шумной толпой. Особенно трудное положение создалось во время двух голодовок, — одна из них длилась двенадцать дней, другая — восемь. Благодаря вызывающему поведению экспроприаторов, которые свою голодовку проводили "теоретически", день был заполнен всякими конфликтами. Нервное и агрессивное поведение начальства, имевшего в своем распоряжении воинские части, доводило конфликт часто до опасной остроты. В то время как мы с Гершковичем напрягали все усилия, чтобы загнать буйствовавших арестованных в камеры, Б. О. Богданову приходилось вести переговоры с прокурором и начальником тюрьмы, которые грозили ввести солдат в тюрьму и открыть стрельбу.

Хладнокровие и спокойное достоинство Б. О. Богданова сыграли исключительную роль в предотвращении трагической развязки.

Особенно острое положение создалось, когда анархист Таратута, с оружием в руках отбивавшийся от полиции и жандармов, был привезен в тюрьму для предания военно-полевому суду. Его расстреляли среди бела дня на глазах у сотен уголовных, облепивших все окна, выходившие на внутренний двор тюрьмы.

В эти трагические месяцы не только близкие сотрудники Б. О. по старостату, но и все население тюрьмы, включая уголовных, прониклось глубоким уважением к Б. О. Богданову.

Это был крепкий, твердый, убежденный человек с сильным характером и не сгибавшийся в самые трудные времена.

 

Социалистический вестник. 1960, № 4. С. 75

 

ВЕСТИ ИЗ КОНЦЛАГЕРЕЙ

 

За последние несколько лет за границу все реже и реже проникают сведения о том, что происходит в советских концлагерях и тюрьмах. Прежде всего население концлагерей сильно уменьшилось в связи с политикой по-сталинских правительств, которые, в своем стремлении "рационализировать" свой режим и освободить его от уже ненужных ему эксцессов террора, выпустили на волю из тюрем и концлагерей большое количество заключенных. Некоторые лагеря были распущены, другие были сильно сокращены. Правда, слухи, доходившие сюда, о

 

том, что вся лагерная система фактически отменена и новых арестов будто бы совершенно не производится, оказались советской пропагандой. Однако, проникли за границу и прямо противоположные сведения. Так, в американских газетах были напечатаны цифры арестованных после Московского фестиваля в августе 1957 г. С другой стороны, возвратившиеся за последние годы арестованные в свое время в России иностранцы, в особенности немцы, рассказывая о значительном сокращении числа арестованных, все же настаивали на том, что лагеря эти продолжают существовать и после амнистии, данной после смерти Сталина и исчезновения Берии.

Но в общем все эти сведения были очень скудны. Поэтому серия статей М. Вейнбаума, напечатанных в "Новом Русском Слове" в ноябре и декабре 1959 г. и имевших своим основным источником сообщения очень хорошо осведомленного и интеллигентного немца, проведшего в советских лагерях двенадцать лет, и только недавно вернувшегося на родину, имеет значительный интерес. В частности, он сообщает большое количество имен своих сотоварищей по несчастью в разных лагерях, в том числе многих русских общественных и политических деятелей, литовцев, чехов и, помимо этого, называет большое количество советских чекистов и "осведомителей", из которых некоторые в свое время были ближайшими сотрудниками Хрущева, а после смерти Сталина были освобождены и поставлены снова "на работу". Не имея возможности перепечатать у нас весь этот большой материал, мы хотим только привести некоторые имена, которые могут заинтересовать русскую эмиграцию и за пределами круга читателей "Нового Русского Слова".

Так, он называет профессора Льва Платоновича Карсавина, петербургского профессора Николая Николаевича Пунина, студента Института восточных языков во Владивостоке А. Я. Климова — бывшего социалиста-революционера, в 1918 году перешедшего к большевикам, петербургского поэта С. Д. Спасского, чешского коммуниста Карела Голиата, основателя партизанских отрядов на территории СССР для борьбы против Гитлера, литовского епископа Раманаускаса, латвийского епископа Дульбинского, чешского кардинала Яворка и других.

Для нас и наших друзей были особенно ценны те сведения, которые касаются нашего близкого товарища и друга Бориса Осиповича Богданова, одного из видных деятелей нашей партии в эпоху Февраля.

Вот что напечатано о Б. О. Богданове в статье М. Вейнбаума в "Новом Русском Слове" от 26 декабря 1959 г.:

"Прежде всего о Борисе Осиповиче Богданове. Икс (так М. Вейнбаум называет своего информатора) очень хороню его знал с ноября 1949 г., когда он прибыл в лагерь Инта из какого-то сибирского лагеря.

 

Затем Икс перебывал вместе с Богдановым в разных лагпунктах Абези до конца 1954 г., когда Богданова отправили в Инвалидный дом в Потьму. Дом этот стоит в лесу, в полутора километрах от железнодорожной станции и находится под надзором МВД.

В апреле 1955 г. Икс также был отправлен в Потьму, где и жил с Богдановым в одной комнате, проводя с ним все время. Богданов много рассказывал ему о прошлом, о своем пребывании в 1917 г. в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, о своих встречах с Лениным и с другими большевиками.

Богданов оставался непримиримым врагом советского режима, держался очень достойно и пользовался уважением остальных заключенных. Чекистам сломить его не удалось. В Абези он имел право отправлять два письма в год и получать посылки от сестер и дочерей (У Б. О. была одна сестра и одна дочь. — Я. Б.), так что в этом отношении ему жилось лучше, чем остальным.

В 1953 г. с ним случился легкий удар, от которого он оправился после нескольких месяцев пребывания в стационаре. Конечно, память его ослабела, бывали иногда заскоки в речи, но он по-прежнему был кряжист, жизнелюбив и неутомимый рассказчик. Он говорил, что ни на йоту не изменил своих политических убеждений и никогда не перестанет быть социал-демократом (он говорил социал-демократом) и просил Икса, если ему удастся вырваться в свободный мир, сообщить его товарищам, что он "остался прежним Богдановым".

В июне 1955 г. к Богданову в Потьму приезжала на свидание сестра, врач по профессии, а осенью дочь с внучкой. Это были первые его встречи с родными после многих, очень многих лет. Свою пятнадцатилетнюю внучку Богданов видел впервые. В октябре 1956 г. с ним приключился второй удар. Он лежал в стационаре Инвалидного дома в Потьме в безнадежном состоянии. К нему приехала из Москвы сестра с разрешением увезти полуживого брата. Точная дата его смерти Иксу неизвестна".

 

Социалистический вестник. 1960. № 4. С. 24.