ОДЕССА

 

Вслед за этим собранием я был приглашен в Одессу для чтения лекций.

Транспорт уже налаживался.

От Москвы до Одессы я ехал приблизительно двое с половиной

 

суток. Добыл билет III класса с плацкартой и спальным местом. В вагоне было тепло, чисто и светло благодаря электрическому освещению. Я давно так не ездил и, лежа на своей верхней полке, хорошо отдохнул.

И это было очень кстати — ибо в Одессе пришлось прочесть много лекций (всего было за три недели 17 собраний).

Город еще не вполне оправился от страшного голода предыдущего года.

Старый профессор университета, которого я посетил, описывал ужасы, свидетелем которых он был. На каждые два—три квартала можно было встретить на улице труп умершего от голода человека.

По утрам их собирали на особые дроги, и человек, управлявший лошадью, сидел на них запросто, как на куче дров — до того это явление стало уже обычным. Сам профессор, за недостатком топлива, сжег значительную часть своей мебели. Еще и теперь можно было встретить на улицах людей, у которых вместо обуви были на ногах тряпки, обвязанные бечевкой.

В общем разные области России по очереди переживали голод, — и тут сказывался своего рода закон нравственного возмездия. Я помню, как жители богатых поволжских губерний отказывались даже продавать хлеб приезжим голодным из Москвы. Ездивший туда на поправку больной директор одной московской гимназии рассказывал мне, что в Саратовской губернии можно было умереть с голоду среди гор хлеба.

И что же? Года через два нужда в хлебе дошла в этой местности до того, что люди дошли до трупоядения и людоедства.

История голода в России подтвердила истинность изречения: «неурожай от Бога, а голод от людей».

С особенным интересом я посетил в Одессе общину евреев-христиан. Они исповедуют Иисуса Христа, как Мессию, и вообще принимают целое Евангелие.

Они примыкают в настоящее время к Союзу Евангельских Христиан, объединяясь с ним в верованиях. Своего еврейского происхождения они не только не скрывают, но подчеркивают именно то, что, будучи евреями по плоти, они открыто признают

Иисуса Христа как Богочеловека и Мессию Израиля и всего человечества.

При старом режиме они сознательно отказались пользоваться государственными привилегиями, присвоенными христианам,

 

обозначали себя как евреев в паспорте и подвергались вместе с прочими евреями всем правовым ограничениям, жили только в черте оседлости и т. д.

За это прочие евреи (иудеи) уважают этих евреев-христиан.

С своей стороны русские относятся очень сочувственно к евреям-христианам. Во время погромов многие евреи находили в общине последних надежное убежище.

Устроить в этой общине лекцию с открытым объявлением мне местные власти не разрешили, так что пришлось ограничиться частными приглашениями. Пришло все же человек сто. У общины хороший зал. На входных дверях, на стекле выгравированы на древнееврейском языке слова из Библии.

Во время собрания поются духовные гимны Христу на ново и на древнееврейском языке.

Я читал здесь лекцию на тему: «Христос и евреи».

Молитву произносил старый еврей-христианин. Он рассказывал мне, как он пришел к вере во Христа совершенно без помощи миссионеров или вообще христиан, но исключительно благодаря чтению Евангелия.

Этот проповедник подарил мне Новый Завет на древнееврейском языке на память. Другой еврей, старик лет 60, человек любящий Христа, горячо молился после нашей беседы с ним. Он бы уже принял крещение, но, по его словам, его удерживает страх огорчить свою престарелую мать.

Эта и другие беседы дали мне лишний раз почувствовать, как жаждет своего Мессию еврейский народ и как он горячо любит именно Иисуса Христа, — только бы мы, христиане, не заслоняли собою Его святой и совершенный образ и свидетельствовали Израилю о Божественной любви прежде всего путем нашей любви ко всем, и к этому народу, в частности.

С другой стороны, атеистическое направление растет и среди еврейской молодежи. Незадолго до моего приезда — некоторыми ее представителями было устроено «комсомольское»^* шествие; это было в Судный день (Йомкипур).

Они останавливались около синагог с кощунственным криком «Weg mit Gott!», но без видимого влияния на молящихся.

Побывал я также в местном украинском православном храме. (К этому времени образовалась украинская автокефальная церковь).

На литургии было полно народу. Иконы были нарядно убраны вышитыми полотенцами согласно местному народному обычаю. Какая-то особая мягкость и поэтичность создавалась задушевной украинской речью.

А какое пение! Особенно потрясло меня исполнение запричастного стиха: пели духовный стих о Страшном Суде, полный священного трепета, тревожно зовущий, будящий беспечную душу от сна...

Мое любимое место в Одессе — берег моря.

Я старался каждый день быть на берегу.

Видел его и в ясный солнечный день, когда иссиня-изумрудные волны с белой жемчужной пеной играли и нежились в солнечных лучах и с тихим рокотом набегали на прибрежные камни. Видел его и в бурную погоду — под темным небом: передо мною поистине было Черное море. Высокие водяные валы, гремя и сверкая, с бешеной яростью бросались на берег...

Я любил подолгу следить за уходящими парусными судами. Вон уж виднеется только белое крыло полотнища, все бледнее и бледнее... и наконец оно растаяло в синеющей туманной дали. Они идут один за другим, туда, в неведомые края... В душе у меня являлось странное чувство, что и я уеду скоро туда же в далекое путешествие. Меня что-то влекло и чудилось в этих неясных перспективах что-то красивое, неизведанное, новое. Впрочем, в этих грезах подсознательно отражалось и действительное приглашение, которое в июле 1922 г. я получил с Запада — меня звали на время туда для духовной работы, для свидетельства о Христе, между прочим, среди русских, рассеянных на чужбине.