- 256 -

ТАЙНА ПОБЕДЫ

То, что я пережил за несколько лет в западной Европе, представляет столь многообразный материал, что изложение его требует особой книги.

Я ограничусь лишь несколькими основными впечатлениями. Прежде всего о старушке Европе, о нашей второй родине, по выражению Достоевского. Я коснулся ее «священных камней», но увы! — они большей частью оказались именно «камнями», изваяниями прошлого, жгучим упреком, обличающими убожество настоящего, то самое банкротство и угасание, о котором пишет Шпенглер в своей книге «Закат Европы!»

Эти памятники, начиная с памятника Яна Гуса, напомнили мне гневные слова Христа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники

 

- 257 -

праведников»...

Реформаторы далекого прошлого, Виклеф, Гус и Лютер, выступали в защиту чистого Евангелия против его человеческих искажений; они реформировали себя и Церковь во имя Евангелия.

Реформаторы же наших дней покушаются реформировать самое Евангелие в защиту человеческой моды, капризов и вкусов. И таким образом реформация вырождается в деформацию, и вино Евангелии становится пресной, скучной теорией, мутной водой, которую жаждущие отвергают с гневом и отвращением. На разных конференциях и собраниях, в храмах и университетах я имел уже случай выразить эти мысли в свете нашего религиозного опыта, насколько я в состоянии его сознавать, и в этом я вижу цель своей миссии, своей заграничной «командировки».

И не в этом ли миссия «великого русского рассеяния?»

Мы несем из России великую весть всему миру.

Мы пришли на Запад из горящего дома. Старые ценности, в том числе и религиозные, испытываются в огне революции, и уцелевает лишь то, что зиждется на вечном Божественном основании, на камне веры во Христа, веры, горящей всецелой любовью.

«Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего и не возлюбили души своей даже до смерти» (Откр. 12: 11). В России побеждает только такое цельное христианство, вернее. Сам Христос.

Всякое другое христианство, половинчатая религия, отвлеченный идеализм — горят, как солома, в огненном испытании, в горниле величайшего переворота, перед лицом величайшего экзамена, предъявившего человеку эти жизненные и неизбежные вопросы о труде, о социальной правде, о вселенском братстве, о смысле жизни, о Боге. Этот пожар испытает всю землю. «Година искушений придет на всю вселенную, чтоб испытать живущих на земле», как сказано в Откровении.

Мы пришли из горящего дома, а вы, наши западные братья, живете в этом же доме, только этажом повыше. Мы пришли не для того, чтобы петь вам колыбельные песни и вы продолжали бы беспечно спать на подушке мещанского благополучия. Разве вы не слышите, что в вашем жилище уже пахнет гарью, — пахнет дымом и все это туманное богословие, и все хитроумное сооружение буржуазного христианства, которое задалось безумной целью не мир Христу покорить, а заветы Христа приспособить к миру? Когда-то русский изгнанник Герцен, разочарованный Западной Европой, хотя

 

- 258 -

он был и западник, изрек о западной культуре суровое слово — что в ней «мещанство победит». И вот оно уже побеждает.

Христианство без Христа, будет ли это саддукейское либеральное отрицание живого Бога и чуда, или фарисейский мертвый догматизм, признающий лишь идею Бога и Богочеловека, но не имеющий Самого Бога, Самого Христа, — не устоит в грядущем испытании.

Вот оно идет, как буря и как вихрь.

На площади Революции, в Москве, на бывшем здании Городской Думы, начертаны слова: «Революция есть вихрь, который отбрасывает назад всех, ей сопротивляющихся».

Нет, вы не устоите перед пламенным дыханием этой бури — наоборот, все ваше компромиссное христианство, исповедующее Евангелие в теории и на бумаге, лишь готовит почву и собирает горючий материал для грядущего мирового пожара. Всякая неправда в социальной или мировой, отечественной или колониальной политике — лишнее полено в разгорающийся костер, всякая человеконенавистническая речь в парламенте раздувает его пламя...

«Мы знали, чего мы хотели, и потому мы победили», — писал как-то Ленин.

— Да, вы победите, — говорил социалистам еще до революции один оратор (архимандрит Михаил): — но после всех победителей победит Христос.

Вихрь революции отбрасывает всех, кто ей сопротивляется. Так веруют вожди революции в свою конечную победу над теми, кто сопротивляется революции ее же оружием, т. е. материальною силою. Другой силы не признают материалисты.

Между тем, того, кто утверждает себя в духе, в Боге и Христе, того не опрокинет никакая буря и никакой вихрь — ибо он идет не против, а выше революции. И Христос победит этим Своим «выше», ибо всякий жаждущий правды, красоты и добра предпочтет то, что выше. «Не воинством, не силою, но Духом Моим», — говорит Господь.

Это я сам испытал на своем маленьком жизненном опыте. От революции не спасут никакие блокады — ибо «пожар не на крышах домов, а в умах», как говорил Достоевский в «Бесах».

Ее не победят никакие интервенции — кроме интервенции Духа, т. е. внесения в жизнь совсем новой природы возрожденного свыше человека, живущего уже не эгоизмом, а жизнью Христа. Помимо этого возрождения, никто не может «выпрыгнуть из своей классовой кожи», по справедливому выражению социолога Зомбарта,

 

- 259 -

не может из эгоиста и эксплуататора поистине переродиться в новую тварь, в сердце которой начертаны заветы Христа.

Как-то на одной из моих лекций в Москве меня спросили: когда кончится вся эта разруха?

Насколько я помню, смысл вопроса был в том — может ли все это нестроение миновать без вмешательства нового переворота, без вмешательства внешней физической силы? Я ответил так:

«Когда в зимнюю пору поля бывают засыпаны сугробами снега — что делают земледельцы?

Берут ли они лопаты и убирают ими снег? Конечно, нет. Придет вешнее солнце, которое сверху пошлет свои горячие лучи... И растают холодные снеговые пласты...

Когда в душах русского народа взойдет Солнце Правды — Христос — все чуждое, тяжким бременем тяготеющее над нашей землей, сгинет в лучах Лица Господня, как тает воск от огня».

Русский атеизм, сковавший ледяною корою творческую мощь русского народа, есть глубокая болезнь духа.

Может быть, ее назначение в историческом процессе состоит в том, чтобы выморозить всю гниль, накопившуюся в организме русской религиозности. Это железная метла, выметающая сор из храма. Тяжелый молот, который «дробя стекло, кует булат».

Ошибка и грех атеистов состоит в том, что они, — «выливая из корыта грязную воду, выбрасывают и ребенка». Но уже и теперь некоторые из них начинают видеть свой промах.

Бочка рассыпается, когда сбивают с нес обручи.

Так распадается государственная церковь, когда отнимается от нее помощь государства, силой железного полицейского аппарата и внешних привилегий, удерживавшая народ в церкви, словно обручами скреплявшая ее внешнее единство.

Эти обручи разбил тяжкий молот революции, и народ стал уходить из церкви. Остались в ней те, кто связан подвигом личной веры с главой ее Иисусом Христом.

Борьбу против лжи и обмана в религии благословляет Сам Бог. Но когда люди начинают метать камни и стрелы в самое небо, они обрушиваются на их же головы.

Те самые дети, которых атеисты пытались воспитать без религии, восстанут на своих родителей и учителей — и уже восстают.

Несколько лет тому назад происходило в Москве совещание духовенства и мирян православной Церкви.

Был поднят вопрос о борьбе с нарастающим сектантством.

 

- 260 -

Некто предлагал старую меру — сектантских миссионерских курсов организацию противосектантских миссионерских курсов.

Тогда встал убеленный сединами епископ (он же был председателем на собрании) и сказал: «Мера эта уже и в старое время показала свою негодность. Все мы должны признать, что эти штундисты гораздо выше православных в нравственном и культурном отношении. И мы победим их только тогда, когда своих православных прихожан воспитаем так, что они будут выше сектантов по своей нравственной жизни».

Тут опять был выражен тот же закон истинной победы — «не против, а выше, поп contra, sed supra». Победа лежит в превосходстве. Поистине, борьба между людьми есть состязание в благородстве.

Побеждает в последнем счете тот, кто поступает благороднее.

 

 

Второе применение этого же закона превосходства, которое я вывел из опыта, описанного в этой книге — касается тюрьмы.

Хотите ли вы, чтобы не было тюрем?

Конечно, простейший способ решения этой социальной проблемы есть внешнее уничтожение тюрем.

            Это и сделала с большим увлечением революционная толпа в Петрограде в начале переворота, предав огню знаменитый Литовский замок, Окружной суд и т. д.

Но вскоре на место этих уничтоженных зданий появились новые так же, как на место каждой головы Лернейской гидры, срубленной Геркулесом, появлялась новая.

Так же и после французской революции Бастилия осталась Бастилией — разве что поставили ее в другом месте и украсили золотыми буквами, выражающими великие лозунги: «Братство, равенство, свобода».

Тюрем не будет лишь тогда, когда будет устранена главная причина их, т. е. грех, все равно, чей грех — заключаемого в тюрьму или того, кто его сажает. Грех искони построил тюрьму. А грех не сожжешь никаким физическим пламенем. Он несгораем, а вместе с ним несгораема и тюрьма.

Но есть огонь, который сжигает и грех своим очистительным пламенем, и этот огонь принесен на землю Христом. «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся».

 

- 261 -

Хотите ли уничтожить тюрьмы? Тогда освобождайте человека из плена греха. Поднимите его духовно. И тут опять тот же закон — «поп contra, sed supra», «не против, но выше».

Кроме старушки Европы, я встретил на Западе еще одну старушку, с знакомыми и родными чертами — это нашу эмиграцию.

Как трогательна эта жажда сохранить в целости все священное на чужбине — и язык, и литературу, и обычаи, и религию, и общественные идеалы! Но как печально, что эмиграция во многом оказывается лишь такой старушкой, которая «вся в прошлом» — даже и будущее представляется ей лишь, как реставрация прошлого со всеми теми особенностями русского быта и государственности, которые и привели к катастрофе... Как будто и не было войны и революции с потоками крови и слез! Как будто она ничему не научилась! И она предпочитает жить в созданных фантазией грезах (хотя бы и религиозных), забываясь в тяжелом летаргическом сне.

Бедная, бальзамированная Россия! Она забывает, что чудо воскресения России, как и всякое чудо, совершается не против природы и не помимо природы и реальной исторической действительности, а лишь выше природы (поп contra, поп praeter, sed supra).

Но, конечно, всякое обобщение и тут опасно. Лжива обобщенная мысль некоторых эмигрантов, что там, «за красной чертой» — все плохо, как в зачумленном лагере. Я видел и пытался показать в этой книге, что и там жив творящий Бог, и там «душа — по природе христианка», и в самом богоборчестве своем она подчас восстает не против Бога, неведомого ей, а против божков и религиозных предрассудков — бунтует не против религии, а против религиозного дурмана, не против служителя и священника Бога живого, а против «служителя культа», который кадит, зевая и крестя лениво рот, и заботится не об овцах, а об их шерсти.

Так и в Европе я встретил наряду с бесплодным рационализмом и молодую, ключом бьющую энергию веры, апостольскую ревность о цельном и чистом Евангелии, о воплощении в жизнь заветов правды и братства, как основ счастливой трудовой жизни.

Встретил не только священные камни прошлого, но и живые камни, из которых создается вселенский храм...

Так и в эмиграции я нашел немало подлинной религиозной жажды, подлинного стремления раз навсегда отделить религию от политиканства и освободить Церковь от обмирщения. Встретил

 

- 262 -

горячую веру в грядущее сочетание (синтез) Правды Востока и Правды Запада, правды о Небе и правды о Земле, слияние в цельном религиозном порыве созерцательного и деятельного начала, вечно-женственного и творчески-мужественного, старых ценностей и новых дерзающих откровений.

А пока все это будет и свершится, мы странствуем в великом рассеянии, мы ходим по улицам Парижа, Лондона и Берлина — учимся и свидетельствуем о том, чему научила нас величайшая в мире катастрофа. «Слушайте русскую революцию, слушайте ее всем сердцем», и поймите ее предостерегающие уроки, те огненные письмена, которые Бог (ибо Он есть и Бог истории) начертал на стенах современного Вавилона: «Мене, Текел, Перес».

«Твои дни сочтены! Ты взвешен на весах и найден очень легким! Разделено царство твое и отдано твоим недругам». (См. Дан. 5).