СТАЦИОНАР. ЛЕЙТЕНАНТ БАУЭР

В продолжение рассказанного происшествия, принужденный к боли и неподвижности, физически выжатый нерабочим размером пайки, в марте оказался на больничной койке с тяжелым воспалением легких. Жизнь в те годы была захлестнута столь мощным валом недоброго, что трудно было бы полагаться на возможность даже единичных подтверждений выведенных, должно быть, по удачным исходам формулы «нет худа без добра». Но именно в эти дни истощения и высоких температур, оказалось, ждала меня доля добра. В ней трудно выделить главное — всему было суждено стать ключевым для последующей жизни. Это и умелое лечение в сочетании с добрым вниманием, состраданием вольнонаемного врача Елизаветы Александровны Знаменок, ее старанием поддержать питанием в рамках доступного по положенности, благодаря чему, ступив за порог больницы, смог, образно говоря, стоять на ногах. Добро пришло и в виде встречи с доставленным в стационар в состоянии кризиса лейтенантом-фронтовиком Андреем Андреевичем Бауэром, отношения дружбы с кем были тем необходимым локтем в противостоянии машине лагерей и стали одним из источников тепла для наших семей в более поздние годы. В июне—августе сорок первого командир стрелкового взвода, потом начальник разведки полка, он был снят с войны после ранения и госпиталя из-за немецкой национальности и оказался в лагере, пройдя унижение «трудармией» за колючей проволокой. Красноречива подробность о его назначении помощником начальника штаба полка по разведке (ПНШ-2). Оно состоялось после эпизода, где командир дивизии в ожидании очередной атаки гитлеровцев (происходило это в первые месяцы войны, в Эстонии) проверял готовность взводов, и первые несколько заслужили остро критических оценок. Бауэра же похвалил. Спросил о его национальности.

— Немец.

— Вот учитесь у немца, как надо относиться к делу,— жестко сказал генерал сопровождающим.

В стенах больницы произошел и эпизод, вырвавший меня из безнадежности общих работ и определивший, как оказалось, область моих профессиональных занятий в жизни. Двое больных, занимавшие свои нары в больнице в часы после работы до утра, иногда коротко уединялись за шахматами. Как-то на несколько минут задержался у их стола. На мои осторожные реплики по поводу позиции на доске один из них предложил сыграть. Партия сложилась для меня удачно. Партнер поинтересовался, кто я и как оказался здесь. Выслушав ответ, Лев Савельевич Прузнер предложил после выписки из стационара подойти с его рекомендацией к Мустафину, авторитетному плановику в Транспортном управлении. Так я стал статистиком, затем, благодаря участию и помощи окружения в отделе, экономистом. Вырос до должности начальника плановой части подъездных путей нормальной колеи (несколько лет еще оставались и узкоколейные), после того как занимавший эту должность мой ближайший руководитель и добрый учитель Прокопий Андреевич Богданчук был взят в сорок восьмом органами репрессий повторно, и след его потерялся.

Сложилось так, что, встретив Льва Савельевича, я не только обрел шанс на жизнь, нашел тропу в профессию, но и вступил в дотоле слабо видимый мной мир трагедий другого, выкошенного в тридцатые, поколения — людей, удивительных своей образованностью, истинной интеллигентностью, человечностью, глубинной порядочностью, профессионализмом, подчиненным верному и педантичному служению интересам государства. Уже в силу одной их естественной исключительности полагаю себя обязанным рассказать по возможности подробно о них, с кем свели меня в те годы судьба и работа — тем более, что, насколько мне известно, никто другой печатно, вслух не назвал их имен, не поведал о их горьких судьбах.